– Значит, вы, в конце концов, позвонили ему?

– Нет, написала. Но не сообщила об аварии.

– Он и сейчас не знает?

Она не ответила, а Хэмиш не стал допытываться.

– Он в Калифорнии, открывает еще один магазин в Лонг-Бич.

– Вы вернетесь сюда? – осторожно спросил Хэмиш. Сердце его упало при мысли, что он больше никогда ее не увидит.

– Я планирую вернуться, если меня здесь будут ждать.

– Вас всегда будут ждать. Вы стали частью моей семьи. Когда вы уедете, нам всем будет вас не хватать, – сказал Хэмиш, надеясь, что она ему поверит.

– Да, до тех пор, пока вы не женитесь, – пробормотала она.

– Даже и тогда, – сказал он, и горло его сжалось от волнения. – Но до этого еще очень далеко.

– А может, и не так далеко. Никогда не знаешь… – Фраза повисла в воздухе.

– Вы совершенно правы, никогда этого не знаешь, – согласился священник, хотя был уверен: он утратил интерес к поискам подходящей женщины. Теперь перед его мысленным взором всегда стоят зеленые глаза, густые каштановые волосы и заживающий шрамик на щеке.

Не видя ее двое суток, он убедился, что скучает по ней. Мысли о девушке отвлекали его от дел. Не видя ее за обеденным столом, он чувствовал себя так, словно потерял половину семьи.

Между ними воцарилось тяжелое, грустное молчание. Ему хотелось попросить ее вернуться как можно скорее. Он не мог понять, почему она так несчастна, почему хочет уехать. Но было ясно, что на эти вопросы она не ответит, во всяком случае, сейчас.

– Когда вы уезжаете? – спросил он.

– В следующую среду, очень рано. Еще до того, как все проснутся.

– Значит, у нас еще есть четыре полных дня.

На следующий день, вернувшись из поездки по магазинам, Бренда увидела, что Хэмиш уже дома.

– Устроим пикник! – возвестил он. Бренда бросила на стол альбом для вырезок.

– Что это? – спросил священник.

– Это мне, я решила заняться делом, – ответила Бренда.

Улыбка стала медленно расползаться по его лицу, и девушка поняла, что они оба думают об одном и том же: как хорошо, что он положил на дно чемодана газетные вырезки с отзывами о ее работе, когда собирал вещи у нее в квартире. Он улыбнулся ей, она ответила улыбкой.

– Спасибо за то, что вы их захватили, – сказала она, впервые за все время, оценив этот его поступок.

– Всегда готов служить вам, дорогая леди.

– Вы что-то говорили о пикнике? Кто же устраивает пикник в это время года? На дворе почти зима.

– Видимо, вы не заметили, что осень в последний раз проявила себя во всей своей красе, чтобы порадовать нас. Может быть, сегодня последний теплый день до самого мая. Пикник будет на берегу Сен-Круа.

Он радовался, как мальчишка, и Бренда еле удержалась, чтобы не броситься к нему в объятия. Она принялась готовиться к поездке, помогая миссис Биллингс. Та варила картофель и яйца вкрутую, размораживала извлеченные из морозильника продукты, закладывала в пакет хот-доги.

В последний раз, оглядев поле боя, экономка сунула в пластиковый мешок бумажные салфетки и пару кухонных полотенец. Усевшись в машину, семья направилась к реке Сен-Круа.

Хэмиш знал красивое местечко, где в свое время была пристань. Песчаные берега полого спускались здесь к воде. Желтые листья сыпались с деревьев, их ворошил по-летнему теплый ветерок.

У всех было праздничное настроение, но особенно счастливым выглядел Хэмиш. Он смотрел на ясное бледно-голубое небо и испытывал глубокую благодарность за этот день и за эти мгновения. А встретившись взглядом с глазами Бренды, увидел в них столько тепла, что его мрачные предчувствия по поводу будущего растаяли, как дым.

После еды Хэмиш растянулся на краю одеяла и снова взглянул на Бренду. Она лежала на боку, подложив под голову ладонь. Эми расположилась возле нее, уткнувшись головой ей в шею, ветерок спутал им волосы. Их тихая беседа заворожила Хэмиша. Энни тоже пристроилась рядышком. Судя по всему, ей было удобно и не страшно.

