Прохладные волны вечернего морского ветра смешивались с запахом соснового леса. Котелок над костром, четыре колеблющиеся тени на ветвях, губная гармошка, песни и воспоминания. А над головой знакомый шум леса…

Лохматая собака потерлась о колено и тихо улеглась у костра, как бы почуяв, что она мешает воспоминаниям.

— Вот вы посмеялись, что мы ждем туч, — раздался голос над костром. — А это продолжается уже больше недели. Мы тут ловим сюжеты для снимков фотоагентству, а вызнаете, как выглядит пустыня без облаков! В полном смысле слова — пустыня. Здесь все вокруг — пустыня, и внутри нас тоже…

— Как же случилось, что вы стали фотографом в Уругвае?

— А, и вспоминать-то нечего! Я выучился фотографии в Праге на Виноградах.[62] А там началась безработица, некуда было сунуться. Тогда я вколотил все свои сбережения в один билет и уехал в Америку на пароходе, который перевозил скот.

— А теперь?

— А что теперь? Перебиваешься кое-как, с хлеба на квас. Сами подумайте, стали бы мы ради нескольких песо торчать тут неделю из-за нескольких снимков, если бы не жили, как бродяги?

— Отчего же в таком случае вы не возвращаетесь домой?

— А на какие средства? Разве что выиграть в лотерее пароходный билет. Бывают минуты, когда тоска становится невыносимой. Тогда обычно идешь в порт и смотришь, как уходят в Европу пароходы. А когда пароход отчаливает от пристани, лучше бежать, потому что сердце разрывается на части…

Над головой шелестит лес, и вдали шумит море. А вокруг — пустыня…

Широкая дуга песчаного пляжа за крепостью Санта-Тереса искрится в лучах утреннего солнца. Волна за волной гладит бархатный песок, рассыпая по нему пестрое богатство мелких ракушек.

Но в конце этого длинного пляжа на горизонте громоздятся острые скалы, дикие и упрямые, вечно бьющиеся с волнами того же самого океана, который неподалеку от крепости силой своих чар создал романтический солнечный уголок. А от скал в глубь страны тянутся огромные песчаные дюны, одна за другой, на первый взгляд мертвые и все же грозные. Несколько лет назад земельные участки возле них были обнесены высокими заборами из колючей проволоки. Но этих нескольких лет оказалось достаточно, чтобы ограды исчезли в удушающих объятиях песка, неудержимо текущего со стороны моря в глубь материка. Ужасный своей наглядностью символ истории этой местности.

Сюда, на равнины между этими дюнами, волна завоевателей с севера и юга загнала последние остатки некогда могущественного индейского племени чарруа. О его гибели не осталось никаких достоверных документов; историкам достались в наследство лишь археологические данные и страшные устные предания, передававшиеся из поколения в поколение.

В течение ста двадцати лет европейцы безуспешно боролись с помощью огнестрельного оружия против стрел и копий с каменными наконечниками. Индейцы были непобедимы. Но вот к ним пришел первый иезуитский миссионер.

За миссионерами к индейцам потянулись торговцы и продавцы aguardiente — огненной воды. Спирт и болезни притупили бдительность и подорвали силы людей, которые до сих пор жили в теснейшем единении со здоровой природой. Но этого оказалось мало. Индейцы, по мнению европейцев, вымирали недостаточно быстро. «Освободители» ждали только удобного случая.

Ждать им пришлось недолго. На приморские равнины к югу от нынешней крепости Санта-Тереса каждый год сходились на свои религиозные празднества оставшиеся индейцы племени чарруа. Однажды в этих торжествах приняли участие и незваные наемники, которые на этот раз оказались необычно щедрыми. Огненная вода текла из их бочек рекой до тех пор, пока не одолела индейцев всех до одного. И тогда наступила страшная варфоломеевская ночь племени чарруа. Безоружные индейцы — мужчины, женщины и дети — были перебиты до последнего. Весь этот гордый народ свободных охотников исчез с лица земли.

