Нащекина перевела слова обоих мужчин сидящему рядом с ней Дронго.

— Машина, — сразу сказал тот. — Он купил ее за несколько дней до аварии. Верно?

Нащекина перевела. Герстер с Эльнером переглянулись.

— Да, — ответил Герстер, — но мы считаем, что этот факт лишь подтверждает версию случайной смерти. Ведь он долгое время не сидел за рулем.

— Гейтлер взял машину, чтобы инсценировать свою гибель, — убежденно заявил Дронго.

— Вы говорите по-английски? — спросил Эльнер. И когда Дронго кивнул, спросил его уже по-английски: — Почему вы в этом так уверены?

— У нас есть факты, указывающие, что он мог решить таким образом незаметно исчезнуть из Берлина.

— Мы проверили даже зубные коронки, — возразил Эльнер, — вы же понимаете, как в нашей стране следят за деятельностью бывших генералов «Штази».

— Ему было шестьдесят два, — напомнил Дронго, — это был подготовленный человек, бывший спортсмен. В его личном деле сказано, что он занимался теннисом, боксом, волейболом. И в этом возрасте у него неожиданно заболело сердце? Он ведь сидел в тюрьме. Вы проверяли по данным тюремной администрации, обращался ли Гейтлер хотя бы один раз за помощью к врачам по поводу болезни сердца? Хотя бы один раз?

Эльнер посмотрел на Герстера и нахмурился. Затем что-то негромко сказал, и Герстер быстро вышел из кабинета. Наступило томительное молчание.

— Его предъявляли родственникам до вскрытия или после? — поинтересовался Дронго.

— Конечно, после, — ответил Эльнер.

— Тогда понятно, почему родственники его узнали. В таком положении трудно рассматривать погибшего. Тем более, если до вскрытия он был в воде. Хотя я не исключаю, что он был очень похож. А экспертов, конечно, интересовала не его внешность, а его внутренности. Они проверяли, были ли перекрашены его волосы? И не были ли коронки поставлены недавно? Вот самые важные вопросы. А вместо этого их наверняка интересовало, от чего умер человек и состояние его внутренностей. Как и все патологоанатомы мира, они всего лишь специалисты в своей области. Им важно препарировать конкретный труп, а не узнать историю его жизни. Это просто не их дело.

— У вас разве иначе? — спросил Эльнер.

— Нет. Но именно поэтому я об этом вас и спрашиваю. Они проводят трепанацию черепа, стягивая кожу с лица. Затем потрошат тело. Я профессиональный юрист по образованию, герр Эльнер, и проходил судебную медицину в полном объеме, как и положено выпускникам юридического факультета. А потом я много раз присутствовал на вскрытиях, к моему большому сожалению, и примерно знаю, как это делается. За Гейтлера они могли выдать совсем другого погибшего человека. Достаточно было исправить ему зубные протезы, придать некоторое сходство с генералом. А устроить сердечный приступ, насыпав таблеток в машину и сделав несчастному незаметный укол, абсолютно не трудно. Меня смущает еще одно обстоятельство. Труп попал в воду и пролежал там несколько часов. Если бы он умер в постели, это было бы не так подозрительно. Но в воде с телами происходят удивительные метаморфозы, которые они тоже могли просчитать. Не забывайте, что мы имеем дело с бывшим генералом «Штази», а они умели работать.

Нащекина и Коровин молчали. Оба не так хорошо владели английским. Нащекина? — чуть лучше, Коровин — чуть хуже. Но оба поняли речь Дронго.

— Вам не кажется, что вы несколько демонизируете «Штази»? — невесело усмехнулся Эльнер.

— Мне кажется, что вы их просто недооцениваете, — парировал Дронго. — Это была одна из самых эффективных и лучших спецслужб в мире, особенно их разведка. Боюсь, у вас еще осталась эйфория после объединения Германии. Вам кажется, что вы победили и можете не обращать внимания на подобные мелочи.

Вернулся Герстер. Он что-то недовольно буркнул. Все замолчали. Дронго терпеливо ждал, когда ему наконец переведут слова хозяина кабинета. И Нащекина наклонилась к нему.

— Он ни разу не обращался за врачебной помощью. Его трижды осматривали врачи — сердце, легкие, почки, печень. Все было в идеальном порядке. Он вообще был очень здоровый человек. Но врач говорит, что потрясение после смерти жены могло сказаться на его сердце.

