Вторая предпосылка такого преобразования — преодолеть отделение сельского хозяйства от индустрии. Эта характерная черта буржуазного общества должна уступить место взаимному проникновению и слиянию обоих, всеобщей организации как аграрного, так и промышленного производства на основе единых принципов. Каким бы ни было в отдельных случаях практическое руководство ведением хозяйства — либо городскими общинами, как предлагают некоторые, либо из государственного центра, — во всех случаях предпосылкой является проведение единообразной, направляемой центром реформы, а ее предпосылкой — национализация земли. Национализация крупного и среднего землевладения, объединение индустрии и сельского хозяйства — это две принципиальные позиции любой социалистической экономической реформы, без которой невозможен социализм.
Кто может упрекнуть Советское правительство России за то, что оно не осуществило такие огромные реформы! Было бы дурной шуткой требовать или ожидать от Ленина и его товарищей, чтобы они за короткое время своего пребывания у власти в бурном водовороте внутренних и внешних боев, теснимые бесчисленными врагами и сопротивлением со всех сторон смогли разрешить или хотя бы взяться за решение одной из труднейших задач, да, можно смело сказать, самой трудной задачи социалистического преобразования! Когда мы на Западе однажды придем к власти, то и здесь при самых благоприятных обстоятельствах мы сломаем себе не один зуб об этот твердый орешек, пока справимся хотя бы с самыми простыми из тысяч сложностей и трудностей этой гигантской задачи!
Однако социалистическое правительство, придя к власти, должно во всяком случае сделать одно: принять меры, направленные на создание основных предпосылок для проведения позднее социалистической реформы аграрных отношений; оно по меньшей мере должно избежать всего, что встанет на пути к таким мероприятиям.
Лозунг же, выдвинутый большевиками, — «Немедленный захват и раздел земли крестьянами» — должен действовать в прямо противоположном направлении. Это мера не только не социалистическая, но она отрезает путь к преобразованию аграрных отношений в социалистическом духе, нагромождает перед ним неодолимые препятствия.
Захват земли крестьянами в ответ на краткий, лапидарный лозунг Ленина и его друзей — «Идите и берите землю!» — привел просто к хаотическому внезапному превращению помещичьей собственности на землю в крестьянскую собственность. То, что было создано, это не общественная собственность, а новая частная собственность, точнее — разделение крупных имений на средние и мелкие владения, относительно прогрессивного крупного производства — на примитивные мелкие предприятия, которые работают техническими орудиями времен фараонов. Более того, эта мера и хаотичный, чисто произвольный метод ее проведения не только не устранили, а лишь обострили различия собственности в деревне. Хотя большевики призывали крестьян создавать крестьянские комитеты, чтобы превратить захват дворянских поместий в какое-либо коллективное действие, ясно, что такой общий совет не мог ничего изменить в реальной практике и в реальном соотношении сил в деревне. С комитетами или без них богатые крестьяне и кулаки, составлявшие сельскую буржуазию, в руках которой в каждой русской деревне была сосредоточена реальная местная власть, извлекли, разумеется, из аграрной революции небольшую выгоду. Каждый может сам сосчитать на пальцах, что в результате раздела земли социальное и экономическое неравенство в среде крестьянства не было ликвидировано, а еще более усилилось, что классовые противоречия в деревне обострились. Но этот сдвиг в соотношении сил произошел решительно в ущерб пролетарским и социалистическим интересам.
Речь Ленина о необходимости централизации в промышленности, национализации банков, торговли и промышленности. Почему же не земли? Здесь, напротив, децентрализация и частная собственность.
Собственная аграрная программа Ленина была перед революцией иной. [Выдвинутый] лозунг был заимствован у многократно осмеянных социалистов-революционеров или, вернее, у стихийного крестьянского движения.
