— Ты мыслишь как принцесса. Наследница. Для тебя в первую очередь — благо города. Для Охотников главное — безопасность самого человека. Он станет врагом Городу, но еще более страшным врагом он станет самому себе. Иногда такого человека удается вернуть. Чаще — увы… И если в нем будет достаточно силы, его влияние распространится как чума. Тогда, только тогда, Розали, древний термин «Охота» возвращается к своему изначальному значению. Тогда мы, действительно, бросаемся по следу с целью "найти и уничтожить". Но сейчас не тот случай.
— Вивиан, — перебиваю я, — объясни, что во мне не устраивает Охотников?
Почему они не отпускают меня? Я не лгу… Ну, почти. Во всяком случае вам с Даяной — никогда. Я далека от расизма, сатанизма и прочего философского мусора.
— Верно, — смеется Вивиан, — я тебе все время об этом говорю. У тебя чистая душа, но изрядно замусоренные мозги. Суеверием, фетишизмом, комплексами. На твоей дороге это бесполезный багаж. И даже попросту вредный. Это он тебя держит, а не Охотники. Брось его и иди куда хочешь. Или лети. Никто тебя держать не станет. Да и не сможет.
— Ты пришла только для этого? Для того, чтобы мне это сказать?
— Нет. Еще чтобы выпить кофе.
— Не сейчас. Вообще. В мою жизнь.
— Не смешивай божий дар с яичницей. Попытка объяснить разные явления одной причиной это тоже признак незрелости ума. У любой вещи есть больше чем одна сторона.
— Понимаю, — отвечаю я, понимая на самом деле только одно — более ясного ответа я не дождусь.
Слова и поступки Арбитра всегда были немного слишком туманны для меня.
Разумеется, когда я сотворила тари, он решил, что за мной необходимо приглядывать. Но может быть это глупое подозрение и у явления и в самом деле есть другая сторона? И Вивиан была рядом не "по долгу службы" а потому, что ей так хотелось. Или одно другому не мешает? Но, как бы не решалась эта задача — одного не сбросить со счетов: я люблю Вивиан.
— Ты уже уходишь, — пугаюсь я, глядя на полыхающую в окне грозу.
— Она сейчас кончится.
Я мгновенно возвожу могущество Охотников до управления силами природы, но почти сразу понимаю, что Вивиан просто подсчитала с какой скоростью уходит гроза.
Уже в прихожей я решаюсь спросить:
— Что же нам делать? С Реем? Ведь Даяна говорила…
В полутьме, которую разряжает лишь тусклый зеленоватый фонарь под потолком, Вивиан глядит на меня почти так же спокойно и насмешливо, как Рей.
— Ты хочешь сразу получить панацею от всех бед? У меня ее нет. У Даяны, конечно, ума палата, но тут она тебе не поможет. Ты ее слушай, это полезно, но и сама соображай. Существует тысяча причин, чтобы поступить так, и еще десять тысяч, чтобы поступить иначе. Даже Арбитр не знает, почему и как Человек выбирает пути. А уж куда они могут его завести знают только Великие боги. Я не могу сказать, какую цену тебе отмерит судьба, и никто этого не скажет. Знаю только, что цена тебе будет отмерена не по поступку, а по твоим силам и мужеству. Не иначе. Устраивает тебя такой расклад?
— Вполне.
— Тогда, счастливо!
Она прощается и исчезает за дверью, вместе с ней уходит и гроза. А старый фенакодус спит как убитый, хотя, несомненно, живой. Во сне дергает копытами. Бежит куда-то.
Я поднимаюсь к себе и с удивлением обнаруживаю, что исчезла давящая тяжесть, которая мучила меня с начала каникул.
В Городе Дождя часто идет дождь. Но мы все равно помним о солнце.
И еще одна картинка…
День, как всегда, хмурится но, похоже, не всерьез. На улицах почти светло. Дождик забавляется, швыряя в лицо редким прохожим пригоршни острых холодных иголок. Его это веселит. Нас, как ни странно, тоже.