— Могло, — согласился Дронго. — Почему вы не провели дактилоскопирование трупа?

— Каким образом? — разозлился Эльнер. — Труп пролежал в воде почти сутки. Пока организовали спасательные работы, пока вытащили автомобиль… Или вы думаете, что в течение такого времени у него могли сохраниться достаточно четкие рисунки на пальцах? Может, нам сейчас провести эксгумацию трупа и попытаться проверить отпечатки его пальцев? После того, как он полтора месяца пролежал в земле?

— Это невозможно, — заявил Герстер. По-английски он говорил с сильным акцентом. — Труп не сохранился.

— Что? — на этот раз были изумлены все, даже Эльнер.

— Нашли его старое завещание, — смущенно пояснил Герстер. — Гейтлер просил кремировать его труп.

— И вы это сделали?

— Примерно месяц назад. Мне очень жаль, я узнал об этом только сейчас.

Дронго нахмурился. Все обстоятельства были против них. Нащекина подумала, что они напрасно совершили это путешествие. Все можно было узнать из Москвы. Если трупа уже нет, значит, не может быть никаких дополнительных проверок.

— Он был дважды ранен, — вспомнил Дронго, — на его теле должны были остаться шрамы.

— Это указано в акте, — подтвердил Герстер, — два ранения. Патологоанатомы отметили рубцы на его теле.

— Все совпадает, — безжалостно добавил Эльнер, — это был Гельмут Гейтлер, как бы вам ни хотелось думать иначе.

— Мне кажется, вы просто внушили себе, что погибший мог быть другим человеком, — заметил Герстер. Он тоже понял, что приехавший эксперт не знает немецкого языка.

— Я не верю, — упрямо заявил Дронго, — таких совпадений не бывает. Я не верю, что у здорового шестидесятидвухлетнего человека вдруг отказало сердце именно в тот момент, когда он купил подержанный автомобиль. И точно свалился в реку. А потом вы находите его завещание, где он просит кремировать его тело. И плюс все случившееся вокруг этой странной и такой своевременной смерти. Я не верю…

— Это ваше право, — равнодушно заявил Эльнер.

— Завещание, — вспомнил Дронго. — Вы сказали «старое завещание». Насколько старое?

— Десятилетней давности, — ответил Герстер. — Он оставил его у нотариуса.

— Тогда еще была жива его жена, — напомнил Дронго. — Какое странное завещание. Совсем как-то не по-немецки. Ведь они прожили с женой много лет. Он должен был отметить, что хочет быть похоронен рядом со своей супругой. Тем более что тогда они были живы и никто не знал, кто уйдет первым. Ее похоронили на кладбище, а его тело кремировали. Это очень не по-немецки.

— Бывает, что человек боится захоронения, — отметил Герстер, — в моей практике такое случалось. Некоторые боятся, что их похоронят живыми. Это своего рода фобия.

— У генерала «Штази» могла быть такая фобия? — не поверил Дронго. — Давайте найдем нотариуса, который фиксировал завещание. И узнаем, насколько оно «старое».

— Как вы сказали вас зовут? — спросил Эльнер. — Я, кажется, где-то про вас слышал. Вы не тот самый Дронго, о котором ходит столько легенд?

— Нет. Тот придуманный персонаж из сказки, а я реальный человек.

В этот вечер Гейтлер наконец сообщил Дзевоньскому, какую премьеру он выбрал. С этого момента начался новый этап их совместной операции.

— А я уже нашел человека, который может провести рекламную кампанию, — отозвался Дзевоньский, — его характеризуют как гения в области рекламы. Холмский Аркадий Яковлевич. Я попросил собрать о нем материалы. Ему шестьдесят лет. Он четырежды был женат, трое детей от разных браков. Провел несколько рекламных кампаний. У него небольшая фирма, где работает он сам и несколько сотрудников. Однако фирма лишь ширма для его истинных талантов. Он умело проводит разные рекламные кампании, в том числе пиар-акции для разного рода политиков — депутатов, сенаторов, губернаторов. Говорят, этот человек отличается поразительной неразборчивостью в средствах ради достижения своей цели. Он вхож в самые различные круги, среди его знакомых даже члены правительства…