В пятницу, на утреннем построении, Рея отобрали в «руж» – команду, которая должна была отправиться в учебный лагерь Иностранного легиона, находившийся в Пиренейских горах, в городе Кастельнодари, расположенном неподалеку от Тулузы.

Только там Рей, наконец, понял, что служба в Иностранном легионе далеко не мед. Он даже хотел сбежать, но мужское самолюбие не позволило. И все-таки Рей (как он потом признался самому себе) четырнадцать недель жесточайшей муштры выдержал лишь потому, что хорошо знал французский язык.

Дело в том, что в тренировочном лагере разговаривали только по-французски, и если кто-нибудь из новобранцев не понимал команды или не так отвечал, его били по лицу. От постоянных зуботычин многие волонтеры ходили с опухшими физиономиями. Некоторые недосчитались и зубов.

Новобранцев заставляли преодолевать разные препятствия, бегать кроссы на расстояние до тридцати километров, устраивали жестокие спарринги, им приходилось учить песни легиона, заниматься разборкой, сборкой и чисткой оружия, слушать многочисленные лекции…

И все же самым плохим было то, что на сон им отводили не более трех часов в сутки. Многие не выдерживали и засыпали буквально на ходу, за что тут же получали очередную порцию пинков.

Рей стоически прошел через все испытания, несмотря на то, что был самым молодым из новобранцев. Сражаясь в спаррингах на татами, он с благодарностью вспоминал отца, который уделял очень много внимания его физическому воспитанию.

Отец будто предвидел, что знания боевых единоборств Рею здорово пригодятся, притом в ближайшем будущем…

Рея распределили в 3-й пехотный полк, расквартированный в городе Куру, который находился во Французской Гвиане. Уже через неделю он знал, что все мытарства в тренировочном лагере – это семечки по сравнению со службой в джунглях, наполненных ядовитыми гадами, москитами и другой нечистью.

Невыносимая жара, зловонные испарения, высокая влажность просто сводили с ума. Не помогал ни кондиционер, ни лошадиные дозы спиртного. Легионеры всегда были раздражены и нередко выяснение отношений заканчивались потасовкой.

3-й пехотный в основном занимался охраной космодрома, расположенного вблизи Куру. И время от времени выполнял спецзадания, что являлось для новобранцев большой тайной.

Только через год, когда Рей полностью втянулся в армейскую рутину и завоевал кое-какой авторитет, его, наконец, перевели в боевую роту и послали «проветриться».

Смысл задания был малопонятен. Группа коммандос 3-го пехотного полка, куда зачислили и Рея, десантировалась с вертолетов в джунгли, где легионерами пришлось в течение двух недель гоняться то ли за повстанцами, то ли за бойцами наркокартеля.

После этого эпизода Рея начали привлекать к выполнению спецзаданий постоянно. А все из-за того, что в роте его стали считать счастливчиком, потому как очень опасная «прогулка» по джунглям впервые обошлась без потерь личного состава. Никто не был даже ранен, если не считать легионера, укушенного змеей.

Но он, благодаря сыворотке, быстро оклемался, что тоже записали на счет большого везения новичка, так как змея была очень ядовита. С той поры Рей стал почти талисманом коммандос.

Так прошли еще два года – в постоянных «командировках» (которые практически никогда не проходили мирно) не только по самой Гвиане, но и по некоторым другим странам Южной Америке. За это время Рей превратился в закаленного бойца, способного вынести любые невзгоды.

И главное – он настолько свыкся с мыслью о неизбежной скоротечности земного бытия, что смерть перестала казаться ему чем-то страшным, непоправимым. Временами Рей даже начинал думать, что его убить невозможно, но если все-таки это произойдет, то он обязательно возродится вновь в другом облике.

Такое мировоззрение Рей позаимствовал у легионера-индуса по прозвищу Джава. Как этот сын далекой загадочной Индии попал во Францию, и какие мотивы побудили его поступить на службу в Иностранный легион, можно было только гадать.