Вот так, втроем, размышлял Хэмиш, они выглядят сейчас как любящая мать со своими детьми. У него перехватило дыхание. Зачем мне искать другую мать для своих дочек? – думал он. Но если предложить Бренде стать пасторшей, вряд ли она согласится. Это ей неинтересно.

Теперь было ясно, что девочки ее любят, даже Энни, оказавшая поначалу стойкое сопротивление. Трудно сказать, когда произошел этот перелом, хотя следовало его предвидеть, учитывая, что Бренда тоже изменилась. В ее характере появилась мягкость, которой раньше не было, и ей удалось проторить дорожку к сердцу его дочек.

Конечно, это ненадолго, думал он. Красная спортивная машина – символ той жизни, к какой Бренда рано или поздно вернется. В этой жизни нет места мужу – скромному священнику, живущему в обветшавшем фермерском доме, и его семье, привыкшей к самым примитивным удобствам.

Хэмиш едва удержался от желания схватить их всех в охапку и прижать к своей груди. Но его отвлек тихий вздох миссис Биллингс:

– До чего же хорошо, просто не верится. Правда?

– В самом деле, – отозвался Хэмиш. А на лице Бренды появилась грусть.

В воскресенье утром, когда священник уже ушел в церковь, Бренда объявила экономке и девочкам, что пойдет вместе с ними на воскресную службу. Перед уходом она проглотила болеутоляющую таблетку, подъехала к церкви в инвалидном кресле, а внутрь вошла на костылях, чтобы сидеть, как все прихожане, на скамье для молящихся.

Она пришла не просто для того, чтобы посетить службу. Ей хотелось увидеть Хэмиша в облачении священника, услышать настоящую проповедь вместо десятиминутной молитвы, как это бывает по средам. Она хотела видеть его за работой.

Даже если он и удивился, заметив ее среди паствы, то не показал виду. Только улыбнулся незаметно, лично ей.

Когда запел хор, у Бренды выступили слезы; они щипали ей глаза, как ни старалась она их удержать. Музыка заполняла церковь, и голоса сливались с органом в гармоничном согласии.

После службы общий зал превратили в кафе, где можно было выпить чашку кофе, стакан сока или съесть булочку. Взрослые беседовали за своими чашками, дети бегали между столами. Подростки собирались маленькими группками, девочки и мальчики общались сначала застенчиво, потом осмелели, перешептывались и смеялись. Старики и старушки ахали и охали над тем, как вытянулся маленький Эдвард, или над тем, что сын миссис Маккей увез свою семью из этих мест.

Лес Джонсон, подойдя к Бренде, стал подшучивать, напомнив, какую классную подачу она ухитрилась послать левой рукой. Две женщины, видевшие Энни в среду после вечернего молебна, спросили у Бренды, как себя чувствует девочка.

Они меня любят, думала Бренда, а ведь я не сделала для них ничего хорошего. Я не собиралась оставаться в этой местности надолго, единственное, чего хотела, – это использовать Хэмиша, пока не выздоровею. А потом – до свидания.

Но я прижилась здесь. Впервые в жизни добилась чего-то, не затрачивая бешеных усилий.

Бренда попыталась разобраться во всем том, что свалилось на нее, разложить все по полочкам. Тут и растущая зависимость от Хэмиша, и необходимость учиться жить по-новому, оставив в прошлом все, что было знакомо и привычно.

Теперь она вынуждена полагаться на людей, потому что стала калекой. Но зато после стольких лет одинокой жизни она нашла родной дом. А в будущую среду надо снова вернуться в больницу и лечь на операцию. Боже, как все переплелось, хорошее и плохое!

Где-то внутри ее существа возникла дрожь и, распространившись по грудной клетке, побежала по рукам и ногам. Унять ее было невозможно.

Извинившись перед соседями, Бренда встала из-за стола и двинулась домой – дрожащая, растерянная и испуганная.

Где же мои бойцовские качества? – думала она. Где моя жесткость? Что со мной происходит? Придется свить вокруг себя кокон, который защитит меня от неизвестности, от туманного, пугающего будущего.