– Это был «фарель», мне уже приходилось его видеть, но такой – никогда. – Софья не выпускала руки Роберта из своей.
Он почувствовал, как ее ногти впились в мышцу с неожиданной силой.
– Mi madre, – она не говорила, а выдыхала. – Он встал на колени!
Действительно, тореро опустился перед быком на колени. Это не было несчастным случаем, как показалось Роберту. Плащ Эль Севильяно взвился в виртуозном танце, возможности уйти от быка, у него не оставалось, если он допустит ошибку. Тореро не утратил контроль за своим грозным противником и, исполнив немыслимый пируэт, поднялся с колен и помахал зрителям рукой. Плаза Майор ответила ему громом оваций.
Тореро ушел за барьер.
– А что будет сейчас? – Роберту не терпелось узнать. – Уже все?
– Нет, теперь настало время пикадоров.
На арене показались два скачущих верхом всадника. У них в руках были длинные копья. У лошадей шорой был закрыт один глаз.
– Они могут скакать по арене только против часовой стрелки вокруг ограды, – объясняла Софья. – По правую сторону быка не должно ничего находиться. Это естественная линия выхода для него.
Когда Эль Севильяно ненадолго исчез с арены, напряжение, в котором пребывал Пабло, слегка спало.
– Эта часть корриды, в которой понимают толк немногие, – рассказывал он своему кузену. – Но пики вонзают в шею быку не для того, чтобы поиздеваться над ним, а чтобы он держал голову ниже для завершающей атаки.
Роберт на это не сказал ничего. Все равно все увиденное было и оставалось жестокостью и неважно, что думал об этом Пабло. Через несколько минут все закончилось и лошади покинули арену через те же ворота, через которые их выпускали.
– Ну, а сейчас пойдут бандерильеры, – едва слышно произнесла Софья. – Во втором акте тореро сам будет выполнять роль бандерильеро, – ведь это его первая коррида.
На арену вернулся Эль Севильяно. У него в руках были какие-то острые палочки. Как прикинул Роберт – длиной около полуметра. Палочки украшались длинными развевающимися ленточками и прежде, чем Роберт успел что-то сообразить, обе стрелы уже сидели там, где им полагалось. Толпа вновь приветствовала тореро, очевидно исполнение публике понравилось. Роберт постепенно начинал терять интерес к происходящему на арене зрелищу.
– Шесть бандерилий. Три пары и все для того, чтобы бык опустил голову для финальной атаки, – объясняла Софья. – И еще, чтобы его раздразнить. Говорят, что свирепый бык становится сильнее и смелее, когда в шее у него торчат бандерильи.
По толпе пронесся ропот – атмосфера изменилась. Еще секунду назад зрители оглушительно кричали «оле!». Сейчас стало тихо. Раздались несколько аккордов пасадобля. На ринге появился еще один человек.
– Это Пепе Талоза, – шептала Софья. – Это знаменитый матадор. Сейчас он засчитает первую корриду Карлоса.
– Какого Карлоса? – недоуменно спросил Роберт.
– Эль Севильяно. Карлос – его настоящее имя.
Похоже она спохватилась, прикусив губу. Почему, продолжал недоумевать Роберт. И он опять стал смотреть на арену. Знаменитый матадор отдал шпагу и плащ Эль Севильяно. Толпа по-прежнему ждала и безмолвствовала, но когда тореро отсалютовал алькальду, вновь раздался одобрительный гул.
– Он посвящает своего быка мэру, – объяснила Софья. Человек, которого звали Пепе Талоза, покинул арену. Теперь на ней царил лишь Карлос. Роберту уже не надо было объяснять, что наступил решающий момент корриды. Он это сам понял по лицам его спутников, как Пабло Луис подался вперед и как он был напряжен, словно его связывали невидимые нити с молодым человеком на арене, в руках которого застыла шпага.
– Buena fortuna, – прошептала Софья.
Роберт услышал этот шепот. Он не понимал, что происходит с Софьей, но чувствовал в ней какое-то личное участие в разыгрывавшейся перед его глазами драме. Он не думал, что девушка могла так реагировать на этот спорт или там искусство… тут было что-то другое. Еще одна загадка для него, но подумать над этим сейчас не было времени.
