На площадке первого этажа, где всегда была темень непробудная, Муха ловко натянул на высоте сантиметров тридцати прочную капроновую нить. Протянутая сквозь решетку перил, она уходила вверх, перебрасывалась через трубу отопления — а к концу нити крепилось ведро, на треть наполненное мокрым песком, на две трети — пустыми жестянками из-под консервов. Но это не все! К рукояти ведра была привязана другая такая же нить, и она вела на этаж выше — к оцинкованному тазу, также полному гремучих железяк. Закреплена веревка была не внатяг, а с легким провисанием... Ну и нетрудно догадаться, что от тазика следующая нить вела еще выше, к бельевому бачку, установленному на самом краю лестничной площадки... и так далее. Если кто-то незваным гостем входил в Мухин подъезд, то мимо первой веревки пройти никак не мог. Он задевал ее ногой, ведро летело вниз, дергало таз, тот приглашал в полет бачок — и подъезд содрогался от таких фанфар, что если этот вошедший был слабонервным, то выходил или, вернее, вылетал он отсюда готовым шизофреником.

Федор тщательно, с вдохновением устанавливал свою посудную автоматику, регулировал вес каждого объекта и нажатие нитей — чтобы работа системы была безупречной. Сам же и проверил. Сработало как из пушки! Он чуть не оглох.

Это дело настолько Мухе понравилось, что он понаставил подобных секретов, где надо и где не надо. Ну а кроме того, он не расставался с заряженной «Сайгой» ни днем ни ночью, спал чутко — и таким образом полагал себя защищенным на все сто.

Он просыпался рано, хоть никто его силком не будил. Какое-то время позволял себе поваляться, подремать. Недолго, разумеется. Наступал день со своими проблемами, заботами, походами... Это была жизнь. Муха другой не знал. Считал, что живет замечательно...

Он ошибался.

Как и обещал, вечером Жженый устроил своим оглоедам смотр.

Претензий не было лишь к Тощему и Тухляку: у них все было собрано, отглажено, смазано и заряжено. У прочих — как попало... У Дешевого и оружия не было.

— В бою добудешь, — осклабился Жженый.

— Как это? — расстроился супермен.

Жженый хотел было съязвить еще, но спохватился. Умолк. В этот момент Пистон осторожно произнес:

— Можно слово сказать, босс?..

— Говори.

Пистон сказал довольно много слов:

— Этот-то, Слякоть... Он-то свой автомат не взял. Вон там стоит, в той квартире. Почему без оружия ушел? Куда?

Командир знал, куда и зачем ушел Слякоть. «Туда ему и дорога!» — подумал он, а вслух молвил совсем иное:

— Куда пошел — не знаю. А насчет оружия думаю, что где-то что-то у него спрятано было. Тайно от всех.

У Пистона глаза округлились.

— Точно!.. То-то я замечал, как он все вон туда шастает, через двор. Где магазин бывший, знаете?

— Знаю.

— Вот-вот... Шасть туда! Потом назад прется.

Тут Пистон заметил, что болтает лишнего. Узнает Слякоть про такую его неуместную наблюдательность... Но слово не воробей.

— То есть... А может, нет, конечно. Может, я и ошибся.

Начальник подумал, что если Слякоть куда и шнырял тайком — скорее всего у него там брага была припрятана... Но теперь это не имело значения.

— А патроны есть? — спросил он.

— А как же! Два рожка полных.

— Ну вот и бери себе, — сказал Жженый Дешевому.

Тот аж обомлел. Заморгал, рот разинул.

— Можно?!

Жженый пристально взглянул в слезящиеся глазенки.

А что? Боишься, что ли, этого?

Дешевый вздрогнул, уловив в словах босса что-то такое... Дрожь пробрала по спине. «Неужто знает?!» — прянула мысль, но, ужаснувшись, Дешевый постарался загнать ее поглубже.

— Я?! — Голос дрогнул. Дешевый молодецки выпятил цыплячью грудь. — Да пошел он! Боюсь!.. Пусть вши да блохи его боятся!

Соратники немало подивились такому взрыву воинственности. Лишь в уголке рта Жженого мелькнула неуловимая усмешка, да на лице Тощего ровным счетом не изменилось ничего.

