Вообще-то со вчерашнего дня я больше ни о чем и не думаю, только о нем. Я пытаюсь вспомнить его по-настоящему. И чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь в том, что он центральная фигура в происходящем. Даже если он уже мертв, все будет завязано на нем. Царь-Ворон на Алатороа фигура почти божественная. И теперь главным мне представляется одно: как широко разошлась весть об его изгнании. Не думаю, чтобы вороны стали ждать долго после обряда изгнания, с другой стороны само изгнание могло последовать только после серьезного выступления Кэррона, а он не был сторонником конфронтации. Его авторитет был так высок, что обычно вороны оставляли за ним право решения любых вопросов. У них это не часто бывает, они вообще-то сторонники демократии (я бы сказала — времен Речи Посполитой, царь — ничто, Совет старейшин — все), и Царь у них, в общем-то, избирается. Мои сведения о единовластии Кэррона точны, я много слышала, как вороны, обычно пожилые, злятся на это. Но его авторитет был нерушим, в конце концов, он был величайшим магом на планете, он был властителем жезла. Итак, меня интересует, знают ли об его изгнании те, кто живет достаточно далеко от Поозерья, если же нет, то мы в глазах местного населения окажемся убийцами не просто божественного народа и уважаемых всеми магов, но Царя-Ворона. За него будут мстить. Может быть, не сейчас, но само негативное отношение к нам появиться. Мы будем убийцами Царя-Ворона.

Возможно, это мое слабое место, но я, напротив, считаю, что именно это мое достоинство в сложившейся ситуации. Я способна серьезно относиться к происходящему. Я хочу сказать, что верю в магию. В ту магию, которая здесь повсюду. Я верю в нее. Другой человек мог бы отнестись к этому как к местному суеверию. Я верю, потому что я видела здесь многое, хотя на других планетах мне с магией сталкиваться не приходилось. Но моя вера или неверие не могут служить какими-то критериями для оценки ситуации. Я считаю, что следует принять как одно из условий этого уравнения магию, пусть даже она и является лишь местным суеверием. Даже если это суеверие для нас, для местных жителей это реальность.

И вот я думаю: если бы он был в Серых горах в момент нашей атаки, там не было бы сейчас радиоактивной пустыни. Ему достаточно было немного поговорить, присев на обочине дороги и поглаживая землю, и землетрясения не случилось. Что ему какой-то удар из ПСМ. Но остальные вороны защитить себя в такой ситуации не смогли бы. В сущности, их магия не простирается слишком далеко, они могут наводить иллюзии, иногда заглядывать в будущее, не больше. Говоря о них как о магическом народе, я имею в виду две ипостасии их существования. Кстати, Барнс в это не верит. Он заходил вчера вечером, и мы говорили об этом. Не о воронах, а вообще о сложившейся ситуации. Но стоило мне заикнуться о том, что окажись Кэррон в Серых горах в то время, нам не удалось бы их уничтожить, Барнс только рассмеялся.

— О чем вы говорите, о сказках про воронью магию? Я видел их, они обычные люди. Строение глаз другое, но ведь этой колонии миллионы лет, черт знает какие тут могли быть мутации.

Для меня этот вопрос не принципиален, я думала только о том, что Кэррон, возможно, жив, а это для нас действительно серьезная угроза. Но меня разозлило неверие Барнса, а больше всего его замечание о том, что вороны — обычные люди.

— А вы уверены, что вы вообще их видели? — сказала я, — Вы уверены, Стэнли, что вы видели именно воронов?

— Высокие, в черных одеждах, белков глаз не видно.

— Да, — сказала я, — А в облике птиц вы их не видели? Они никогда не превращались у вас на глазах?

— Кристина, — сказал он, наклоняясь ко мне, — Ну, что вы, не может быть, чтобы вы в это верили.

— Я видела, — сказала я, — Я это видела. А вы не видели, похоже, даже документов экспедиции моего отца. Не удосужились посмотреть. А там, между прочим, есть результаты их физиологического обследования. Они не люди, Стэнли, они вообще черт знает что такое. А вы совсем не верти в магию, Стэнли?

Он только рассмеялся. Я прекрасно знаю, что координаторов считают странными людьми, и я, похоже, своим поведением только убеждала его в этом. Я думала, как странно, что человек, который прожил здесь почти пять лет, до сих пор не верит. Что же, он считает это суеверием? Или просто фокусами, если он видел здесь хоть что-то?

— Так, значит, не верите? А вы думали, Стэнли, почему Альверден остался цел? Там были люди, Стэнли, такие же, как мы, выходцы с Земли. А город уцелел. А вы не верите в магию. И как вы думаете, кого готовили университеты Альвердена? На этой планете нет инженеров, врачей, астрономов. Для кого писались книги знаменитых альверденских библиотек? Целая планета, по-вашему, может всерьез заниматься этим, а это всего лишь суеверие. Неужели вы действительно так думаете?

