Через сад я вернулась к входной двери, отперла ее и проскользнула к себе в спальню. Автоматически разделась, почистила зубы, намазалась ночным кремом и легла. Зубы у меня лязгали, все тело сотрясал озноб. Кровать рядом с моей пустовала.

Спать я не могла, плакать тоже. Ярость и горечь не находили себе выхода, и даже бороться с бессонницей, подсчитывая воображаемых овечек, не было сил. Снова и снова вставала перед глазами только что виденная сцена. По правде сказать, я никогда не страдала комплексом сексуальной неполноценности, плотская любовь всегда доставляла мне радость, да и моим партнерам тоже. С Левином все обстояло не совсем так: для молодого здорового мужчины он был, мягко говоря, не слишком пылок. Похоже, моих нежностей и ласк ему явно недостаточно, он нуждается в куда более сильных стимуляторах.

В том, что вытворяла с ним Марго, совсем не было чувства, только сноровка, правда недюжинная. Во всех ее ухватках сквозило что-то профессиональное, приобретенное то ли натужным трудом на панели, то ли приработками в стриптиз-барах и на пип-шоу. С другой стороны, она казалась при этом почти роботом, существом безвольным и как бы запрограммированным. Может, колоться она и перестала, но услуги ее Левин, похоже, все-таки оплачивал какими-то наркотиками.

Как ни странно, размышления эти меня даже немного успокоили; поведение Левина можно было расценить примерно так же, как привычку его деда Германа Грабера посещать бордель. Но мой зимний сад не бордель! Я только-только вышла замуж за Левина, Марго — жена его друга! Этим грехопадением она испохабила мой зеленый рай точно так же, как прежде изгадила мою кухню. Придется дезинфицировать весь дом, в ярости думала я, а Левин пусть убирается и при разводе не получит ни гроша!

Ближе к утру мне понадобилось в туалет. Я не удержалась, чтобы не зайти в гостиную, а оттуда заглянула в зимний сад. Левин спал в гамаке как убитый под моим же ирландским шерстяным пледом. Мне вспомнилась старая пословица: кто не грешит — спит хорошо, кто согрешил — еще лучше.

Госпожа Хирте исторгла злобный смешок.

Левин ждал меня лишь к вечеру следующего дня, после ночного дежурства я обычно отрабатывала еще и полный день за прилавком. Неужели Марго после всего этого как ни в чем не бывало залезла к Дитеру в постель? И вообще — здесь ли Дитер? Может, в мое отсутствие здесь всегда устраиваются подобные оргии? И не объясняется ли недавний синяк под глазом у Марго тем, что Дитер кое-что об этих развлечениях проведал?

А мертвый ребенок Марго — уж не от Левина ли он был? Меня всю передернуло от озноба и отвращения. Вся дрожа, я отправилась на кухню приготовить себе ромашковый чай. Прислонясь к кухонной колонке, я дожидалась, когда закипит вода. Медленно раскрылась притворенная дверь, и на кухню бесшумно проскользнул мой кот Тамерлан. Подняв хвост трубой, он терся об мои ноги, требуя участия и ласки. Сколько же всего, наверно, он бы мог мне поведать, умей он говорить!

Сосредоточенно прихлебывая чай, я решила сделать вид, будто ничего не знаю. Но на кухню вслед за Тамерланом пожаловал вовсе не Левин, а Дитер.

9

Павел совсем не всегда может оставлять детей у Дорит, так что вскоре он снова появляется в нашей палате в сопровождении всей троицы. Значит, пробудет недолго.

— Где мой кукольный сыр? — интересуется Лена.

Коля — тот большой охотник до джема.

— А огненную колбасу мы все равно не едим, можешь оставить себе, Элла, — великодушно разрешает он.

Но Павел кладет в сумку и упаковки острой салями с бисеринками перца.

— Колбасу мы Альме отнесем.

Когда мы снова остаемся одни, госпожа Хирте вдруг решает полюбопытствовать:

— А кто такая Альма?

— Жена Павла.

— Тогда я вообще ничего не понимаю.

