Наконец-то начались настоящие действия в реальных условиях, где можно проверить работу всей системы.

Улицы и закоулки в этой части Бетлехема были тихие и пустынные, и народу встречалось так мало, что он довольно быстро понял: слежки за ним нет.

Он пересек эту часть города, обогнул большую площадь и направился на место стоянки туристических автобусов, маршрутных и обычных такси. Оставалось не менее двадцати минут до того, как поток туристов хлынет сюда после окончания службы в церкви. Он быстро нашел автобус с табличкой "Ансгар тур" на переднем стекле.

Шофер сидел рядом с местом водителя, читал и слушал восточную музыку. Карл постучал в окно и передал ему письмо для руководителя группы, где объяснял, что отделяется от группы, чтобы побыть в одиночестве и подумать несколько дней, но перед отъездом домой он даст о себе знать (совершенно не нужно, чтобы о нем заявляли в полицию как о пропавшем пилигриме). Шоферу же он несколькими жестами объяснил, что Иисус Христос не может быть из пластмассы и что он не предмет торговли. Затем уверенно зашагал прочь. Шофер пожал плечами, засунул письмо во внутренний карман пиджака и вновь включил музыку.

Карл взял такси и отправился в Иерусалим. В это время суток горная дорога была почти пуста. Навстречу попалось всего несколько машин, так они и доехали в одиночестве. Он назвал адрес в центре еврейской части города.

В двух кварталах от места, где он вышел из такси, было ночное кафе – так сообщалось в брошюре для туристов, в него Карл и зашел. Он купил себе несколько английских газет, заказал некрепкий кофе с молоком, патокой и хумус с небольшим кусочком хлеба, нашел укромный уголок и просидел там несколько часов, читая газеты; в конце концов он почувствовал, что слишком засиделся. Но им никто особенно не интересовался. В кафе расположились группками главным образом молодые израильтяне, похоже, толковавшие о политике. Если кто и бросал беглый взгляд в его сторону, то газеты на английском языке сразу позволяли распознать в нем иностранца, а это отбивало охоту говорить с ним о политике или футболе.

Он вышел из кафе почти затемно, но вот-вот должно было рассвести. Он спустился через еврейскую часть города, продолжил путь вниз с холма к освещенной старой городской стене и вошел через ворота Яффа. Переулки были мокрыми от дождя и совершенно безлюдными, жалюзи магазинов из гофрированной жести опущены. Сейчас казалось, что это вымерший город, хотя днем здесь шум и толчея.

Минут десять потребовалось ему, чтобы пройти через весь город и выйти из него с другой стороны, поблизости от храма. Здесь он пошел вниз к Гефсиманскому саду. Там в долине, в небольшом домике, как утверждалось, находилась могила Марии Магдалины. От нее он стал подниматься по Масличной горе. Пройдя с четверть часа среди кустов и деревьев, он подошел к месту, которое и было оливковой рощей.

Он открыл сумку и достал из нее плащ, расстелил его и сел, прислонившись спиной к оливковому дереву. Никто не мог пройти вблизи незамеченным, но рядом не было ни души, а вид был великолепен.

Под ним расстилался классический Иерусалим. Большой золотистый купол мечети Омара, меньший серебряный купол мечети Аль-Акса, ротонда "Гроба Господня", городская стена и часть построек, которые ему не удалось определить, выделялись лишь световыми пятнами. Именно этот пейзаж был целью почти семидесятилетней войны, именно этот вид был ядром раздоров, державших Ближний Восток в постоянной напряженности. Иерусалим – город, который, как евреи сейчас утверждали, они завоевали навсегда. Аль-Куц – столь же священный город, который мусульмане клялись отобрать. Отсюда война мириадами грубых и тонких нитей расползалась по миру, и одна из этих нитей перехлестнула некоего интенданта полиции Фолькессона в Стокгольме, что привело к убийству. Мечеть Омара там, внизу, была построена примерно через шестьсот лет после того, как римляне разрушили еврейский храм и сослали несколько десятков тысяч восставших в другие римские провинции, чтобы наконец-то прекратить скандалы в еврейских колониях. Эти десятки тысяч сосланных, которые, согласно легендам, постоянно повторяли молитву и приветствие "на следующий год в Иерусалиме", впоследствии завоевали страну и изгнали еще большее количество палестинцев, а они, в свою очередь, должны посвятить ближайшие сотни лет повторению победы Салах ад-Дина над городом крестоносцев.

