6

На полпути к родным местам Розовая Медведица снова повстречала Полосатого Когтя.

Она с Хуги паслась на поляне, поедая молодые побеги белокопытника. Хуги старательно обрывал со стеблей крупные треугольные листья с беловойлочным подбоем. В пищу годны были только хрустящие на зубах черенки. Иногда попадался дягиль или борщевик — их тоже можно было употреблять. Но лакомством считался трубчатый кумызлык. Для Хуги это было давно знакомое растение. Еще со своими сверстниками, которые помнились уже смутно-смутно, бегал он по горам, срывая хрупкие стебли кумызлыка.

Полосатый Коготь появился на опушке леса бесшумно — большой, с неслинявшей шерстью и поджарыми боками. Зима, как видно, прихватила его в северном Алатау, и он вынужден был залечь в берлогу. Теперь одиноко бродил по альпийским лугам в поисках пищи и самки.

Розовая Медведица узнала его, но испугалась за Хуги. Им и раньше доводилось встречать сородичей, но они спешили уйти от них, чтобы не попадаться на глаза. Но тут Полосатый Коготь застал их врасплох. Розовая Медведица предостерегающе заворчала, подошла к Хуги и встала над ним, готовая его защищать.

Полосатый Коготь подходил медленно, внюхиваясь. Он видел какое-то голое существо, совсем не похожее на медвежонка, и это смущало. Он был кроткого нрава и без надобности никогда не вступал в борьбу с кем бы то ни было. Розовую Медведицу он тоже узнал и обрадовался, но вот детеныш озадачил.

— Хр-р-ррр! — оскалила она зубы.

Полосатый Коготь сел и благодушно зевнул. У него, видно, было хорошее настроение. Розовая Медведица заворчала еще раз, а потом лизнула Хуги в затылок. Маленькие желтые глаза Полосатого Когтя с любопытством посматривали на странного звереныша, а полураскрытая пасть ухмылялась.

«Ну, если это голое существо, — говорила ухмылка, — так тебе дорого, я не против. Я тоже не причиню ему зла. Но это существо не нашего подобия, хотя и пахнет медвежьим духом. Оно очень похоже на человека. А что такое человек — я знаю. Однажды он так больно укусил меня громом, что я долго отлеживался и зализывал рану».

— Ау! — рявкнула медведица и, оставив Хуги, подошла к Полосатому Когтю.

Они обнюхались. В сердитых глазах Розовой Медведицы все еще было недоверие и недовольство. Но Полосатый Коготь неожиданно опрокинулся на спину и стал кататься по траве. Это был добрый знак, знак покорности, знак уважения к тем, кого он встретил.

Осмелев, Хуги на четвереньках, с опаской приблизился к медведице и стал разглядывать валяющегося на траве зверя.

«Чего ему здесь надо? — взглядом говорил Хуги. — Его следует прогнать. Пусть он похож на тебя, но он чужой и пахнет от него чужим зверем».

Между тем Полосатый Коготь поднялся и, приблизясь к детенышу, напоминающему человека, вытянул морду, чтобы обнюхать. И в это время странный детеныш кошкой подскочил кверху.

«Тац!» — щелкнули его зубы.

Полосатый Коготь попятился — гляди ты, какой сердитый! — снова сел, урча и повизгивая, не зная, как же теперь быть.

Розовая Медведица и Хуги снова занялись своим делом, отыскивая дягиль и белокопытник. Полосатый Коготь посидел, похрюкал и тоже начал пастись.

К вечеру Хуги и Полосатый Коготь познакомились окончательно. А еще через день между ними началась дружба.

Так втроем они и дошли до родных мест.

Хуги с любопытством наблюдал, как Полосатый Коготь, вдосталь повалявшись в собственной моче, подходил к деревьям и терся головой о кору, оставляя на ней грязные и пахучие метки. Таким образом он переметил многие деревья, постепенно обходя старые владения Розовой Медведицы. Попробовал и Хуги метить деревья, и у него получалось неплохо, хотя он не знал, что так медведи «огораживают» свои участки от бродячих, не помнящих родных мест сородичей. Чужие владения неприкосновенны, как и чужая добыча. И об этом надлежит знать каждому.

