Сейчас они по очереди смотрели в «Квестар», и за свои законные десять секунд Сет смог увидеть слабый отблеск солнца, отражавшегося от коротких крыльев поворачивающего «Алгонкина». Он и не подумал передавать теле-скоп Сэмпсону. На экране сейчас все равно лучше видно. Сейчас не было никакого хвоста ракетного выхлопа. «Алгонкин» скользил по инерции. На последнем этапе возвращения сверкающего космического корабля скорость регулировал капитан, осторожно снижая ее с помощью клапанов и спойлеров.
Когда корабль коснулся земли, толпа в один голос издала какой-то невообразимый звук - не то крик, не то вздох, не то хрип. Это было что-то вроде звуковых помех - без формы и содержания. Это был просто одновременный удовлетворенный выдох миллионов легких.
Корабль приземлился четко и правильно. Когда он прорвал тридцать тормозных щитов, установленных на посадочной полосе, ошметки пластиковых сетей и тросов полетели во все стороны. Некоторые из них волочились за кораблем, пока он окончательно не остановился в какой-то сотне ярдов от красной отметки «X» на взлетно-посадочной полосе. Там уже стояли наготове автоцистерны. В одно мгновение команды с брандспойтами стали поливать охлаждающей пеной и горячей водой тормозные двигатели, чтобы окончательно устранить ядовитый пар.
Толпа оглушительного заорала. Волна за волной накатывались приветствия, перекрывавшие рев ракетных двигателей, и конца этому не было. Толпа продолжала шуметь, пока бригады делали свою работу. Сет вдруг осознал, что он тоже радостно кричит. Он осекся, ощутив руки Эванджелины на своих плечах и осознав, что она шепчет ему на ухо.
- Что? - проорал он, полуобернувшись к ней.
- Я говорю, - сказала она, - что мне всегда хотелось иметь в своем доме настоящий серебряный чайный сервиз.
Он поцеловал ее, едва заметив, как выехал открытый лимузин президента и как наземные команды подкатили трап к входу корабля. И затем они оба, обняв друг друга, радостно завопили вместе со всей толпой, когда медленно открылась дверь корабля и измученный капитан Сирселлер высунул наружу голову, чтобы посмотреть, какой прием его ожидает.
«Алгонкин-9» был дома.
В пригороде Чикаго дюжина выдающихся покровителей Национального Природного Заповедника имени Джорджа Джеймса Одубона также рукоплескала космическим путешественникам. Но не доктор Мариетта Мариано, вытиравшая бегущие по щекам слезы. Она просто стояла позади них, улыбаясь сквозь слезы. Она знала, что по крайней мере еще полчаса никто из них не вернется на свое место, чтобы продолжить сегодняшнюю важную церемонию - официальное открытие Мемориальной Тропы Соломона Сэйра.
На экране президент прикреплял к грязному комбинезону капитана Сирселлера медаль Свободы.
- Этот героический подвиг, это великое достижение американского мастерства и отваги, - вещал президент, -заслуживает благодарственной молитвы и признательности каждого из нас, каждого представителя человеческой расы, - казалось, он начал воодушевляться. Доктор Мариетта Мариано полагала, что президент проговорит по крайней мере еще минут десять, потом Бог знает что еще произойдет, прежде чем гости вернутся к тому, ради чего они сюда приехали. Это протянется еще довольно долго.
Но она охотно подождет. Тропа была уже закончена. Она носила имя Сола. Он не будет совсем забыт. Солу она бы понравилась, доктор Мариано знала это, как понравился бы ему весь этот чудесный день.
Доктор Мариетта Мариано ощущала мир в душе.
И каким-то чудом, по крайней мере, этот один-единственный день весь мир тоже жил мирно.
Глава девятнадцатая. День после пришествия марсиан
В каждой комнате мотеля на Какао-Бич стояло по две раскладушки сверх обычного количества кроватей. Управляющий, мистер Мандала, хотел избавиться от всех сразу.