Но Джава оказался хорошим приятелем, добрым и светлым человеком. Его не смогла ожесточить ни ежедневная муштра, ни грубые нравы, царившие в 3-м пехотном полку, ни кровь, к виду которой они привыкли быстро…

– Не понтуй, Карла… – Светло-серые глаза сержант-шефа[7] по прозвищу Бомбер на его потемневшем от загара лице со шрамом на левой скуле казались льдинками в бокале с виски. – Разделим добычу пополам и рванем отсюда когти. Домой, братэла, нах хауз! Меня эти жабоеды к легиону веревками не привязали. Манал я их гнилые бабки. Тут рыжевья лимонов на пять. Притом не франками, а «зеленью». Я уже не говорю о камушках.

Они стояли друг против друга, хищно оскалившись и держа пальцы на спусковых крючках штурмовых винтовок FA MAS «Коммандо». Огромное внутреннее напряжение превратило каждого из них в один обнаженный нерв.

Между ними стоял окованный металлическими полосами старинный сундук с открытой крышкой, изготовленный из «железного» дерева. Он был почти доверху наполнен золотыми слитками и необработанными драгоценными камнями – изумрудами и алмазами.

На этот раз вместе с отделением коммандос пошел в поиск и капитан Дюбуа, что было весьма необычно. Этот офицер был сибаритом и большую часть служебного и личного времени проводил в разных сомнительных забегаловках, как в самом Куру, так и в столице Гвианы городе Кайенне.

Однако еще более странным было то, что капитан, дождавшись, пока улетит транспортный вертолет, доставивший их к реке Маровейна, на противоположном берегу которой находился уже Суринам, приказал форсировать водную преграду, изобилующую кайманами, на надувных лодках. Это было бы гораздо легче и безопасней сделать, используя винтокрылую машину.

Но, похоже, Дюбуа не хотел, чтобы пилоты знали, в какую сторону проложен маршрут коммандос.

До места назначения они добирались почти трое суток. Плоскогорье, по которому шли легионеры, поросло джунглями, но капитан, сверяясь с направлением по карте, выбирал дорогу полегче – по проплешинам саванны между лесными массивами.

Карта была весьма таинственной. Для того, чтобы разобраться в ней, Дюбуа пропускал подчиненных вперед и отворачивался. Похоже, он не хотел, чтобы легионеры увидели ее даже краем глаза.

По наблюдениям Рея, о том, куда они держат курс, и что собой представляет эта карта, знал (или догадывался) только сержант-шеф Бомбер. Он под разными предлогами пытался приблизиться к Дюбуа, когда тот работал с картой, но капитан был бдительным и каждый раз резко осаживал своего подчиненного.

Тогда Рей, сгорая от любопытства (все-таки он был еще очень молод и не всегда мог совладать со своими эмоциями), сошел с тропы и забрался на дерево. Пользуясь биноклем, Рей наконец рассмотрел, что карта и впрямь необычная и никакого отношения к военной топографии не имеет.

Это был пожелтевший от времени кусок пергамента с неровными краями, на котором неизвестный картограф весьма примитивного изобразил местность, по которой они шли. Вот те раз, подумал озадаченный Рей. Никак Дюбуа хочет превратить коммандос в бригаду кладоискателей.

Он коротко ухмыльнулся и поторопился занять свое место в цепочке легионеров, растянувшейся метров на сорок. Похоже, капитан, заядлый картежник и выпивоха, в очередной раз продулся в карты и теперь решил поправить свое финансовое положение, отыскав какой-нибудь пиратский клад.

Рей уже был наслышан о сокровищах, спрятанных там и сям, как в самой Гвиане, так и в Суринаме. Знал он также, что в портовых тавернах Кайенны подобных карт – пруд пруди.

Однажды в увольнении ему самому предлагали купить такую «ценность», сулившую быстрое обогащение. Когда он послал давно небритого креола, очень похожего на российского бомжа, куда подальше, тот совершенно не обиделся, лишь улыбнулся и простодушно развел руками – мол, извини, брат, все хотят кушать…

Это был старинный форт, построенный, скорее всего, пиратами на берегу неширокой, но глубокой реки. Наверное, в семнадцатом или восемнадцатом веке здесь была тайная база морских разбойников, где они могли отдохнуть и починить свои суда.