За то время, что они не были здесь, ничего не изменилось. Все те же стояли снежные кряжи и пики: один был похож на верблюжьи горбы, другой на островерхую муравьиную кучу — и так без конца, насколько хватал глаз. И нижние волны гор, покрытые хвойным лесом, тоже были очень знакомы, особенно их склоны, которые кое-где бурели каменистыми россыпями; все так же красочно и заманчиво влекли к себе выходы темных скал, окруженных молодой альпийской зеленью. Хуги помнил, что под какой-то скалой в яблоневом поясе должна быть пещера, где он прожил с Розовой Медведицей остаток лета и большую часть осени. И сам, еще не понимая почему, он забеспокоился, перестал приглядываться к Полосатому Когтю и делать то, что делал медведь. Ему не терпелось найти пещеру, и он уже несколько раз порывался уйти от своих воспитателей и заняться поисками. Но Розовая Медведица по-прежнему была чутка и внимательна.

Заметив его отсутствие, она прекращала искать пищу и, подняв морду, сердито звала:

— Ху-ги!

Он вынужден был покоряться. Однако проходило время, и мальчик снова бежал к какому-нибудь скальному выступу, показавшемуся знакомым. Но его или возвращал короткий рев, или он убеждался, что это не тот выступ, и понуро плелся обратно.

На пещеру набрел Полосатый Коготь. Впрочем, если бы он знал, что Хуги разыскивает именно ее, то отыскал бы к ней путь без всякого труда: память зверей в таких случаях действует безотказно, но они никогда не думают о том, что в данный момент им не нужно. А в Хуги жил человек, который умел по-человечески тосковать о прошлом и помнить то, что не было необходимостью.

Как он обрадовался, когда увидел и узнал свое логово! Он прыгал, что-то даже пытался выразить человеческим языком, вбегал в пещеру и вновь выскакивал из нее. Полосатый Коготь, сидя на задних лапах и склонив огромную голову, с интересом посматривал на Хуги, словно пытался понять, почему тот так радуется пещере, когда вокруг стоит теплая зеленая весна и залегать в спячку совсем нет нужды.

А Хуги, вдосталь напрыгавшись, проворно побежал на четвереньках к расселине, где жил давний его знакомый — барсук Чуткие Уши.

Чуткие Уши, верный своей оседлости, лежал на боку, подставив солнцу заметно отощавший за зиму рыжий живот… Хуги тихонько хрюкнул, барсук поднял черно-полосую голову и прислушался. Однако вокруг было тихо и спокойно. Тогда он сел и, почесав за круглым ухом, стал раскачиваться взад и вперед. Хуги высунул из травы черную голову и хрюкнул громче.

Чуткие Уши вздрогнул и, не желая больше испытывать судьбу, полез в нору.

Хуги был доволен. Полдня его не покидало хорошее настроение. Резвясь, он дергал Полосатого Когтя за уши, за хвост, а когда тот лениво поднимал лапу, чтобы наказать шалуна, резво отскакивал и начинал перед ним прыгать, урча и взвизгивая. Один раз он даже забрался на его широкую холку, сел верхом и заверещал от восторга. Полосатый Коготь миролюбиво замотал головой и, не обращая внимания на седока, пошел себе дальше, срывая по пути стебли белокопытника. А Хуги сидел на нем, как на лошади, и колотил пятками в лохматые бока.

— Хр! Хр! — кричал он, и его звонкий голос совсем не походил на медвежий.

А когда Полосатый Коготь и Розовая Медведица легли в тени, спрятавшись от полдневной жары, Хуги лег ей под бок и, положив голову на ее лапу, крепко уснул.

И впервые приснился ему связный сон. Он видел своих настоящих отца и мать, видел двоюродных братьев и сестер, с которыми бегал по лугу взапуски, видел дядю Ибрая, двух его жен — старую и молодую — и всех трех престарелых тетушек. И во сне вспомнил, что мать он называл «ана», а отца — «ата» и что отец подсаживал его на лошадь, в кожаное седло, и давал ему черные ременные поводья, и он, колотя голыми пятками в бока лошади, заливисто смеялся и кричал: «Хр! Хр!»

От собственного немого крика он и проснулся. Медведи, утомившись от жары и сытости, крепко спали, спокойно посапывая, а Хуги лежал с открытыми глазами, глядел в далекую синеву неба и вспоминал сон, чувствуя всем своим раздвоенным существом, что сон зовет его вниз, в долину, где цветут красные маки, где пасутся овцы и лошади и где обязательно должна стоять юрта, в которой ждут его отец с матерью.