Но его хитрый тактический план имеет еще одну интересную сторону. Мы должны сначала путем «позитивной работы» в рейхстаге пробудить у масс интерес к прусскому избирательному праву. Только такое «наглядное обучение» создаст решительных борцов за прусское избирательное право. Значит, без «позитивных завоеваний» масса значения парламентской деятельности не понимает? А как же мы тогда пришли к нашим четырем с четвертью миллионам голосов на выборах в рейхстаг? Каким же образом мы вот уже 40 лет идем от одной избирательной победы к другой, не имея возможности, как теперь признает сам Каутский, проделать в рейхстаге какую-либо запретную «позитивную работу»? Может быть, мы пытались, по рецепту Каутского, поймать массы на приманку «позитивной работы» для использования их избирательного права? Послушаем же снова, что говорил об этом Бебель еще в Эрфурте в 1891 г., выступая против Фольмара:

«Но для нас дело идет о том, что мы показываем массам, как противники на их же собственной почве отказывают им в осуществлении самых элементарных и самых справедливых требований. Это просвещение масс насчет наших противников есть главная задача нашей парламентской деятельности, а вовсе не вопрос, будет ли сначала реализовано какое-нибудь требование или нет. С этих точек зрения мы постоянно выдвигали свои предложения… И наша деятельность такого рода, как доказывают многочисленные письма, находила самую благоприятную оценку в широких кругах рабочих. Значит, мы всегда отстаивали правильную позицию, речь идет в первую очередь не о том, добьемся ли мы того или иного; для нас главное в том, что мы выдвигаем такие требования, какие не может выдвинуть ни одна другая партия».[69]

Итак, не «позитивная работа», а разъяснительная агитация в рейхстаге — вот что привлекло к нам растущие отряды сторонников на выборах. Оппортунистами в партии до сих пор были те, кто утверждал, будто к массам надо идти с «позитивной работой» в руках, иначе народ нас «не поймет». Партия же в большинстве своем всегда с презрением отвергала ловлю масс на приманку обещания «позитивных завоеваний». И тем не менее мы привлекли на свою сторону миллионы избирателей и даже при бурном одобрении масс уже в 1905 г. заявили, что ради защиты этого избирательного права в рейхстаг, которое еще почти ни на йоту не продвинуло нас по части «позитивных завоеваний», надо делать максимум возможного.

Итак, весь тактический план Каутского идет по ложной колее, это оппортунистическая спекуляция на социал-реформистском бабьем лете рейхстага и на оппортунистической ловле масс на удочку «позитивной» парламентской работы.

Но что же остается здесь осязаемого для тактики партии, если исключить из этих рассуждений всякие «если бы да кабы» музыки будущего? Выборы в рейхстаг, приобретение новых мандатов — вот панацея, вот альфа и омега этого ничего-кроме-парламента-ризма, вот все, что может сегодня рекомендовать партии Каутский.

Уже много лет не испытывали мы в наших рядах такой всеобщей живой потребности идти вперед, придать нашей тактике большую мощь и боеспособность, а нашему организационному аппарату — большую гибкость, чем теперь. Критика собственных недостатков в партийной жизни и в методах работы, которая, как всегда, является первым серьезным предварительным условием любого внутреннего прогресса в рядах социал-демократии, и на этот раз вышла из самых недр организации, нашла сильное эхо в самых широких кругах партии. Казалось бы, повод для такой самокритики есть. Борьба за прусское избирательное право после блестящего начала в 1910 г. пришла в состояние полного застоя. Акции партии, как и фракции в борьбе против военных ассигнований, по всеобщему ощущению, оказались не на высоте. Особенно глубокое беспокойство в партийных кругах вызвала тактика фракции в отношении законопроекта о покрытии расходов. Уровень организации и число подписчиков нашей прессы показывают самый минимальный прогресс за все время существования партии, а местами даже регресс. Пусть все эти явления и не дают оснований для покаянных проповедей насчет нашего безнадежного «обуржу-азивания», все же для боевой партии, а особенно для партии самокритики, как наша, они служат поводом для серьезного анализа собственных сил и методов борьбы. Как показывает со всех сторон партийная печать и ход партийных собраний, самые широкие круги товарищей испытывают серьезную потребность поспорить по всем возникающим вопросам, сомнениям и проблемам.

