Когда Роза садилась в машину, Стивен спросил как бы случайно:

– Ты видела Кассандру с тех пор? Вопрос удивил Розу.

– Да. По существу, мы видимся довольно часто. Она уже совсем превратилась в молодую леди. Франклин гордился бы ею.

– Я уверен, – прошептал Стивен.

Со своего балкона Стивен наблюдал за лимузином, едущим по извилистой дороге вниз по горному склону. Он откинул голову назад и засмеялся, звук его голоса эхом разносился по долине.

Его мать оказалась большей дурой, чем он мог ожидать. На его столе в гостиной лежало медицинское свидетельство Франклина Джефферсона с именем сэра Денниса Притчарда на его титульном листе.

«Да, мама, гораздо большей дурой…»

49

3 сентября 1939 года наконец началась «странная война». Немецкие подводные лодки потопили британское судно «Афина» у побережья Ирландии, провоцируя Британию и Францию на объявление войны Германии.

– Я благодарю Бога, что все наши люди выехали из Европы, – сказал Монк Кассандре. – Гитлер готов сделать из Европы котлету.

Его мрачное предсказание оказалось точным. К осени 1940 года Франция, Бельгия, Нидерланды, Дания, Норвегия и Румыния пали перед казавшейся непобедимой немецкой военной машиной. Кассандра, плакавшая, когда в новостях показывали немецких солдат, расположившихся под Триумфальной аркой в Париже, не могла понять отношения американцев к войне.

– Неужели они не понимают, что происходит? – спрашивала она. – Если мы не будем сражаться, следующей жертвой станет Британия.

Монк разделял ее чувства. Он днем и ночью взволнованно призывал Америку вмешаться в происходящее. Но он выступил против правящей элиты, – бывшего президента Герберта Гувера, Генри Форда и Чарльза Линдберга, которые призывали к изоляционизму и невмешательству в то, что они называли «Европейской войной».

Кассандра тоже энергично взялась за дело. Используя свои знания иностранных языков, она переводила Монку телетайпные сообщения, а также статьи, которые выходили из-под его пера. Копии его памфлетов на французском, немецком, итальянском и испанском языках обходными маршрутами попадали в оккупированную Европу и воспроизводились в газетах, выпускаемых местным Сопротивлением.

– Сколько могут ждать Соединенные Штаты? – с отчаянием спрашивала Кассандра в то время, как в воздухе разворачивалась битва за Британию.

– До тех пор, пока не случится что-то ужасное, такое, что мы не сможем и дальше игнорировать реальность, – ответил Монк.

7 декабря 1941 года случилось самое страшное. Триста шестьдесят японских самолетов, базирующихся на авианосцах, атаковали Перл-Харбор. Для Соединенных Штатов дни ожидания закончились.

В полях, окружающих швейцарский санаторий, лежали глубокие сугробы снега. В домике Стивена в камине бушевал огонь. Курт Эссенхаймер, который сидит ближе к огню, замечает емкости с водой, расставленные по всей комнате для того, чтобы увлажнять воздух и защитить чувствительную кожу Стивена от высыхания, как это делают со старым пергаментом.

– Ты абсолютно уверен в том, что это необходимо сделать? – спросил Эссенхаймер.

Он приехал днем после долгого медленного путешествия через Альпы. Стивен рассказал ему, почему он вызвал его, и Эссенхаймер вспомнил фрагменты их разговора о Мак-Куине, состоявшегося пять лет назад. Рассуждения о том, что делать, затянулись далеко за полночь. Эссенхаймера все еще одолевали дурные предчувствия.

– Стивен, то, что ты предлагаешь, может быть сделано. Но это опасно, особенно теперь, когда война достигла своей критической стадии. Если с информацией, которую добудет наш «перебежчик», что-нибудь произойдет, это будет означать конец всего, что мы достигли.

