Августовская жара не сморила разгулявшихся мужиков, вскоре кто-то из заводил кинул клич: «В Юрмалу!» Но уже в вагоне электрички мне стало вдруг как-то тошно.
Я ткнул в бок сидевшего рядом Мурашова — он даже поперхнулся пивом из алюминиевой банки — тогда еще довольно редкой «роскоши», а потому несуразно дорогой.
— Все, Толян! Потащусь я домой.
— А и правда, — весело и согласно кивнул он светло-русым чубчиком отросших не по уставу волос. — А то народ учинит чего, а тебе это надо?
— А ты?
— Мне надо. Должен же хоть кто-то за этой оравой присмотреть, вот мы с Кузей и приглядим.
Я вяло кивнул и пробрался к выходу, пожимая по пути крепкие загорелые руки, хлопая кого-то по спинам, получая дружеские тычки в ответ, отводя рукой фляжки, стаканы, бутылки, банки с пивом, что протягивали мне глотнуть на прощание ребята.
Разморенный, потный, я потек по тротуарам вместе с текущим от адовой жары асфальтом. В Кирчике все еще опасливо терлись милицейские патрули, но по-прежнему не трогали редкие компании десантников, оставшихся в парке. Себе дороже.
Я сел на родной 11-й трамвай и покатил не спеша домой.
Алла была вместе с дочкой на даче у тещи. Солнце давно перевалило на другую сторону нашего дома, я сразу открыл нараспашку все окна, устроил сквозняк и плюхнулся на мягкий диванчик, стоявший у нас на огромной — через всю квартиру — лоджии. Легкий ветерок с близкого Киш-озера приятно холодил тело. Я скинул с себя потную майку, покурил, отошел слегка и полез в душ.
Красный кирпичный магазин на 2-й Длинной не баловал последнее время разнообразием напитков и закуски. Какой-то дорогой джин без талонов, тоник местного производства, подозрительного вида кусок говядины — вот и весь улов. По случаю воскресенья улица словно вымерла. Я вернулся домой, тщательно прожарил мясо, обильно посыпав подрумянившиеся кусочки солью и перцем. Смешал в большом стакане джин с капелькой тоника и снова устроился на лоджии. Ел. Пил. Похмелялся, трезвел и снова пил. Надо было как-то жить дальше. Устроиться в кооператив? Наварить по-быстрому деньжат и уехать в Россию? А что Россия? Как там в России? Лешка с Хачиком вот-вот сами останутся без работы, если так дальше пойдет. А я что там буду делать? Все разваливается, все рушится, все падает, все идет вразнос, вихляясь и звеня отвинчивающимися гайками.
Если нужны будут люди все это восстанавливать — сами позовут. А если нет Падать дальше вместе со всеми? Родители, дочь, жена. Как и на что их содержать? Я сходил к холодильнику и снова наполнил высокий стакан. «Да, сказали мы с Иван Иванычем.» Похоже, что, озабоченный последние три года судьбами Родины, я совершенно упустил из виду свою собственную судьбу. Налево пойдешь. Направо пойдешь. Прямо шел — опять никому не нужен оказался. А жизнь как в сказке, чем дальше, тем страшней.
Ничего, кроме обрывков готовых фраз и конструкций, в голову не лезло. «Определенно, сегодня не мой день», — подумал я лениво, следя за нежными облаками над зеленым краешком Межапарка, хорошо видным отсюда, с моего пятого этажа. «…Подумаю над этим завтра!» Я допил джин и на ощупь, аккуратно поставил пустой стакан на холодный крашеный бетон лоджии. Повалился на диван и тут же заснул.
Глава 13
Конечно, позвали. Ранним утром позвонил Лешка из Питера. Просто велел телевизор включить. А через час за мной уже заехали. Сводная команда, туда-сюда… Каждой твари по паре. Десантный взвод, отделение ОМОНа, спецназовцы из Москвы — от какой конторы, сам черт не разберет. Ну и я с друзьями — в качестве представителей народа, поддержавшего всей душой ГКЧП. Короче, славная подобралась компашка, хоть и разномастная, и у каждого в ней была своя задача. Действовали по особому плану.
А еще раньше Чеслав Млынник вскрыл по звонку командующего секретный пакет и приступил к исполнению. Пожалуй, только в Прибалтийском военном округе, и особенно в Латвии, режим Чрезвычайного положения был введен в первые же часы с момента его объявления и в полном объеме.
Все, что надо, все было взято под охрану немедленно. Первым шел ОМОН. Захватывал штабы силовых структур, разоружал незаконные военизированные формирования, брал под контроль узлы связи, телевидение и радио. Над Ригой барражировали военные вертолеты, давили на психику латышей, сразу же давших задний ход, заткнувшихся в тряпочку, разбежавшихся по кустам — формировать очередное правительство в изгнании или искать рыбацкую лайву, чтобы попытаться сбежать на ней по проторенному пути — к шведскому берегу.
Вслед за Рижским ОМОНом занятые объекты перенимали под свою охрану десантники. Они же контролировали выезды из города, основные транспортные магистрали и мосты. А омоновцы шли дальше — методично, пункт за пунктом выполняя каждую строчку приказа. Латышское население притихло, извинительно заулыбалось и подчеркнуто красиво заговорило по-русски. Русским было плевать на латышей. Никто не злобился, не торжествовал злорадно. Просто занимались своим делом, надеясь, что вернулась наконец нормальная жизнь, а значит, пора приниматься за восстановление разрушенного за годы перестройки мира.
Министр внутренних дел, тот самый Вазнис, сбежал и пьянствовал на укромной лесной даче на границе с Россией, трясясь и готовясь к расстрелу. Разбежались, как тараканы, все. Вся новая власть тут же рассыпалась, никто не мог найти друг друга, даже если очень хотел. Доставали из тайников партбилеты и сами рысью бежали сдавать оружие. Или просто бросали открытыми ружкомнаты и разбегались по родным хуторам в сельской местности. Все. И та часть милиция, что перешла было на сторону «независимой Латвии», и бандиты из «стражей порядка» Бесхлебникова, и бравый (вчера еще) Первый полицейский батальон «белых беретов» Вецтиранса. Вецтиранс отличился еще и тем, что украл шестьсот с лишним тысяч рублей со счета родного батальона и так потом и не смог за них отчитаться. А кое-кто из политиков уже начал являться к своим вчерашним оппонентам со списками наиболее преданных, по их мнению, сторонников Латвийской Республики.