Идти было невероятно трудно, но, невзирая на свою крайнюю усталость и на свистящее дыхание Франклина, Монк не останавливался и даже не замедлял хода. Он тащил друга вперед, почти неся его на руках, зная, что, может быть, убивает его этим, но остановиться означало бы убить его наверняка.

«Одну ногу, потом другую…»

Наверное, прошла целая вечность, прежде чем Монку удалось оттащить Франклина в безопасное место в заросли низкого кустарника и уложить на землю.

– Странно, на Париж не очень-то похоже, – прошептал Франклин, хрипло кашляя.

– Умолкни и выпей это, – сказал Монк, поднося фляжку к его губам.

Через несколько минут они снова шагали вперед. Монк обнаружил охотничью тропинку и решил дальше идти по ней. Это был заведомый риск: немцы тоже могли ее использовать. Но тропинка была гораздо безопаснее дороги и позволяла продвигаться вперед быстрее, чем через заросли кустарника.

Когда они прошли километра полтора, Монк внезапно остановился. Он мог бы поклясться, что слышит на опушке леса чьи-то шаги. Внимательно прислушавшись, он снова услышал те же звуки. Теперь они были громче; судя по всему, там было несколько человек. Монк оттащил Франклина подальше в лес и уложил на землю.

– Тихо, ни звука! – прошептал он.

Франклин сжал его руку, глаза его лихорадочно блестели.

– Если что-то случится, – проговорил он через силу, – обещай мне, что бросишь меня….

– Черта с два я тебя брошу!

– Кто-то должен сказать Розе. – Лицо Франклина перекосилось от боли. – Так больно…

Шаги приближались. Монк отомкнул штык винтовки и пополз к краю тропинки. Двигаясь, как краб, он приблизился к высокому клену и скользнул за его ствол. Шаги раздавались уже совсем рядом. Как только на дорожку упала тень, Монк шагнул вперед из-за дерева и резко сдавил горло появившемуся перед ним человеку, заглушая его крик. Другую руку, со штыком, он высоко занес над головой жертвы. Через несколько секунд все должно было быть кончено.

14

Когда на дома Сент-Эстаса спустилась ночь, меры устрашения, предпринятые против жителей деревни майором фон Оттом, возымели свое действие. Улицы опустели, в окнах не было видно огней. Только в штабе майора, за светомаскировочными шторами, все еще было светло.

– Ладно, выведите его отсюда и проводите домой. Аптекарь был предпоследним из двенадцати жителей деревни, вызванных для допроса. Полчаса ему трепали нервы, задавая бесконечные вопросы, и он отвечал на них, моля Бога, чтобы ему поверили. Как он мог услышать что-либо о планах союзников, если он не понимал по-английски, и ему нечего было сообщить американцам, когда они заняли деревню?

Аптекарь, пятясь и низко кланяясь, покинул кабинет фон Отта. Сердце его сжалось от сострадания, когда он увидел последнего односельчанина, ожидавшего вызова. Это был Серж Пикар – булочник – добродушный толстяк, чей хлеб и выпечка когда-то, в лучшие времена, украшали столы Сент-Эстаса. Теперь же потное его лицо казалось белее теста, которое он замешивал.

– Закройте дверь, – скомандовал фон Отт, когда Пикар прошел в комнату и втиснулся в кресло перед реквизированным у кого-то из местных жителей письменным столом, за которым сидел майор.

Фон Отт постарался скрыть отвращение при виде тучного, свиноподобного булочника. Серж Пикар согнулся в кресле, протягивая руку поверх своего трясущегося живота и извлекая сигарету из кармана взмокшей от пота рубашки. Прикурив, он беспечно кинул спичку через стол в пепельницу, стоявшую рядом с фон Оттом. Фон Отт сделал вид, что не заметил дерзости.

– Ну, мой капитан, – по-свойски спросил Серж Пикар, – поймали кого-нибудь на крючок?

– Вы знаете так же хорошо, как и я, что допрос служит только прикрытием для нашей с вами встречи, – ответил фон Отт.

– Я рад, что вы цените мою службу, – сказал булочник. – Я позаботился о том, чтобы в Сент-Эстасе не было предателей, которые помогали бы американцам.

«Кроме тебя, – подумал фон Отт. – Ты – последний мерзавец, иуда, предавший собственных близких».