— Со временем поймете, госпожа Хирте.

— Хорошо, тогда только один вопрос: где эта Альма сейчас?

— В психушке.

Госпожа Хирте выкатывает на меня шары, мне приятно насладиться ее изумлением.

— Все-таки интересно, как там дальше с этой Марго, — замечает она. — Завидую вашему терпению, я бы так не смогла.

— Продолжение в двадцать ноль-ноль, — обещаю я.

Дитер удивился, застав меня на кухне.

— У тебя разве не ночное дежурство? — неуверенно спросил он.

Запинаясь, я поведала о ночном нападении, и он даже пожалел меня.

— Да, досталось тебе, — приговаривал он, подливая мне чая.

В конце концов я как бы невзначай все-таки поинтересовалась, не знает ли он, куда запропастился Левин.

Дитер удивился. Он видел Левина за ужином, тот не говорил, что собирается уходить.

— Может, в гамаке дрыхнет? — предположил он шутливо. — Это же его любимое место, пойду взгляну.

— Только не буди, — попросила я.

Кот помчался следом за ним. Дитер вскоре вернулся, на лице его было написано неподдельное изумление.

— Этот чудик и вправду дрыхнет в зимнем саду, — доложил он мне, посоветовав на прощанье и самой как следует выспаться.

До самого обеда в доме царила мертвая тишина, потом я услышала звук спускаемой воды в туалете. Еще через минуту Левин возник на пороге спальни, он явно не верил своим глазам. Мне пришлось снова рассказывать про наркомана и демонстрировать рану на голове.

— Когда ты вернулась? — Это было единственное, что его интересовало.

— Не помню точно.

В лице его читалась легкая тревога, он пристально в меня всматривался.

— А я в зимнем саду лежал и заснул, — сообщил он, — ты меня не искала?

— Я приняла обезболивающее и сразу рухнула в постель.

Вид моей повязки отчасти его успокоил, и все же ему казалось странным, что я не известила его о перенесенном потрясении.

— Почему ты не позвонила из Хайдельберга? — спросил он. — Я бы за тобой приехал.

— Да что ты, это заняло бы вдвое больше времени. К тому же не хотелось там бросать машину. А теперь дай мне немного поспать.

Левин оставил меня в покое, и я продолжала размышлять, как быть дальше. Припереть его к стенке? Мстить? Разводиться? Я не могла ни на что решиться. Да и стоит ли необдуманно разрушать то, что потом уже не восстановишь?

Когда я, уже во второй половине дня, наконец поднялась, Левин поспешил сделать мне тосты.

«Хоть совесть заговорила», — отметила я про себя. Но, видимо, заговорила не так уж громко: узнав, что мне уже лучше, он тут же куда-то умчался на своем «порше».

Я все еще сидела на кухне в халате, когда ко мне пожаловала Марго. Не иначе она сделала это по чьему-то наущению, потому что сразу спросила, не нужно ли чего сделать.

— Нужно, и даже очень, — ответила я.

Отныне я решила ею помыкать. Прежде я избегала отдавать ей прямые приказания. Лишь изредка, да и то пряча глаза, отваживалась пробормотать, что неплохо бы, мол, почистить столовые приборы или еще что-нибудь в том же роде. А она иногда даже соизволяла принять мое робкое пожелание к сведению. Теперь же я коротко и ясно объяснила, что холодильник надо тщательно промыть водой с уксусом, что духовка давно нуждается в основательной чистке, что ванну и унитаз, даже если они новые, тем не менее следует мыть, ибо на них уже появился налет, что дорожку к дому надо вымести, а палую листву у ворот собрать и отнести на помойку.

— Ни за что ни про что никто тебе платить не будет, — отчеканила я.

Красная как рак, Марго пробормотала, что она и так без конца убирает и моет.

— Да, но как, — холодно бросила я и напомнила, что она и за жилье ничего не платит.

— Левин всегда был доволен, — оправдывалась она.

— Как будто мужчина хоть что-то понимает в таких вещах, — фыркнула я, — к тому же это мой дом, а не его.