Где-то там, внизу, в слабо освещенной еврейской части города или в темноте под куполами его арабской части, возможно, находился убийца, которого искал Карл Густав Гильберт Хамильтон, лейтенант запаса шведского флота.

Причудливое стечение обстоятельств, нелепая миссия. Он поплотнее закутался в толстую военную куртку и забылся, сидел, просто разглядывая огни и прислушиваясь к тишине, у того места на Масличной горе, где, как ему внезапно пришло в голову, некогда Иисус, возможно, провел свою последнюю ночь, перед тем как спуститься в город, чтобы умереть. Время тянулось медленно, как на охоте.

Вскоре после восхода солнца он поднялся, достал бритву и занялся утренним туалетом. Потом быстро спустился с горы и всего за четверть часа прошел новые городские районы, которыми израильтяне окружили арабский центр города. Строительство все еще продолжалось, везде валялись груды арматуры, остатки стройматериалов, блоки из пористого бетона, доски, ржавые машины или части к ним, разбитые плиты, которые используются для фундамента домов.

Он вошел в новую часть арабского городского квартала, отыскал кафе на улице Салах ад-Дина, выпил кофе и съел парочку арабских пирожных. Потом попросил мальчика-подростка поймать такси, сунув ему долларовую бумажку. У него оставалось сорок шесть минут до отправления автобуса на Беэр-Шева и Эйлат. Он вошел в туалет, почистил зубы и посмотрел на себя в зеркало. Карл ничем особым не отличался от остальных мужчин своего возраста в Иерусалиме, может быть, был чуть выше и светлее, так что мог сойти за американца, еврея или кого угодно.

Когда такси медленно поднималось на холм по дороге из Иерусалима на главную магистраль к Тель-Авиву, ему хорошо было видно, что делалось сзади. Нет, он все еще был уверен, что за ним никто не увязался. Если намерения Шуламит действовать за спиной службы безопасности собственной страны были искренни, если ее не держали под колпаком и не прослушивали телефоны, не ходили за ней по пятам, если все это она по непонятной причине сделала с помощью какой-нибудь израильской организации и если все это хорошо продумано, то тогда... Во всяком случае, на встречу он ехал один, без хвоста.

Когда они подкатили к автобусной станции у поворота на юго-запад к Кирият-Гат, он попросил таксиста проехать немного дальше, а сам быстро оглядел тех немногих, кто ждал автобуса. Он остановил машину через километр, расплатился, подождал, пока такси развернулось и исчезло из виду. Потом пошел назад к остановке; когда из такси выходят на автобусной остановке, это только привлекает внимание.

Он ждал с четверть часа, за это время прошли два автобуса, оба на Тель-Авив. Только он и пожилая женщина с двумя детьми оставались на остановке, когда подошел нужный автобус. И тут он весь подобрался, почувствовав, что начинает нервничать.

Войдя в автобус, он не оглянулся, решив, что инициативу должна взять на себя Шуламит. Это позволит ему быстро сориентироваться. Как он мог быть уверенным, что она все еще считает его "любовью своей жизни"? Уплатив за поездку и пройдя на две трети заполненный автобус, он понял, что в салоне ее не было. Он не очень расстроился. Шуламит по многим причинам могла сделать именно так. Единственно возможное решение – продолжить путь до Эйлат и, если там ничего не случится, попытаться позвонить ей вновь. Он сел на одно из двух пустых мест сзади рядом с пожилым палестинцем, державшим две клетки с живыми курами, откинулся на спинку и спокойно заснул, ибо сделал все, как нужно, и пока еще не мог влиять на происходящее. Он проспал, очевидно, часа два, по крайней мере так ему показалось, когда он проснулся на остановке, где было шумнее обычного. Его сосед – палестинец – под ругань окружающих и кудахтанье кур выбрался из автобуса, как и большинство арабов. Посмотрев в окно, Карл увидел вывеску на трех языках, сообщавшую, что они приехали в Беэр-Шева. И тут среди пассажиров, входивших в автобус, он заметил Шуламит Ханегби. На ней была зеленая куртка, через левое плечо висел автомат "узи", в руке большая зеленая военная сумка.