Однако майор должен был нехотя признать, что Пикар заслужил свои тридцать сребреников. Он читал донесения своих предшественников, в которых те хвалили Пикара.

– Вы к нам надолго на этот раз? – спросил Пикар насмешливо.

– Мы останемся здесь достаточно долго, чтобы вам хватило работы, – парировал фон Отт. – А ее у вас, думаю, уже хватает.

– Кроме несчастного начальника почты, никто не прячет у себя американцев, – гордо произнес Пикар. – В этом я не сомневаюсь.

– Прячет кто-либо оружие?

– Американцы все забрали с собой, когда уходили. Пикар умолчал о том, что прячет в подвале пекарни сахар, муку и даже сливочное масло, выпрошенное им у квартирмейстера в суматохе отступления. Такие продукты были в военное время на вес золота. Ведь пули и порох в пищу не годились.

– Вы уверены, что никто в Сент-Эстасе не заподозрил, кому вы служите? – спросил фон Отт.

– Абсолютно, – ответил Пикар.

– Хорошо. Во время этого наступления для меня жизненно важно получить любую – я повторяю, любую информацию об американских войсках и их продвижении.

– Будьте уверены, господин майор, я в вашем распоряжении. А сейчас, если я вам не нужен, я отправляюсь домой.

– Надо, чтобы кто-нибудь из моих солдат проводил вас, ведь сейчас все-таки комендантский час.

– Лучше выпишите мне пропуск, – предложил булочник.

– Если я дам вам пропуск, я выделю вас среди остальных, а это опасно – для нас обоих, – возразил фон Отт.

– А если я назову убедительную причину, – вкрадчиво ответил Пикар. – Например, скажу, что меня подняли среди ночи, чтобы печь хлеб для ваших солдат.

Фон Отт слишком устал, чтобы спорить. Он вызвал адъютанта и приказал выписать пропуск. Серж Пикар нырнул в темноту из дома майора, сгорбленный и с низко опущенной головой. Он шел, волоча ноги, и каждому он мог показаться несправедливо обиженным человеком. Но сердце его трепетало, а пропуск жег ладони. Ему не терпелось увидеть выражение лица Мишель Лекруа, когда он появится на пороге ее дома.

Мгновенно в сознании Монка запечатлелись его рука со штыком, поднятая для смертельного удара и длинные рыжие волосы и пронзительной синевы глаза предполагаемой жертвы.

Острие штыка застыло у самой шеи Мишель Лекруа.

– Qui êtes – vous?[1] – свирепо прошипел Монк.

Мишель изогнулась в мощных тисках рук этого великана, напавшего на нее из темноты. Испуганный шепот вырвался из ее горла.

– Лекруа… Меня зовут Мишель Лекруа…

Монк ослабил свою хватку, пораженный, что слышит английскую речь. Пусть и с акцентом, но эта девушка заговорила с ним по-английски.

В темноте скрипнула ветка. Теперь солдаты были ближе, позади него. Монк потащил свою пленницу прочь с тропинки, в кустарник.

– Сколько немцев в дозоре? – спросил он.

– Я… я не знаю.

– Где их основные силы? Как близко они подошли к Сент-Эстасу?

Мишель уставилась на него, как на сумасшедшего.

– Как близко? Мсье, немцы заняли нашу деревню. Монк медленно выпустил испуганную женщину. Сент-Эстас занят, повсюду немцы, а из-за раны, которую никто не перевяжет, у Франклина с каждой секундой тают силы…

Мишель протянула руку и дотронулась до американца.

– Вам нельзя здесь оставаться, мсье. Патруль наверняка обнаружит вас.

– Но я не могу уйти отсюда!

Монк раздвинул кусты и показал француженке Франклина. Мишель опустилась на колени и быстро осмотрела солдата, лежавшего без сознания.

– Ему необходима медицинская помощь, – сказала она. – Немедленно.

– А где он ее получит? Не от немцев же!

– Нет, мсье, от меня. Я – медсестра и живу недалеко отсюда. Если мы не наткнемся на дозор, то сможем отвести вашего друга в безопасное место, где я позабочусь о нем.

Монк был в замешательстве. Действительно ли она медсестра? Можно ли доверять этой красивой женщине, которую он несколько секунд назад готов был убить? Если он поверит ей, а она его предаст, то Франклин умрет. Но если он ничего не предпримет… Треск веток под сапогами немецких солдат заставил его принять решение.