Только Каутский, тот самый Каутский, который упрекает меня в «недостаточном знакомстве с чувствами и жизненными условиями пролетариата»,[70] ни в малейшей мере не почуял этого стремления и беспокойства наших масс. Он со своей стороны не видит в нашей партийной жизни никаких недостатков. Хотя продолжения Демонстраций за избирательное право, которые сам Каутский в мае 1910 г. считал необходимыми, и не последовало; хотя борьба за избирательное право вот уже три года как замерла, Каутский находит все в полном порядке и заявляет, что только Мост и Гассельман могли бы мечтать о чем-либо ином. Если наше поведение во время обсуждения военных ассигнований критикуют как неудовлетворительное, то Каутский требует, чтобы ему показали массовые акции против таких законопроектов во Франции, Италии, Австрии. Более того, он даже со злобным юмором требует от сегодняшней России показать германской социал-демократии, насчитывающей миллион членов партии, пример акции против милитаризма.

Если товарищи по партии в провинции воспринимают вялость масс в борьбе против военного бюджета как горькое и постыдное разочарование, то Каутский считает эту трусость совершенно понятной и с леденящим сердце холодом восклицает: а чего бы ради массе возбуждаться? Ведь, по нему, дело шло всего лишь о распространении всеобщей воинской повинности на всех годных к военной службе мужчин, благодаря чему самое чудовищное во всех этих военных бюджетах выглядит почти столь же безобидным, как пожалование ордена четвертой степени какому-нибудь прогрессистскому лидеру.

В 1909 г. Каутский еще резко критиковал поведение фракции при обсуждении финансового законопроекта, требовал даже обструкции, а на Лейпцигском съезде партии решительно выступал против голосования за прямые налоги, поскольку они были увязаны с косвенными, и заявлял: «Мы никогда не сумеем утверждать для нынешней системы никакого налога на цели, которые мы отвергаем».[71] Зато сегодня он не находит против поведения большинства фракции ни единого слова протеста. Да, теперь он празднует великолепную победу и начало весны «позитивной работы» в рейхстаге. И даже упадок организации, уменьшение числа подписчиков не смогли вывести Каутского из созерцательного спокойствия отрешенного от жизни философа.

«Никакого сомнения, — говорит он, — в партийной жизни в данный момент следует отметить определенный застой, который в некоторых местах привел даже к сокращению количества подписчиков и численности членов партийных организаций. Это явление конечно не радостное, но далеко еще не внушающее опасений».[72]

Подумать только: тот самый Каутский, который вообще полагается только на организованных, только вместе с ними желает вести все классовые битвы, который видит в организации не просто сознательное ядро и руководящий авангард пролетариата, а вообще все и вся классовой борьбы и истории, вдруг проявляет странную невозмутимость, когда сам констатирует упадок наших организаций! Да, ради того, чтобы представить этот упадок «не внушающим опасений», он даже доходит до весьма внушающей опасения теории, будто «можно иметь ту же самую заинтересованность в целях нашего движения, независимо от того, состоишь ли ты в организации или нет».[73] Счастье еще, что «Neue Zeit» не слишком широко распространяется в массах, иначе вяло относящиеся к организации лица нашли бы у нашего сверхтеоретика прелестнейшее оправдание своему недопустимому поведению. Когда кто-либо из нас отваживается утверждать, что в отдельные бурные моменты, в определенных исторических ситуациях неорганизованные должны, наряду с организованными и под их руководством, принимать участие в борьбе за великие народные цели, Каутский впадает в благороднейшее возмущение по поводу такого бланкизма, путчизма, синдикализма. Но когда надобно приукрасить существующее со всеми его недостатками и убаюкать самокритику партии, тогда Каутский вдруг открывает нечто такое, чего до него никто и не ведал и не знал: что можно даже проявлять «ту же самую заинтересованность» в целях нашего движения, независимо от того, состоишь ли ты в партии или нет!