В Городе Дождя очень легко попасть на окраину. Просто сверни с улицы, и окажешься по колено в мокрой траве. А Город отодвинется, давая простор взгляду. Сегодня он, как никогда, похож на маленький провинциальный городок, где я провела детство, на берегу некогда судоходной, но обмелевшей реки, которую теперь "воробей вброд переходит". Мы с Реем идем по утоптанной тропинке, мимо затянутого ряской озера туда, где в арке серо-зеленой листвы белеют крепостные башни и плывут в сизом небе сизые купола — почти сливаясь, почти паря.
— Разреши напомнить, та сама говорила, что Даяна еще не Римский Папа, и даже не Римская Мама, — произносит Рей.
— Она редко ошибается, — возражаю я.
— Согласен. Вероятно, она и сейчас права, но что это меняет?
— Для меня многое. Я не хочу рисковать твоей жизнью.
— А своей?
Я пожимаю плечами.
— Рей, ты сравниваешь несравнимое. Своей жизнью я готова рисковать по той простой причине, что моя жизнь это моя личная собственность. Могу делать с ней все, что захочу.
— Аналогичный случай, — смеется Рей, вытирая ладонью мокрое лицо, — ты готова рисковать своей жизнью, я — своей. В чем тогда проблема? По-моему, мы ее решили.
— А по-моему это как раз то, что Вивиан называет "профанацией вопроса".
— Пусть будет профанация, — не спорит Рей, — главное, что в таком виде задача имеет решение.
— Ничего хорошего из этого не выйдет, — бормочу я себе под нос.
— А разве нам сейчас плохо? Значит хорошее уже вышло. А что будет дальше — никто не скажет наверняка. Человек — очень сложное животное.
Я догадываюсь что Рей, с недавних пор, и себя считает человеком. Может,
конечно, так оно и есть.
— И что, по-твоему, будет дальше?
— То, что мы захотим, — уверенно отвечает Рей. — Ничего другого и быть не может.
— А если когда-нибудь мы захотим разного? Ты — одного, я — другого?
— Значит каждый получит свое. Тот, кто написал это на воротах
Бухенвальда, был великий циник, но тот, кто первым высказал эту мысль, был великий мудрец. Так оно всегда и бывает. В конечном итоге каждый получает именно то, что хотел и ровно столько, сколько способен переварить. Этот мир полон счастливыми людьми. А Город Дождя — это химера. Выброси ее из головы.
Или не выбрасывай. Как хочешь. Тебе она жить не помешает. Кому угодно, только не тебе.
— Мне хочется увидеть как садится солнце, — говорю я.
— Нет проблем, — отвечает Рей, — по моим подсчетам до заката часа полтора.
Далеко от промокшей земли
Рассыпаясь, звезда догорит.
Только ветер шепнет: "Розали…"
Только он до земли долетит.
Только он поцелует лицо,
Золотистые брови вразлет.
А потом рыжим псом на крыльцо
Прокрадется и тихо уснет.
Я сыграла ненужную роль,
Но почти не жалею о ней.
Как легко забывается боль…
Мне бывало гораздо больней.
Поэтический элит-клуб "Бродячий Пегас". Творческий вечер Янины Бельской.
Мне все равно придется уходить.
Пусть не сейчас, не завтра… Но придется.
И тонкая серебряная нить
Натянется, заплачет и сорвется.
И вспорет мир высокий краткий звук.
И схватит небо утренним морозом.
И прозвучит дверей негромкий стук
Ответом всем непрогремевшим грозам.
Я знаю, ты мечтаешь по ночам,
Что этот день окажется дождливым
И снимет плащ с любимого плеча.
И я останусь греться у огня…
Кого-то это сделает счастливым,
Но не тебя, мой друг. И не меня.
—
На моем дорожном плаще
Пыль тысячи троп.
И одна ведет к тебе,
А все остальные — прочь.
А в твоем саду сто огней,
Две тысячи песен у скрипки.
И одна из них обо мне,
А все остальные — молитвы.
Полнолуние.
Авторские песни Татьяны Сторожевой.
Сон о луне.
Светлый силуэт на стене.
За окном тревожная ночь.
Мне приснился сон о луне,
Золотой и теплой, как дождь.
Я в него спустилась, как в сад,
Позабыв надеть серый плащ
И тревожил пристальный взгляд.
И звучала ночь, точно плач.