— Кристина!

— Ну, что, Кристина? Если бы вы не засекли вовремя рост агрессивности, вы бы уже верили в магию. И если Царь-Ворон остался в живых, вам еще представиться этот шанс. Поверьте мне.

— Вы думаете, что он жив? — спросил вдруг Стэнли.

— Не знаю, — сказала я, а надо было, наверное, сказать: надеюсь. Я боялась этого и надеялась. Второй день я вспоминаю Кэррона, и мне больно думать, что он умер. Таких, как он, немного на любой из планет.

Стэнли встал и прошелся по каюте. Склонившись над столом, он посмотрел на расстеленные карты.

— Вы бывали на И-16? — спросил он, не оборачиваясь ко мне.

— Бывала. А откуда вы знаете?

— Я работал там после вас, вместе с Корниловым. И знаете, о чем я постоянно думаю здесь? Помните остров Хонси и снежных дьяволов?

— Я работала только на юге, — сказала я.

— На их языке алатороа значит — мечта. И я постоянно об этом думаю. Мечта. Эта планета похожа на мечту, не правда ли, Кристина? А мы принесли сюда войну….

Я грустно усмехнулась.

— Вы…. Стэнли, война готовилась здесь, или, по-вашему, рост агрессивности возник на пустом месте?

— Нет, но почему готовилась? Вам не кажется, что это уже притянуто за уши? Нам не впервые приходиться сталкиваться с агрессивностью на планетах, даже с колониями Старого времени.

— Мне так сказал Тэй.

— А я думаю, — сказал Стэнли, — что так война началась бы гораздо раньше. Не сейчас, когда все уже поняли, что мы — не завоеватели, что мы не собираемся навязывать свой образ жизни, а гораздо раньше, когда земляне только появились здесь….

— Может, вы выслушаете меня, Стэнли? Не собираемся навязывать свой образ жизни, сказали вы, но, я думаю, именно с этого все и началось. На Алатороа очень мало людей, так мало, но все равно здесь была однажды война между людьми и всеми остальными. И вы не думаете, что они могли увидеть в нас — угрозу? Ведь за нами тысячи и тысячи планет, населенных только людьми, Стэнли!

— А в Альвердене жили люди.

— В Альвердене…. В Альвердене жили маги, Стэнли. Вы в их силу не верите, но факт остается фактом. Они называли и считали себя магами. Эта планета держится на магии. А за нами техногенная цивилизация. Не думаю, что мы нужны были им здесь, Стэнли. А вот что до того, что война могла начаться гораздо раньше…. Знаете, теперь я думаю, может быть, подготовка началась уже тогда? Если инициаторами выступали вороны, такое более чем вероятно. У них средний возраст тысячу лет, прошедшие годы — как раз срок для подготовки войны с нами, серьезной подготовки. Мне эта мысль, знаете ли, самой не нравиться. Я была тогда ребенком, они брали меня на руки и в это же время планировали, как убрать землян с этой планеты! Вот ваша мечта, Стэнли!

Но на самом деле его слова о том, что Алатороа на языке снежных дьяволов с И-16 означает мечта, странно задели меня, затронули мою душу. Мечта! В интернате, в Институте по контактам, на всех планетах, где я работала, я думала о ней, об этой мечте, она снилась мне, я вспоминала ее. Некоторые так мечтают о Земле, на которой я так никогда и не бывала. Побывала на десятках планет (особенно, если считать с теми, где я была проездом), а вот на Земле не была. Но я мечтала не о Земле. Я мечтала о своей планете. О торонах, низко-низко летящих над травой. О шумных улицах Альвердена. О прозрачной, тихой красоте Поозерья. О тайных чащобах Лориндола. Вот о чем я думала — долгие-долгие годы, туманные воспоминания, не яснее, чем излюбленные файнами туманы в пойме Флоссы. Это была моя планета, моя мечта. И сейчас я все не могу отделаться от собственнических чувств, вот в чем дело. Это все еще моя планета, и я не могу думать о ней и о ее проблемах — как о работе. Не могу быть беспристрастной, потому что от каждой травинки до каждого облака это — моя планета. Все это мое. Родное мне. Люди помнят места, где родились и выросли. Я родилась где-то в Восьмом галактическом секторе, а где — я точно не знаю, потому что во время родов «Спутник» шел на гиперскорости. А росла я на Веге. Но вот моя планета, моя по праву собственности детства. Мы владеем своими сказками, своими мечтами — безраздельно. А моя мечта — вот она, и беспристрастной я быть не могу. Все, что происходит здесь, не просто касается меня, все это бьет по моему сердцу, бьет наотмашь….