Правды лгать не только дозволено, но и необходимо). Хотя, впрочем, из того факта, что падение царского режима привело и к падению государства, ведь еще, кажется, не следует, что всякий, кто подвергал правительство какой-либо критике, был неизбежным пособником большевиков, “Лил воду на их мельницу”? (“На чью мельницу?” – этот “исказительный оборот” справедливо возмущает

Солженицына, когда при его помощи затыкают рты желающим сказать неприятную правду.) Скорее всего, в России зрел и нарывал обычный для истории трагический конфликт, где не бывает правых и неправых: каждая сторона действовала так, как повелевали ей фантомы, во власти которых она оказалась. И фантом, подчеркиваемый Солженицыным -

“прогрессивно то, что протестует против угнетения евреев, и реакционно все остальное” (с.460) – для либералов вовсе не был самым могучим стимулом к борьбе, а, подозреваю, у всей “прогрессивной общественности” стоял на 81-м месте, но только Толстой с его ненавистью к лицемерию решился в этом признаться (с.461).

“Сочувствие к евреям превратилось почти в такую же императивную формулу, как “Бог, Царь и Отечество””, – цитирует Солженицын известного израильского публициста Александра Воронеля (с.464), называя его объективным и прозорливым; но следует ли из этой императивности, что либералы ей следовали более искренне и самоотверженно, чем служили Богу, Царю и Отечеству консерваторы? Где примеры – не деклараций, а реальных, серьезных политических жертв русского либерализма еврейскому равенству? То есть примеры отступлений от собственных планов, от собственных либеральных и социалистических моделей, выработанных просвещенной пошлостью “всего цивилизованного мира”? Я задаю этот вопрос без малейшего желания кого бы то ни было подкузьмить: упрек Бердяева (с.423) всему левому спектру – ваша борьба за права евреев не хочет знать евреев – на самом деле констатирует совершенно естественный факт: если отдельные индивиды еще бывают способны на жертвенность, то корпорации – никогда, и народы могут идти на жертвы исключительно во имя собственных иллюзий.

Я повторяю без всякого яда: ни один народ не обязан жертвовать собой для другого, но, по-моему, никто этого никогда и не делал в сколько-нибудь серьезных масштабах. Однако я действительно недостаточно хорошо знаю русскую историю начала века, и если мне укажут, какие важные ошибочные шаги совершил русский либерализм именно ради евреев, а не из-за собственного верхоглядства и позерства, – я буду искренне признателен. Но неужели же это специфически еврейская черта – бесшабашность, доходящая до полной утраты элементарного чувства реальности, до полной утраты инстинкта самосохранения? Обычно евреев склонны обвинять в грехах противоположных… Солженицын же вот как рисует роковое начало Первой мировой войны (с.508) – роковое и для русских, и для евреев: “И русская, и еврейская общественность и пресса оставались вполне преданы Победе, даже первые раззадорщики ее, – но только не с этим правительством! не с этим царем! Они были в запале все того же уверенного соображения, с которым начали войну, простого и гениального: еще на ходу этой войны (а то потом будет трудней) и непрерывно побеждая Германию, – сбросить царя и сменить государственный строй. А тогда – наступит и еврейское равноправие”

(вроде бы и так уже готовившееся на Пасху 1917-го).

Что в этом бреде – фантомном мире – принадлежит русским, а что евреям, – мудрый Эдип, разреши, а мне было бы проще частички влаги из единого облака разделить по водоемам, из которых они испарились.

Правда, по моим личным впечатлениям, самоуверенная пошлость и верхоглядство в еврейском исполнении чаще окрашены теми

“общечеловеческими” принципами, по которым не живет и не может жить ни одна страна в мире. Но более ли опасен, повторяю, именно этот вид упростительства, чем истинно русские разновидности оного? И если даже допустить излишек еврейского влияния на русские умы, то говорить можно лишь о воздействии еврейских пошляков на пошляков русских: серьезные русские люди называли “прогрессивные” газеты и журналы журналами для детей. Но ведь, освободившись от еврейского влияния, русские пошляки и верхогляды западнической штамповки – они что, перейдут под власть разума и ответственности, а не под власть какой-то иной пошлости? “Особый путь” уже чисто русского разлива? Я думаю, это будет именно так: индивид, уверенный, что из любого положения есть простой и быстрый выход, способен поумнеть (если вообще способен) лишь в результате тягчайших испытаний, навлеченных на него собственной легковесностью. Народы же в лице своих младенцев умнеть в принципе неспособны, ибо так называемая народная память хранит лишь воодушевляющие фантомы.

“Простота против неразрешимой сложности”, – под этим лозунгом идут на штурм социальной реальности пошляки, они же утописты всех сортов

– либеральные, авторитарные, националистические, космополитические,

– и либерально-космополитическая пошлость в этом ряду, может быть, и раздражает-то прежде всего потому, что не внушает истинного ужаса.

Хотя в конечном итоге предпочтение тех или иных сортов примитивности есть дело вкуса, – персонально мне трудно сделаться болельщиком за какой-то один из них, я предпочел бы перемещение не от одного утопизма к другому, а к мировоззрению трагическому, которое понимает, что опасности подстерегают нас не с какой-то одной, а буквально со всех сторон. Избыток патриотизма опасен, но опасен и его недостаток; ровно то же можно сказать и о масштабах государственного влияния, и о любых формах международной конкуренции, и обо всем прочем вплоть до предметов самых священных.

Но где граница между социально полезным и социально вредным – человеку знать не дано, он обречен действовать на свой страх и риск и вечно нести ответственность за последствия, так и не зная, прав он был или не прав. Вернейший же признак неправоты – уверенность в своей правоте.

И если Солженицын, на мой взгляд, преувеличивает важность еврейского влияния на русские умы, то выводы, к которым, мне кажется, подводит его книга, достойны самого серьезного отношения. Рискну сформулировать их в виде трех посланий.

Послание к евреям

Не стоит слишком уж открыто презирать чужие фантомы – это озлобляет их почитателей, а вам не приносит ни малейшей пользы: недостаток русского патриотизма для вас так же опасен, как его избыток. Тем более что избыток чаще всего и является реакцией на временный недостаток.

Послание к русским

Берегите собственные святыни, вместо вас этого не будет делать никто. Прежде всего потому, что они в глазах посторонних и не могут иметь никакой ценности.

Послание ко всем

*

*

В борьбе за свои права внутри государства опасайтесь обрушить его на свои головы. И помните, что невозможно нанести ущерб правительству, не нанося ущерб стране. Агрессия всегда есть ответ на угрозу, и в государстве, не испытывающем страха за свое существование, в конце концов неплохо устраиваются и меньшинства, и большинства. Страшитесь прежде всего внушать друг другу страх.

Не знаю, согласится ли под этими посланиями поставить свою подпись сам Солженицын, но я понял его именно так.