Герцог Веллингтон выбрал для обороны холм, с растущим одиноким вязом на нем. И ждал.

Дождь ослабел, но не прекратился. Когда последние части британской пехоты входили в Ла-Бель-Альянс они могли различить за деревьями Угумона косые струи дождя, уходящие к западу. Не то, чтобы это их волновало. Они просто шли, таща свои заплечные мешки, патронные сумки, фляги с водой, мушкеты и байонеты; семьдесят фунтов багажа на человека. Многие из них шли маршем всю предыдущую ночь, а теперь еще и весь день, да еще под проливным дождем. Их плечи до крови были стерты мокрыми лямками сумок. Сухими были только заряды, обернутые промасленной бумагой и запрятанные глубоко в патронные сумки. Телеги с продовольствием были давно пусты, так что люди, прикончив все свои запасы, были еще и голодными. Телеги снабжения, которые так и не доехали к Катр-Бра, все еще прорывались по небольшим затопленным дорогам к перекрестку Мон-сен-Жан. В телегах была запасные боеприпасы, оружие, запасные кремни, бочки с солониной, хлебом, ромом, а также ящики с хрустальными стаканами и столовой посудой, чтобы придать лоск офицерским палаткам. Вместе с телегами снабжения по холодной грязи шли женщины, шли к своим ожидающим сражения мужчинам.

Эти мужчины расположились за гребнем холма, где рос вяз, и ждали. Квартирмейстеры распределяли места для батальонов на промокших полях. В лес отправили отряды лесорубов заготавливать дрова. В Мон-сен-Жан встали на стражу провост-маршалы, герцог Веллингтон особо предупредил, что у местного населения воровать воспрещается, но, несмотря на предупреждение, в деревне вскоре не осталось ни одной курицы. Люди разожги костры, пожертвовав для них несколько зарядов, без которых невозможно было запалить промокшие дрова. Никто не делал укрытий, для этого не хватало дерева, да и дождь все равно бы просочился сквозь щели. Красная краска от мундиров, промокнув, пачкала серые штаны и когда нас люди мало-помалу разошлись по своим перепачканным палаткам, их мундиры приобрела грязно серый цвет.

Кавалерия добралась до места к полудню. Офицеры штаба определили им место позади пехоты. Лошадей привязали к длинному ряду колышков, часть всадников начала косить траву, а других приставили к насосам качать воду в ведра. Кузнецы пошли проверять у усталых животных подковы и чинить их по мере надобности.

Артиллеристы расположили свои пушки чуть дальше гряды, и большинство орудий было скрыто из виду для любого наступающего врага, хотя пушки все равно могли стрелять вниз по склону. В центре холма, прямо возле вяза и живой изгороди спрятали еще несколько орудий.

Артиллеристы разместились возле опушки, недалеко от своих пушек и, как заметила пехота, у артиллеристов были свои палатки, артиллерия единственная в армии имела закрытые телеги. Ни одна пушка не может воевать без снабжения, а батарее из шести орудий требуется телега с запасными колесами, телега с фуражом, две телеги с разным имуществом, восемь телег боеприпасов, девяносто две лошади и семьдесят мулов. Так что территория между холмом и лесом вскоре была заполнена до отказа людьми и лошадьми. Дым от костров затянул все небо. Канавы затопило дождевой водой, и она полилась на поля, где должны были спать солдаты.

Несколько офицеров прошли чуть вперед, чтобы взглянуть на юг. Они видели, как последние части британской кавалерии и артиллерии добираются до места. Дорога опустела. Фермеры со своими семьями, чернорабочие и домашний скот давно уже ушли из трех ферм в низине долины. Никакого движения больше не было. Британские артиллеристы, стоя неподалеку от своих пушек, ждали своих целей.

Рано утром дождь прекратился, хотя ветер был все еще сырой и холодный. Некоторые пехотинцы попробовали высушить промокшие мундиры, раздевшись догола и развесив униформу над кострами.

Вдруг с холма раздался пушечный выстрел.

