Знакомым жестом он снова воздел руку ко лбу…

22

— Иван Степанович Кидько? Да, у нас. Выпускник факультета биофизики. Как говорится, с неба звезд не снимает, но не лишен способностей. Упорный. Готовит диссертацию.

— Тема?

— Сравнительная характеристика некоторых биоритмов мозга человека и животных.

— В каком состоянии его диссертация?

— Тема утверждена. Иван Степанович собирает материал.

— Каким образом?

— Обследует животных и людей, составляет графики…

— Вам известно что-нибудь о его аппарате НК-1?

— Он пользовался аппаратурой института. Но, простите, вы сказали — ЕГО аппарат? Я не ослышался?

— Совершенно верно. Он его называет нормализатором.

— Впервые слышу.

Покровительственные нотки исчезли из голоса профессора Богданова. Гладкое, словно тщательно обточенное, лицо выразило повышенное внимание.

— Я попрошу вас подробнее рассказать об Иване Степановиче.

— Э-э, видите ли, его личное дело…

— Я уже познакомился с ним в отделе кадров.

Профессор снял очки с модной квадратной оправой и тщательно протер стекла.

— Ну что я могу добавить?.. Вот аппарат — совсем другое дело. Верите ли, я и не знал, представить себе не мог, чтобы он…

— Извините, мы позже поговорим о том, чего вы не знали. А пока прошу ответить на мои вопросы.» Вот вы сказали, что он «не лишен способностей, упорный». Как это выражалось в его повседневной работе?

— Э-э, видите ли, у него бывали срывы, неудачи. Не сложились отношения с коллективом, с руководством, — Богданов метнул на следователя испытующий взгляд, — со мной, в частности… Поэтому боюсь быть необъективным…

— А вы не бойтесь.

— Ну что ж. У него есть определенные способности. Не такие большие, как ему хотелось бы. И… многие сотрудники считают его, мягко говоря, недостаточно одаренным…

— «Недостаточно» — для чего?

— Для научной деятельности. Пожалуй, ему было бы лучше потрудиться на производстве. Он более пригоден для выполнения стереотипных операций. Нет широты мышления, недостает воображения — всего того, что принято называть «творческой жилкой». Отсюда и срывы, в частности с диссертацией. Он уже однажды защищался и…

Профессор нервно почесал лоб.

— И…

— …провалился. Оппоненты отмечали примитивность методики, неглубокую разработку, даже недостаточность экспериментальных данных. Иван Степанович посчитал критику несправедливой, обозлился, конечно. Но не отступил, а принялся готовиться к защите вторично, хотя критика почти не оставила ему надежды на успех. Потому и говорю — упорный он.

— Не знаете, он навещает прежнюю семью?

— Редко. Бывшая его жена у нас работает, в другом отделе. Желаете поговорить с ней?

— Потом. А друзья у него были?

— Близких друзей, кажется, нет. Кидько — человек замкнутый. Впрочем, был один… не то, чтобы близкий… Скорее, не Друг, а покровитель. Но и с ним Иван Степанович поссорился.

— Из-за чего?

— Ему показалось, что я его недостаточно поддерживал на защите. И вообще он некоммуникабелен, неуживчив, а главное — обижен на весь мир.

— Как вы полагаете, в его обиде есть доля справедливости?

— Пожалуй. Ведь у нас его многие считали просто бездарностью. А это неправда. Как я уже упоминал, у него есть определенные способности. Вот, например, в технике он разбирается, неплохой экспериментатор, если работает под чьим-то руководством. Но его беда в том, что он сильно завышает свои возможности. Докатился до того, что себя решил считать нормой, а тех, кто способнее его, — ненормальными. Как-то по секрету мне «открыл», что талант — это вроде болезни. Собрал коллекцию сведений об опухолях головного мозга, которые якобы способствовали появлению гениев. Хуже всего то, что он подгоняет разрозненные факты, чтобы научно обосновать эти свои выводы, и обобщает их. Доказывает, что у такого-то — имярек — опухоль в левом полушарии давила на подкорку, заставляя ее работать интенсивнее, стимулируя воображение; а у другого активизировала ассоциативную память…

— Фальсификация?