Чтобы ввести социалистические принципы в аграрные отношения, Советское правительство пытается теперь создать сельские коммуны из пролетариев, главным образом из городских безработных. Но нетрудно угадать наперед, что результаты этих усилий будут ничтожно малы по сравнению со всем объемом аграрных отношений и что их нельзя будет даже вообще брать в расчет при оценке положения. (После того как раздробили крупные поместья — самый благоприятный исходный пункт для социалистического ведения хозяйства — на мелкие производства, теперь пытаются создать из них понемногу образцовые коммунистические предприятия.) В сложившихся условиях эти коммуны могут претендовать лишь на роль эксперимента, а не стать основой широкой социальной реформы.
(Хлебная монополия с премиями. Теперь, постфактум, они хотят внести классовую борьбу в деревню.)
Прежде социалистическая реформа в деревне натолкнулась бы, пожалуй, на сопротивление небольшой касты крупных землевладельцев — дворян и капиталистов, а также небольшого меньшинства богатой сельской буржуазии, экспроприация которых революционной народной массой была бы детской игрой. Теперь, после «захвата собственности», врагом любого социалистического обобществления сельского хозяйства выступает чрезвычайно выросшая и усилившаяся масса имущего крестьянства, которое будет зубами и ногтями защищать свою новообретенную собственность от всех социалистических покушений. Теперь вопрос будущей социализации сельского хозяйства, а следовательно, вообще производства в России стал вопросом противоречия и борьбы между городским пролетариатом и крестьянскими массами. Сколь острым стало противоречие уже сейчас, показывает бойкот крестьянами городов, которым они не дают продовольствия, чтобы спекулировать им точно так же, как это делают прусские юнкеры, французский парцелльный крестьянин стал храбрым защитником Великой французской революции, которая отдала ему конфискованную землю эмигрантов. Как наполеоновский солдат он принес победу знамени Франции, прошел по всей Европе и разгромил феодализм в одной стране за другой. Ленин и его друзья, возможно, ожидали такого же воздействия своего аграрного лозунга. Однако русский крестьянин, захватив в свои руки собственность на землю, и во сне не помышлял защищать Россию и революцию, которой был обязан получением земли. Он вцепился в свою новую собственность и отдал революцию ее врагам, государство на разорение, обрек городское население на голод.
Ленинская аграрная реформа создала в деревне новый мощный слой врагов социализма, сопротивление которых будет гораздо опаснее и упорнее, чем было сопротивление дворян-помещиков.
Большевики несут часть вины за то, что военное поражение России превратилось в крушение и распад страны. Они сами же в большой степени обострили объективные трудности положения своим лозунгом, который поставили во главу угла своей политики, так называемым правом наций на самоопределение или тем, что в действительности скрывалось за этой фразой, — государственным развалом России. Формула о праве различных национальностей Российской империи самостоятельно определять свои судьбы, «вплоть до государственного отделения от России», вновь и вновь провозглашавшаяся с доктринерским упорством, была особенно боевым лозунгом Ленина и его товарищей, когда они находились в оппозиции к войне Милюкова и Керенского, она была осью их внутренней политики после Октябрьского переворота, она стала основой платформы большевиков в Брест-Литовске, их единственным оружием, которое они могли противопоставить силовой позиции германского империализма.
Поражают прежде всего упорство и жесткая последовательность, с которой Ленин и его товарищи держались за тот лозунг, который резко противоречит и их обычно ярко выраженному централизму политики, и их отношению к прочим демократическим принципам. В то время как они проявили весьма холодное пренебрежение к Учредительному собранию, всеобщему избирательному праву, свободе печати и собраний, короче, ко всему ареалу основных демократических свобод для народных масс, образующих в совокупности «право на самоопределение» для самой России, они обращались с правом наций на самоопределение как с сокровищем демократической политики, перед которым должны умолкнуть все практические возражения реальной критики. В то время как им ни в коей мере не импонировали народные выборы в Российское учредительное собрание — народное голосование на основе самого демократичного в мире избирательного права и при полной свободе в народной республике — и они, руководствуясь очень трезвыми критическими соображениями, просто объявили их результаты недействительными, в Бресте они ратовали за «народное голосование» чужих России наций об их государственной принадлежности как за истинный оплот свободы и демократии, неподдельную квинтэссенцию народной воли, высшую, решающую инстанцию в вопросах политических судеб наций.