Конечно, все эти эксперименты нельзя считать в достаточной степени контролируемыми. До сегодняшнего дня мне лишь однажды пришлось принимать участие в строго контролируемом противостоянии с компьютером, и по причинам, которые я объясню позже, мне, честно сказать, не хотелось бы повторять его снова.

Произошло это в Токио 29 марта 1983 года. У меня была договоренность с телевидением Ниппон об участии в многочасовой программе, авторы которой хотели показать как можно больше живого эфирного материала. Они попросили профессора Тошибуми Саката — главу компьютерного управления Токийского университета — представить для программы какой-нибудь интересный эксперимент, связанный с компьютерами, который можно было бы заснять. Он любезно согласился, но вполне резонно настоял на том, чтобы все проходило под его личным контролем. Эксперимент должен был состояться в университетской лаборатории, где были созданы необходимые условия, которые, разумеется, невозможно было сделать в студии. В конце концов мы согласились снять отдельный сюжет еще до передачи и включить его в программу, вся остальная часть которой шла в прямом эфире.

Элдон Берд, американский ученый из лаборатории военно— морского флота США, вместе с которым я проводил несколько первых контролируемых опытов по сгибанию металлических предметов в 1973 году, приехал в Японию специально к началу этих съемок 28 марта. Вместе с ним я и приехал в Токийский университет.

Специальная, тщательно проведенная программа была уже заложена в Хьюлед Паккард. На экране дисплея были две цветные картинки — одна из которых неподвижно, фиксировано стояла в центре, а другая, напротив, постоянно передвигалась в самых разных направлениях. В мою задачу входило прежде всего остановить движущуюся картинку, изображавшую вид Токио, снятого из космоса. Перед началом эксперимента меня проверили магнитометром на наличие каких-либо посторонних магнитных полей и так делали каждый раз после того, как я выходил и входил в лабораторию.

Итак, я приступил к своей работе, пытаясь воздействовать на компьютер. Сжав руки в кулаки, сильно сконцентрировавшись, я приказал движущейся картинке остановиться. Первая попытка окончилась неудачей, и поэтому я попробовал все повторить снова. Картинка по-прежнему не исчезала с экрана и скользила по нему сверху вниз, только стала передвигаться еще быстрее. Я закричал что было сил, чтобы остановить компьютер, но никакого эффекта не последовало. Тогда я попытался приблизить свои руки к пленке, но и это тоже не помогло. Час за часом я делал все возможное до тех пор, пока не почувствовал, что ничего не получится. Это был не мой день.

Терпеливые японцы согласились на проведение повторного эксперимента на следующий день, и я вернулся в гостиницу в состоянии глубокой депрессии. Я потратил массу своего и чужого времени, извел километры кинопленки и ничего им не показал.

29 марта поначалу события стали развиваться так же, как и накануне. Снова и снова я сжимал руку в кулак и тряс им перед экраном, приказывая картинке остановиться, стереться, исчезнуть, но она возвращалась с приводившим меня в бешенство постоянством, словно насмехалась надо мной. Начали мы работать, наверное, часов в шесть вечера, а уже далеко за полночь я с досадой хлопнул себя по бедрам и в раздражении воскликнул: «Ничего не получается!»

Последняя попытка: я попросил профессора Саката принести немного воды — не для того, чтобы попить, а для того, чтобы поставить ее рядом с компьютером. Я надеялся, что это может помочь, так как не раз замечал, что мне легче сосредоточиваться, когда вода где-то рядом. Один из ассистентов тотчас же вышел и принес большой чайник с водой, который ему же пришлось и держать, так как он стоял ближе всех к компьютеру. Должно быть, он подумал, что со стороны это выглядит довольно глупо, но тем не менее вида не подал.

Элдон, казалось, устал не меньше, чем я. Он молча сидел подряд два вечера этого изнуряющего и приводящего в ярость бесплодного эксперимента, не принимая в нем никакого участия, только лишь как сторонний наблюдатель — так, по крайней мере, я думал.