— Не так просто. Видите ли, совпадения всегда найдутся. А некоторые безответственные ученые, особенно если они нетерпеливы и неопытны, подхватывают «сенсации», удивляют ими слушателей и слушательниц…

Они разговаривали еще долго. На прощание профессор подарил Трофиновскому свою книгу о мозге как управляющей системе и дал почитать еще несколько книг из личной библиотеки…

23

К допросу Трофиновский готовился долго и тщательно, основательно проштудировал книги, взятые у профессора Богданова, изучил подготовленное специалистами описание аппарата Ивана Кидько. Ученые единодушно пришли к выводу, что аппарат НК-1 является изобретением и может представлять интерес в биологии и медицине. У Трофиновского возникла одна навязчивая мысль-вопрос и не давала ему покоя. В следственном заключении он ее отражать не собирался, а прояснить ее полностью мог лишь один человек, вот только вряд ли он согласится это сделать. Невысказанная мысль мучила Трофиновского все дни, пока он готовился к допросу, доводила до неприятных сновидений. Павел Ефимович вставал с головной болью и задавал собеседникам — а в эти дни он разговаривал и с криминалистами, и с психиатрами, и с биофизиками — такие вопросы, на которые они однозначно не могли ответить.

— Выходит, недооценили вы Кидько? — спросил Трофиновский у Богданова, когда они увиделись снова.

— Выходит, — согласился профессор. — Но если бы он, защищая диссертацию, представил комиссии аппарат или хотя бы его схему, к нему отнеслись бы иначе. Хотя, надо сказать, аппарат этот не его личное изобретение. Иван Степанович только соединил узлы, разработанные в различных отделах нашего института. Правда, сделал он это технически грамотно.

— А может, талантливо? — спросил следователь, заглядывая в глаза профессору.

— Можно сказать и так, — нехотя согласился Богданов.

Трофиновский вернулся от профессора обуреваемый противоречивыми чувствами. Попросил привести Кидько. Он отметил, что Иван Степанович за эти несколько дней заметно похудел, выглядит еще более замкнутым и озлобленным.

— Долго еще меня будут держать здесь? — резко спросил Кидько.

— Здесь — нет, — ответил Трофиновский.

— На что это вы намекаете?

— Вас будут судить.

— За что?

Трофиновский принялся довольно миролюбиво объяснять:

— У вас не было соответствующего разрешения для испытания аппарата на людях.

Кидько прервал его:

— Мой аппарат когда-нибудь будет признан величайшим изобретением. Чтобы вы поняли, на что замахнулись, я так и быть, постараюсь в популярной форме объяснить вам принцип его работы. Вы должны уяснить, что любые патологические процессы в организме сопровождаются изменением биотоков и биополей. На биофизическом языке возвращение биотоков к норме означает излечение больного. А ведь есть люди с ненормальными сдвигами в области психики или нервных реакций. Эти сдвиги могут быть вызваны врожденными пороками нервной системы, опухолями, нарушениями деятельности эндокринных желез. Понимаете? Усвоили? А мой аппарат способен восстанавливать…

— …норму биотоков и таким образом нормализовать работу организма, — закончил вместо него Трофиновский.

— Наконец-то поняли. Молодец! — похвалил Кидько. В его голосе пробивалась плохо скрываемая ирония. — Значит, я могу быть свободен, в том числе и от двусмысленных вопросов и намеков?

— Увы, нет, — вздохнул Трофиновский. — Вы не ответили на главный вопрос. А есть и другие, и тоже не менее важные. Например, что именно вы принимаете за норму? Как ее устанавливаете?

— Норма устанавливается по большинству людей, — подняв руку с вытянутым пальцем, торжественно произнес Кидько.

— Каких людей?

— Обыкновенных, среднего уровня, так сказать, усредненных, — с вызовом ответил Кидько. — Это они, в конце концов, создают все на свете, материальную культуру человечества. И потом, как мною установлено, так называемые гении или таланты — это просто люди с патологическими отклонениями. Аппарат способен исцелить их…