– Потом это молодое вино, или сусло, вы переливаете в бочки, не так ли? – Роберт испытывал удовольствие от того, что помнил это слово.

– Да, дон Роберт, – сказал человечек, – Некоторое время, до начала ферментации, бочки с вином лежат на солнце. – Его лицо расплылось в довольной улыбке. – Потом мы кладем их сюда в бодегу. – Он повернулся вперед и театральным жестом распахнул перед Робертом двери белой постройки. Роберт стоял и смотрел внутрь. Глаза его не сразу привыкли к резкой перемене света после яркого солнца. Зрелище было впечатляющим: громадное пространство, занятое дубовыми бочками, положенными в три ряда в белых, перекрытых арками коридорах.

– Это самая старая бодега из всех, – сообщил его проводник. – Та самая, с которой все и началось две сотни лет назад, – говоря это, он не скрывал гордости.

Роберт последовал за ним в прохладное, полутемное, чистое без единого пятнышка помещение.

– Конечно, – добавил проводник, – в те времена бодега не была такой большой, как сейчас. Всего лишь одна комната за домом бедняка. Но этот бедняк оказался гением, разве не так? Никто и никогда не пробовал изготовить вино таким способом, который он изобрел. Ему и вашей семье, дон Роберт, мир обязан хересом.

Роберт пристально изучал человечка:

– И вам приятно это осознавать?

– Чрезвычайно приятно, сеньор. Я – выходец из семьи Руэс. Мы живем в этих местах с тех пор, как возникло это предприятие. Наша семья имеет небольшую долю прибыли от продажи вина. Но вы ведь это знаете?

– Конечно. – Роберту все было хорошо известно. Но сейчас он думал не об увиденном здесь, в Хересе.

Поездку сюда чуть было не отменили из-за того, что Доминго почувствовал себя плохо и не мог его сопровождать. Во всяком случае так ему сообщили. Странная была болезнь у Доминго. Роберт провел в Испании уже шесть недель. Иногда он видел Доминго умным, решительным человеком, схватывающим все на лету. Но часто идальго казался Роберту каким-то рассеянным, погруженным в себя с отсутствующим взглядом. Роберту еще ни разу не приходилось сталкиваться с сумасшедшими, но у Доминго наступали такие эксцентричные и непонятные периоды, что Роберт невольно стал подумывать о его возможном безумии. Роберт не в силах был изменить что-либо, разве что поставить в известность своего отца, но писать он решил лишь после того, как побывает на виноградниках. Торговля вином была основой того, что Мендоза добились в Англии. Роберту пришлось отправляться в Херес одному, если не считать целого кортежа слуг, посланных с ним Доминго.

Чумы на них нет, на этих слуг! Они были настоящим бедствием, еще более навязчивыми и льстивыми, чем их английские собратья. Но, несмотря ни на что, ему в Хересе понравилось. Огромные виноградники, произраставшие на плотном, богатом известью грунте, единственная в своем роде трехступенчатая система розлива и смешивания, благодаря которой херес являлся отцом уникальной технологии производства вин особого сорта, которая не зависела от капризов урожая. В винных погребах-бодегах Роберт собственными глазами видел бурдюки, ожидавшие своей отправки на причалы Кадиса. Хвала Господу, Англия была крупнейшим потребителем этого вина – хереса или шерри. Кроме того, огромные партии вина отправлялись в английские колонии по всему свету. И, хвала Богу, Роберту удалось склонить Доминго изменить проценты распределения прибыли в пользу своей семьи. Его отец удовлетворился бы вариантом пятьдесят на пятьдесят. Эта мысль вызвала у Роберта улыбку.

– А теперь, сэр, спешу вас уведомить, что ленч готов, – услышал он голос своего сопровождавшего. – А после сиесты мы продолжим, я хочу показать вам еще несколько погребов.

– Нет. Я думаю на сегодня хватит. – Роберт достаточно увидел интересного.

Его утомляла роль человека, находящегося под постоянной опекой. Ни дать ни взять ребенок под бдительным оком гувернантки. Он, не говоря ни слова, повернулся и направился к выходу из заполненной винными бочками «пещеры». Сопровождавший суетливо поспешил за ним.

– Что-нибудь не так, сэр? Я чем-нибудь вам не угодил?

– Нет, конечно нет, старина. Вы все прекрасно организовали. Я доложу дону Доминго, как блестяще вы мне все объяснили. – Он взглянул на дожидавшийся его экипаж, затем, словно повинуясь какому-то импульсу, вновь обернулся к сопровождавшему его мужчине. – Вот что, скажите мне, есть ли у вас какое-нибудь приличное скаковое животное?