Несколько раздетых пехотинцев подбежали к гребню холма и увидели, что девятифунтовка выпалила в отряд французских кирасиров, скачущих по долине. Выстрел заставил этих бронированных всадников остановиться. Одна лошадь ржала и била ногами, а ее всадник лежал, не шевелясь. Остальные вражеские кавалеристы собрались возле дальнего склона возле Ла-Бель-Альянс. Возле гостиницы развернулась батарея из четырех французских орудий. Были различимы крошечные фигурки французских пушкарей, суетящихся возле пушек, затем они отбежали, и пушки выпалили в сторону британских батарей.

В ответ выстрелили все британские пушки на гребне холма. Массивный залп прогрохотал будто недавний гром. Весь гребень холма затянуло дымом, воздух наполнил свист ядер и глухие удары в грязь посреди вражеской кавалерии. Штабные офицеры поскакали вдоль гребня, приказывая артиллеристам прекратить огонь, но было уже поздно. Французские штабные офицеры, глядя на позиции британцев из таверны, увидели, что столкнулись не с горсткой отступающих пушек, а с артиллерией целой армии. По дыму они могли даже видеть, где расположены эти пушки.

Теперь Император знал, что отступление британцев закончилось, и генерал-сипай выбрал место сражения.

В местечке среди ферм, колосящихся полей, пастбищ, фруктовых садов стояли три фермы: как крепости, которые завтра французы должны будут взять, а британцы удержать. Это местечко называлось Ватерлоо.

Глава 11

— Неподходящий день для крикета, а, Шарп? — шуткой приветствовал Шарпа подполковник Форд, хотя шутки сейчас были вряд ли уместны. Полковник с майором Вином пригнулись возле живой изгороди, прячась от ветра за тремя сломанными зонтами.

Шарп счел это приветствие как знак того, что его простили за вчерашнюю узурпацию власти над батальоном. Шарп приказал батальону убегать к деревьям, а Форд в это время лишь раздумывал что делать, но вроде бы Форд не имел желания выяснять отношения. Вин, сидевший на корточках возле корней деревьев живой изгороди, недружелюбно взглянул на стрелка.

— Я хочу навестить мою старую роту. Если вы не против, Форд? — Говядина и хлеб, которые Шарпу предал Ребек, все еще лежали в сумке Шарпа. Ему не нужно было разрешение Форда, чтобы прийти к лагерю личных волонтеров Принца Уэльского, но спросить такого разрешения было бы любезным жестом, тем более после того как Ребек прочел Шарпу лекцию о пользе такта и дипломатичности. Лейтенанта Доггета Шарп услал в Ватерлоо, где расположились на постой генералы, но сам Шарп не желал встречаться с Принцем. Он предпочел ему компанию своего бывшего батальона.

Шарп и Харпер отыскали своих бывших сослуживцев, сидящих на корточках возле маленьких костров, разожженных из мокрой соломы и веток от живой изгороди. Майор д`Аламбор собирал письма тех, кто умел писать и кто хотел передать своим семьям весточку.

Снова пошел дождь. Люди проголодались и замерзли, хотя ветераны войны в Испании и говорили, что в сравнении с той кампанией эта — просто рай. Новобранцы же, не желая прослыть нюнями перед ветеранами, молчали и не жаловались.

Ветераны роты освободили место поближе к костру для Шарпа и Харпера, и Шарп заметил, что ветераны собрались возле одного костра, а новобранцы возле другого. Но даже ветераны нервничали в эту дождливую ночь. Шарп подтвердил слухи, что пруссаков побили, но обещал, что армия маршала Блюхера отступает по дорогам параллельно с британцами, и что маршал обещал с первыми лучами солнца выступить на помощь Веллингтону.

— А где сейчас пруссаки, сэр? — спросил его сержант Хакфилд.

— Там, — Шарп ткнул пальцем налево. Позиция личных волонтеров Принца Уэльского была на правом фланге британцев, почти по центру между вязом и дорогой, ведущей вниз к Угумону.

— А далеко они от нас, сэр? — продолжал расспросы Хакфилд.

Шарп пожал плечами.

— Не очень. — Собственно, он и сам не знал, ни где лагерь пруссаков, ни даже то, действительно ли маршал Блюхер собирается пойти на помощь, но Шарп понимал, что должен дать этим людям надежду. Новобранцы придвинулись поближе к ветеранам, чтобы послушать разговор. — Самое главное, — громко произнес Шарп, — что пруссаки подойдут утром и будут сражаться.