Дешевый же вновь ощутил силу — словно своим выпадом он сам влил ее в себя. «Не боюсь!» — мелькнуло припадочным весельем.

Он вправду стал другим. Распрямился. И задышал иначе — ровно, мощно. Даже и плечи вроде стали шире.

— Не боюсь, — повторил он твердо.

Взгляд шефа стал каким-то задумчивым. Он, этот взгляд, прошелся по неказистой фигурке сверху вниз...

— Ну так тем более, — сказал Жженый. — Иди бери. Приказ!

— Есть, босс! — Дешевый бросился в соседнюю квартиру. Вернулся сияющий. — Во! — Наконец-то и он обрел настоящее оружие.

— Так, — молвил босс. — Ну, теперь, кажется, готовы.

Сказавши это, он сильно покривил душой. Он прекрасно видел все упущения в подготовке. Знал он и моральный дух, и степень профессионализма своей рати. Но ничего не сказал. Теперь его это не волновало.

Хотя нет. Волновало, только в другую сторону Сброд? И отлично! Легче будет.

— Слушай приказ, — объявил он. Разбойники послушно онемели.

— Сейчас всем спать, — велел Жженый. — Обойдемся без дежурства, силы надо беречь. Завтра подъем ранний. Разбужу затемно. Завтракаем и выходим. Своим помощником назначаю... Тощего.

— Есть, босс, — сказал тот без всякого выражения.

— Отбой!

Бандиты побрели по комнатам.

— Живее! — крикнул Жженый. Медлительность его раздражала.

Сам он пошел к себе, закрыл дверь. Прикрыл, вернее: перекошенная, разбухшая, она не закрывалась плотно. Он подошел к окну, остановился, стал смотреть.

Ничего нового он не увидел. Гнилые сумерки, почти ночь. Несколько минут до темноты. Но все-таки смотрел он по-новому, не как раньше. И чувствовал себя по-новому, сырой осенний воздух по-другому вливался в легкие. Он, в сущности, впервые почувствовал вкус поздней осени — холодного дождя, сырой холодной земли, прелых листьев, мокрой коры... Все это, прежде не знакомое ему, пришло, изумило, переменило жизнь.

— Дурак, — едва слышно слетело с его губ. — Эх, дурак!..

Давно уже пришла ночь, и почти ничего нельзя было увидеть, а он все стоял и стоял в темноте. Совсем тихо было вокруг.

Наконец он отошел от окна, лег, вздохнул глубоко и почти сразу погрузился в глубокий, темный сон.

Но даже если б он не спал, то не услышал бы, как из соседней квартиры в коридор выскользнула высокая худая фигура. Это произошло в кромешной тьме, но фигура была не только невидимой, а совершенно беззвучной. Словно не шагала она, а плыла над цементным полом. Так вот и выплыла из коридора на площадку, а затем и вниз, по смрадной лестнице.

Наутро Жженый проснулся как по будильнику.

Он открыл глаза — стояла полная темнота. Но это было утро, скоро должен забрезжить рассвет. Жженый угадал это. Угадал он и то, что рассвет действительно будет рассветом, а не такой тоской собачьей, какая тянулась чуть ли не весь последний месяц. Ощутимо похолодало, и морозная свежесть вливалась в комнату из приоткрытой форточки.

Жженый встал, зевнул, поежился, сделал несколько энергичных движений. Хорошо! Он пошел будить ораву.

К некоторому его удивлению, уже не спал Дешевый. Сидя в коридоре, он зажег керосинку и при ее тусклом огне тихо возился с автоматом. Появление босса застигло его врасплох. Он вздрогнул, вскочил. Зд... Желаю здравствовать, босс, — прошептал он.

У Жженого, честно сказать, язык не повернулся произнести что-либо ответно-вежливое. Он лишь посмотрел на разложенные по мешковине части затворного механизма.

— Чистишь?

— Да. То есть почистил уже. Смазал... Вы сразу спать велели, потому вот встал пораньше, чтобы проверить, смазать... Это для порядка, чтоб аккуратно было.

Начальник молча стоял, смотрел. Он понимал, что надо бы похвалить подчиненного, как-то приободрить его... но опять же это было выше его сил.

— Ясно, — только и сказал он. — Давай собирай. Остальные спят?

— Вроде да.