Это было не так просто, поскольку большинство комнат были все еще заняты. Прошло двенадцать часов, и миллионный поток приезжих, хлынувший во Флориду для встречи марсиан, повернул обратно. Все шоссе были забиты, поезда, самолеты и автобусы перегружены. Для того, чтобы вывезти всех сразу, транспорта по-прежнему не хватало. Всякие томы брокоу, сенаторы, главы иностранных государств давно уже улетели в своих личных или зафрахтованных самолетах. Но не они жили в мотеле мистера Мандалы. Здесь жили звукооператоры и третьеразрядные репортеры третьеразрядных радиокомпаний, те, кто был счастлив, что удалось раздобыть хоть какую постель. И все они понимали, что им придется подождать, пока настанет их очередь ехать домой.
Самой сложной проблемой для мистера Мандалы сейчас было решить, что делать с раскладушками, которые он поставил в номерах, пока был этот дикий наплыв посетителей. Он попытался заставить своих чернокожих посыльных освободить багажную комнату и свалить там раскладушки. Они отказались.
- Нет, мистер Мандала, - сказал главный посыльный, перекрывая шум в холле, где несколько задержавшихся репортеров терпеливо ожидали своих автобусов, - вы сами знаете, если бы мы могли, мы бы это сделали. Но мы не можем, потому что у нас больше нет ни одной комнаты, считая и ту, где вы приказали сложить запасы на случай урагана.
- Мы не можем это выбросить, Эрнест. Может случиться еще один ураган, и тогда нам понадобятся брезент, фонари и прочее.
Эрнест кивнул.
- Это уж точно, мистер Мандала, но раскладушкам там, где они сейчас стоят, не место.
- Тогда куда мы их денем, Эрнест? - спросил мистер Мандала.
- Вы можете вернуть их, мистер Мандала.
- Нет. О нет. За них мне пришлось выложить наличные, только так мне удается что-нибудь достать. Они не вернут мне денег.
- Да вы уже и так сделали деньги на этих раскладушках, мистер Мандала. Выкиньте их, и все.
Мистер Мандала горько посмотрел на него.
- Вы спорите со мной, Эрнест, - недовольно сказал он. - Я же говорил вам, чтобы вы не спорили со мной. -Он побарабанил пальцами по регистрационному столу и окинул холл сердитым взглядом. Там все еще было, по меньшей мере, человек сорок, которые разговаривали, читали, играли в карты или дремали. Некоторые смотрели стоявший в холле телевизор, где шел повтор вчерашнего приземления, а также все прочие кадры об экспедиции Сирселлера, которые все уже видели сотни раз. На экране марсианка по кличке Дорис смотрела в камеру непонимающим взглядом и плакала большими вязкими слезами.
Мистер Мандала повернулся как раз вовремя, чтобы заметить, что главный посыльный тоже смотрит на экран.
- А ну-ка прекратите, Эрнест, - приказал он. - Я вам плачу не за то, чтобы вы смотрели телевизор. Выносите раскладушки и складывайте их во внутреннем бассейне.
- Постояльцам не понравится, что они теперь не смогут поплавать, мистер Мандала.
- Постояльцы не обязаны пользоваться внутренним бассейном. Повесьте на дверь объявление, что он закрыт на ремонт. Постояльцам и во внешнем бассейне будет неплохо, так ведь? Здесь же Флорида. Давайте, Эрнест. И вы тоже, Би-Джи, - приказал он другому посыльному.
Он мрачно смотрел, как они уходят в служебное помещение. Как бы он хотел так же легко отделаться от всей этой толпы подзадержавшихся постояльцев, торчавших в холле! Им же вовсе не обязательно сидеть именно здесь. Пошли бы посидели на солнышке, вместо того, чтобы толпиться в его холле… По мнению мистера Мандалы, еще лучше было бы, если бы они покупали выпивку в баре мотеля и обедали бы в здешнем кафе, но он знал, что вряд ли кто из них это сделает. Теперь, после приземления, они жили здесь за собственный счет, а значит, больше не будет больших доходов.
Судя по регистрационным бланкам, почти все они были из газет, радио- и телестанций и компаний. Едва ли кто-нибудь из них платил из собственного кармана. Почти на каждое забронированное место приходилось выписывать специальный счет для Эн-Би-Си или «Вашингтон пост» или на какую-нибудь зарубежную компанию. Мистер Мандала нахмурился, подумав обо всей этой дополнительной бухгалтерии, если, конечно, не учитывать того, что все инструкции ставили условием не включать в общий счет счета бара, поэтому все ресторанные чеки придется пересматривать один за другим.