Тореро обернул шпагу плащом и, манипулируя им, приманивал быка к себе серией маневров. Опасность, которой он себя подвергал, была очевидной даже для тех, кто не считался тонким ценителем или просто знатоком корриды. Но возбуждал он толпу, балансируя на грани жизни и смерти виртуозно. То и дело раздавались громкие «оле!» и опять разноцветная мешанина на арене вертелась, как детский волчок. Ужасающая жара полуденного солнца, виртуозные маневры тореро, восторженные крики зрителей – все это захватило и Роберта, и он не стал противиться этому стадному чувству. Теперь кричал и он.
Софья затаила дыхание. Представить себе, что Карлос сможет продемонстрировать на арене нечто такое, чего еще не видели зрители, было невозможно. Это был Мадрид, в котором проводили свои бои лучшие матадоры Испании… Но Эль Севильяно смог… Еще минут пять он завораживал зрителей своей элегантностью, грациозностью, бесстрашием и дерзостью. Но вот раздался звук трубы. Толпа замерла.
Карлос не торопился. Он вытянул руку вперед и описал ею круг – так он приветствовал зрителей. Рука, обращенная ко всем, кто смотрел на него, как бы говорила им: я исполняю это для вас! Бык ваш!
Взгляд тореро, обойдя зрителей застыл на Пабло Луисе. Как бы получив от Пабло благословение, тореро повел глазами дальше, но вдруг он резко обернулся. Его глаза встретились с глазами Софьи. Взгляды, как безмолвные слова, полетели над ареной, над ее залитым кровью песком, но ничего, кроме секундной паузы, не могло стать подтверждением того, что сейчас произошло.
Карлос выпрямился во весь рост, не сводя глаз с быка. Тот тоже смотрел на него, не отрываясь, затем ринулся вперед. Тореро подпрыгнул и, уже оторвавшись от земли, на лету погрузил шпагу в единственное, крохотное, уязвимое место быка – между лопатками.
Эль Севильяно убил быка таким же невероятным способом, каким и сражался с ним. Он разделался с быком одним махом, артистически перекувыркнувшись через него. Массивное черное тело вздрогнуло, животное подняло голову, стремясь вдохнуть как можно больше воздуха, и тяжело осело. Софья чувствовала, как дрожал Пабло Луис, будто он сам, а не Эль Севильяно столь совершенно завершил поединок.
Зрители не сразу поняли, что произошло, настолько их поглотила эта поэзия движений. На песок градом посыпались цветы, каждая женщина стремилась бросить свой букет тореро. Крики сотрясали древние стены Плаза Майор. Эхо этих приветствий еще долго будет слышно по всей Испании. И не будет такого города или деревни, где бы ни говорили о том, что сегодня здесь происходило. Пабло из-за спины Софьи наклонился к Роберту.
– Запомни все, что ты здесь видел, мой английский кузен. Мы обнажили перед тобой наши души, и ты присутствовал при рождении легенды.
Софья не сомневалась, что он придет. Она отослала Хуану спать, сама же сидела и ждала его возле открытой двери маленького домика у Пуэрто де Толедо.
Еще не видя его, а лишь заслышав тяжелые шаги, она уже знала, что это идет он. Карлос завернул за угол, увидел ее и бросился к ней, но в двух шагах от нее остановился и замер.
Они смотрели друг на друга, не отрываясь и не говоря ни слова. Стояла полночь, полная луна освещала волосы Софьи и отражалась в ее широко раскрытых глазах.
– Это действительно ты? – шептали его губы.
– Да, это я. – У нее бешено колотилось сердце.
Смотреть на него, вот так стоять и смотреть, после всего, что она пережила… От избытка чувств у нее кружилась голова, она была как пьяная. Гнев, отголоски любви, изумление… Софья не могла сейчас различать свои чувства, они все слились в одно.
– Сегодня на корриде, – забормотал Карлос, – я сразу понял, что это ты. Потом я повторял себе, что этого не может быть, что я ошибся. И сегодня вечером, в таверне, где мы сидели и праздновали, я решился и спросил Пабло о женщине, которая была с ним.
– И он сказал тебе, как меня зовут?
– Нет. – Он приблизился к ней тронул ее за плечо, как бы желая убедиться в том, что она действительно та самая Софья, из плоти и крови, а не призрак из прошлого. – Нет, он вообще почти ничего не сказал, а мне не хотелось показаться… как бы это сказать… сильно заинтересованным.