Все, что осталось от него, — это обломки оружия и каменных орудий, черепки глиняной посуды и осколки кремней в песках на побережье Атлантики и в витринах музеев.

И современный памятник в Монтевидео, изображающий последнего вождя племени чарруа, касика Абайуба.

Давид и Голиаф.

Сто раз приходит на ум это сравнение, когда смотришь на карту Южной Америки. Маленький Уругвай, словно заплатка, пришит к берегам Атлантического океана и прижат к Ла-Плате бразильским великаном.

Но не только карта наводит на такое сравнение. Структура обеих стран, их внутренняя жизнь, средний уровень благосостояния жителей — все рисует яркую картину противоречий между самым большим и самым маленьким государствами Южной Америки. Размеры Бразилии по сей день для нее и надежда и зло, ее стимул и оковы. Маленький Уругвай не знает, что такое проблема расстояний. Пересечешь его границу, и кажется, будто, вырвавшись из объятий дремучего леса, отдыхаешь в садике заботливого хозяина. Из всех стран этого материка Уругвай обладает самой густой сетью шоссейных дорог. В среднем на пять квадратных километров площади здесь приходится один километр содержащегося в порядке шоссе.

На дороге, проходящей в глубине Бразилии, водитель автомобиля сидит за рулем иногда с раннего утра до позднего вечера, но от всего пути у него остаются лишь обрывки впечатлений, боль в глазах и усталость. Это не дорога, а поле боя.

Уругвайское шоссе, напротив, обеспечивает машине полную безопасность, а едущим в ней — отдых и возможность часами наслаждаться непрестанно меняющейся панорамой ландшафта…

Уругвайское приморье во многом напоминает подножье Чешско-Моравской возвышенности. Такая же умеренно холмистая местность, приволье лугов и рощ, и все это как-то очень под рукой. В южном направлении заметно учащаются селения и увеличивается число машин на шоссе. И только тысячеголовые стада крупного рогатого скота и овец все так же пасутся в пампах вдоль дорог. А наши старые знакомые — бродяги памп, уругвайские гаучо сгоняют свои стада с шоссе с такой предупредительностью, что не успеваешь даже нажать на кнопку клаксона.

Недалеко отъехали мы от места, до которого нас проводили на своей машине земляки из лесного лагеря, как вдруг услышали в равномерном гуле мотора какой-то непривычный громкий тон. Тормоз, мотор выключаем еще на ходу. Но стартер продолжает жаловаться.

— Скорей! Подыми передний капот, вынь запасные колеса и открой аккумулятор. А я пока достану инструменты…

Не прошло и двадцати секунд, как аккумулятор был отключен. Гудение стартера ослабевало, словно вой сирены после отбоя воздушной тревоги. Первые последствия напряженной борьбы с песком на бразильском пляже.

— Так что? Отсоединим стартер и поедем дальше?

— А что станем делать в Монтевидео? Позорить «татру» и заводить ее рукояткой? Поставим машину над канавой и — будем исправлять!

Половина багажа перекочевала на обочину дороги. Два часа работы четырех сыгранных рук, и стартер, два дня назад залитый морской водой и забитый песком, снова встал на свое место, избавившись от ржавчины и грязи. А над нами уже мчались с моря свинцовые тучи, и бурный ветер срывал листья с деревьев. В спешке нам удалось спрятать от первого приступа дождя лишь часть выгруженного багажа.

От столицы Уругвая нас отделяло еще 300 километров. В большинстве южноамериканских стран, при подобных обстоятельствах мы вынуждены были бы отказаться от дальнейшего пути и ночевать там, где нас застал дождь, не дожидаясь, пока дорога превратится в омут грязи. Но уругвайское прибрежное шоссе безопасно при любой погоде. На полпути под колесами «татры» даже зашуршал мокрый бетон первоклассной магистрали. Заплаканные рощи пальм, все чаще и чаще бегущие мимо селения, и отдельные виллы, на каждом шагу стрелки указателей, ведущие влево, к морю. Непрерывная цепь курортов и пляжей — главное, чем заманивают туристов в Уругвай.