Впоследствии он признался мне, что, когда принесли чайник с водой, это было последней каплей, переполнившей чашу его терпения, и он решил сделать мне немое послание такого типа: «Ури, если ты телепат, то сделай это. Я уже устал. Кончай ты с этим делом и пойдем скорее отсюда к чертовой бабушке».

Элдон заметил, что психологические эффекты часто начинают срабатывать уже после того, как прекращается концентрация мысли и энергии, направленная на объект. Он называл это «разорванным эффектом». «Силы концентрируются, концентрируются, — объяснил он мне, — и, если ничего не происходит, они сдаются. В этот-то момент все и получается».

Если бы я вспомнил об этом вовремя, то, возможно, прекратил бы свои попытки на несколько часов раньше, потому что Элдон был абсолютно прав. Пленка прошла еще один контрольный круг, и я подумал: или сейчас, или никогда — и послал последний сигнал на экран компьютера, до боли сжав кулак и потрясая им в воздухе.

Увы, картинка продолжала свой путь. Я в отчаянии отвернулся от экрана.

Спасибо небесам за терпеливость японцев, особенно это касается оператора, который после стольких часов изнурительной работы сумел сохранить самообладание и заснять все происходящее.

В отличие от меня он не прервал своей работы.

«Ури, она остановилась!» — закричал кто-то неожиданно. Оператор быстро придвинул камеру вплотную к экрану дисплея. В телекадрах отчетливо виден тот момент, когда изображение в последний раз появляется наверху у экрана и вдруг останавливается. В первое мгновение я не мог поверить в то, что случилось, потому что посчитал себя уже побежденным. Ставшая за эти два дня ненавистной картинка все еще виднелась на экране, но теперь она безмолвно застыла. Я сумел остановить ее.

Лицо профессора словно окаменело. Я бросился к нему, крепко обнял, приведя его тем самым в полное замешательство. Но я не мог сдержаться, потому что чувствовал себя как теннисист, выигравший Уимблдонский турнир.

Я вернулся в отель измученный и в буквальном смысле слова еле живой, но безмерно счастливый от такого неожиданного исхода событий. Для профессора Саката и его помощников основная работа только начиналась. На следующее утро Элдон рассказал мне, что происходило после того, как я покинул лабораторию.

Они вернули пленку обратно и попытались выяснить, что же произошло. В конце концов они пришли к выводу, что два байта как бы поменялись местами и машина, не зная, как на это реагировать, посчитала, что во избежание неприятностей следует остановить программу. Оператор пытался снова и снова запускать пленку, но она неизменно останавливалась в одном и том же месте.

«Это, конечно, не так впечатляюще, как тогда, когда тебе удалось стереть часть программ, но все-таки все равно очень эффектно. Ты остановил машину, и она после этого уже не смогла сделать то, что ей предписывалось».

Никто не мог отрицать случившегося, так как миллионы японцев видели все это 31 марта по телевидению. Как бы там ни было, я остановил машину. Это помогло мне войти в хоро-агую форму, и во время той части программы, которая шла в прямом эфире, я сумел заставить прорасти семя красной редиски и продемонстрировать довольно необычный вариант сгибания металла — при помощи двух маленьких детей я слегка потер ладонью металлическую клюшку для игры в гольф, затем поднял ее повыше в воздух и держал так до тех пор, пока она не развалилась пополам прямо перед камерой. Кроме того, во время передачи ведущий с удивлением обнаружил, что отскочила одна из металлических пуговиц на его пиджаке.

В октябре 1985 года я был приглашен в Сан-Диего на ежегодную встречу, проводимую Организацией молодых президентов — очень престижной группой бизнесменов и общественных деятелей со всего света. Там в присутствии нескольких сотен специалистов мне была предоставлена возможность продемонстрировать свои способности в единоборстве с последней моделью персонального компьютера Ай-би-эм.