– Вы имеете в виду лошадь, сэр?

– Именно это я и хотел сказать. Не могу себя представить на одном из этих ваших осликов.

– Конечно, сэр. Только на лошади. Последовала спешная консультация с кучером и, через несколько минут, Роберту поставили вполне приличного жеребца. – Передайте этой своре слуг, пусть уложат мои вещи и отправляются в Кордову. Без меня. Я встречусь с ними там, во дворце.

Роберт добрался до постоялого двора «У четырех коней» на второй день. Его свита проехала мимо, он видел, как она двигалась дальше на запад. Роберт раздумывал, остаться ли ему здесь или последовать за ними. Еще два часа в седле и он был бы в Севилье, где можно рассчитывать на более приличные условия отдыха и хороший ужин. К дьяволу Севилью, он вымотался и изнемогал от жажды. Натянув поводья, Роберт направил коня в направлении «Четырех коней». Он еще насладится роскошью, вернувшись во дворец Пабло Мендозы.

Постоялый двор представлял собой прямоугольник, с четырех сторон ограниченный колоннами с нависавшими над ними арками. В центре располагался фонтан. Вывеска оповещала, что вода бесплатная как для людей, так и для животных, далее на ней следовало перечисление платных услуг. Постель, еда и питье составляли, в пересчете на английские деньги, всего несколько пенсов. Довольно дешево. В комнате, которую снял Роберт, находился звонок. Он нетерпеливо потянул его за веревку. Тут же появился слуга. «Слушаю, сеньор?»

– Вы хозяин этого заведения?

– Нет, сеньор.

– Хорошо, а где хозяин? Он здесь?

– Нет, сеньор. Хозяина здесь не бывает.

– Не бывает? А как же он зарабатывает? И как мне поесть и переночевать?

– Хозяин зарабатывает тем, что я ему выплачиваю. Дважды в год я отвожу деньги в Паласио Мендоза. На рождество и на Пасху. – Роберту удалось сдержать ухмылку. – Ну, а что до еды и как переночевать… – Человек изучал, во что одет Роберт. Пусть его костюм был чернее смолы, но это была одежда благородного человека.

– То, что у нас не очень уж… Вряд ли Ваша светлость привыкла к такой пище, но если Вы пожелаете…

– Я пожелаю.

– Очень рад. Можете расположиться вот там, вместе с остальными, – он кивнул в сторону большого помещения, – или же могу предложить отдельную постель наверху.

– Я предпочел бы отдельную постель наверху. Надеюсь, она будет окружена комнатой.

– Да, сеньор, – мрачный тон в каком это было сказано, не свидетельствовал об избытке юмора. Роберт поднялся на балкон и, дойдя до одной из дверей, открыл ее. Комната была небольшой, но очень опрятной. – Подойдет, – согласился Роберт. – А как насчет еды?

– Позже, сеньор. Моя жена позже сварит колбаски.

– Я предпочел бы не колбаски, а что-нибудь другое. – Открыто отказываться от свинины значило привлечь внимание инквизиции, но Доминго его уверял, что нынче все уже не так, как прежде.

– Как пожелаете, сеньор. Я могу ей сказать, чтобы она приготовила цыпленка для вас, однако это займет время – птицу надо забить и поджарить, но к одиннадцати она будет готова, в этот час у нас обычно ужинают. Роберт так и не смог привыкнуть за время своего пребывания в Испании к их распорядку дня. Испанцы ели тогда, когда представители другой нации видели уже десятый сон.

– Хорошо, – он снял сюртук и начал снимать обувь. – Когда все будет готово, позови меня и посмотри за лошадью.

Звать Роберта не пришлось. Его разбудил аромат жарившегося мяса и звуки музыки. Он сразу же узнал мелодию. Его учитель-испанец познакомил его с испанское народной музыкой также хорошо, как и научил языку. Изгнанный инквизицией из Испании протестант, не много хорошего мог рассказать о своей родной стране, но музыку Испании он обожал. Нередко можно было слышать, как он играл на клавикордах в гостиной Мендоза. Роберт считал их самой интересной частью занятий и затемнил на всю жизнь. Сейчас исполнялось фанданго. И, какой голос! Никогда в жизни Роберту не приходилось слышать ничего подобного. Он надел туфли, и пошел туда, откуда доносилась музыка. Певица запела другую песню. Теперь исполнялась печальная песня об утраченной любви. Роберт пытался было разобрать слова, но лишь до того момента, пока не увидел певицу.