– Если мы не будем действовать, это может уже означать конец, – ответил Стивен из мрака комнаты. – Мак-Куин никогда не прекратит разнюхивать, пытаясь получить убедительные доказательства моей связи с рейхом. До сих пор наша безопасность не ставилась под угрозу и нам очень, очень везло. Но если Гитлер завязнет на двух фронтах, некоторые люди смогут подумать, что Германия не выиграет. Они будут искать страховку, что-то, что можно будет обменять, если ситуация действительно ухудшится. Мак-Куин с его связями на самом высоком уровне может оказаться тем, к кому они попытаются найти подход.

Стивен сделал паузу.

– Есть и другая причина. Когда Соединенные Штаты отсиживались в стороне, то, что я делал, – если бы это выплыло наружу, – квалифицировалось, в худшем случае, как недостойная деловая деятельность. Меня могли бы пригвоздить к позорному столбу, и матери пришлось бы нас закрыть, но это могло быть лишь последствием. Но теперь идет война, Курт, и я сотрудничаю с врагом. Это делает меня предателем, и все мы знаем наказание за предательство.

Два человека уставились на огонь, наблюдая за танцем пламени.

– У нас нет выбора, Курт. Мы знаем, что Мак-Куин никогда не прекратит выполнять дело Мишель. Пришло время остановить его.

Эссенхаймер зажег сигарету и швырнул спичку в огонь.

– Хорошо. Мы будем действовать по экстренному плану. Но нам потребуется некоторое время для того, чтобы утрясти все детали. Сейчас февраль. Скажем, три месяца?

Стивен был готов возразить, но затем осознал огромное количество работы, перед которой стоял Курт. Он не мог просить о меньших сроках.

– Отлично. Три месяца. Я жду, что ты будешь держать меня в курсе, Курт. И помни: ничто не должно быть отдано на волю случая. Ничто.

Сто дней спустя, в мае 1942 года, молодой человек с темной короткой стрижкой и ярко выраженной военной походкой офицера завернул за угол главной деловой улицы Цюриха, Банхофштрассе. Он внимательно изучал сверкающие медью таблички с именами и названиями на стене дома и выделил среди них ту, которую он искал: Международная служба размещения беженцев.

Офицер знал, что служба находится на шестом этаже здания и что некоторыми из ее активистов были филантропы, пытающиеся соединить разделенные семьи. Но за фасадом скрывалось более секретное предприятие: служба находилась в центре финансового канала, который протянулся из Нью-Йорка в Цюрих, затем растекаясь в тысячи городов, городков и деревень по всей оккупированной Европе. Ее мандат был таким же обширным, как и ее операции. В Швейцарии организация платила таможенным инспекторам, чтобы они не проверяли въездные визы слишком внимательно. В Германии она потайными путями передавала наличные деньги или золото в руки чиновников, которые контролировали выезд и давали разрешение на туристические поездки и которые, одним росчерком пера, могли превратить еврея в христианина. Она поддерживала группы Сопротивления средствами и покупала им то, что они могли украсть у врага, а также поддерживала выход подпольных изданий.

Служба размещения беженцев, думал офицер, была мощным оружием, как и все, что изобретали союзники. И все это основывалось на изобретательности и усилиях двух людей: Монка Мак-Куина в Нью-Йорке и Абрахама Варбурга в Цюрихе.

– Извините, но герр Варбург не работает здесь, – четко произнесла милая регистраторша. – Возможно, один из наших администраторов сможет помочь вам.

Офицер достал тонкую кровавого цвета папку из своего портфеля. Она была скреплена восковой печатью с изображением двуглавого орла над нацистской свастикой.

– Передайте это Варбургу, – сказал он, кладя досье на стол. – Скажите ему, чтобы он не заставлял меня терять время.

Секретарша, которая была еврейкой, вздрогнула от ледяного тона незнакомца. Она сталкивалась до этого с такими людьми в Берлине.

– Пожалуйста, подождите здесь.

Офицер уютно устроился, вставил сигарету в мундштук и спокойно закурил. Он выкурил только половину, когда секретарша вернулась.

– Будьте любезны, следуйте за мной. Секретарша привела его в офис, окна которого выходили на улицу. Здесь не было беспорядка. На столе стоял единственный телефон. В углу находился старый шкаф для папок с документами.