Въ среду послѣ полудни 26Апрѣля.

Наконецъ, дражайшая моя Гове, я нахожусь въ Лондонѣ и въ новомъ моемъ жилищѣ. Оно убрано порядочно, и лежитъ на прекрасномъ мѣстѣ въ городѣ. Я думаю, что ты меня не станешь спрашивать, имѣю ли я склонность къ старой хозяйкѣ. Однако она мнѣ кажется учтивою и весьма услужливою. По пріѣздѣ моемъ, ея племянницы оказали великое тщаніе къ принятію меня. Онѣ кажутся весьма пріятными молодыми особами. Но я увѣдомлю тебя о томъ болѣе, когда ихъ лучше узнаю.

Дѣвица Сорлингсъ, коея дядя живетъ въ Барнетѣ, проѣзжая чрезъ сіе мѣсто застала его въ столь опасной болѣзни, что въ такомъ безпокойствѣ, въ какомъ я ее видѣла о здоровьи другаго отца, отъ котораго она весьма много получить надѣялась, не могла ей отказать въ позволеніи остаться при немъ, и имѣть о немъ попеченіе. Однако, поелику сей дядя ея не ожидалъ; то я желала, по крайней мѣрѣ, чтобъ она меня проводила до Лондона, и г. Ловеласъ весьма усильно ее о томъ просилъ, обѣщаясь отвезти ее туда черезъ день или два, но оставя выборъ на ея волю, по оказаніи ей моей склонности, я не нашла въ ней столько снисхожденія, сколько надѣялась; однако и сіе не воспрепятствовало, чтобъ при нашемъ отъѣздѣ г. Ловеласъ не подарилъ ей весьма хорошаго подарка. Сіе благородство, оказывающееся при каждомъ случаѣ, принуждало меня часто соболезновать, что не было большей единообразности въ его свойствѣ.

По пріѣздѣ моемъ, я заняла мою горницу, и естьли я проживу здѣсь нѣсколько времени, то я учиню хорошее употребленіе изъ яснаго кабинета съ оною примыкающагося. Человѣкъ г. Ловеласа, котораго онъ хочетъ послать завтра въ замокъ Медіанъ, подалъ мнѣ случай удалиться для написанія къ тебѣ сего письма.

Дозволь теперь, дражайшая моя пріятельница, укорять мнѣ тебя въ томъ твердомъ рѣшеніи, которое ты предприняла, дабы не учинить г. Гикмана щастливѣйшимъ изъ всѣхъ человѣковъ, между тѣмъ, какъ мое благополучіе будетъ еще сумнительно. Я не почитаю его невозвратнымъ. Положимъ, любезная моя, что я осуждена быть нещастною; то къ чему же послужитъ мнѣ твое твердое рѣшеніе? Бракъ есть превосходнѣйшее состояніе дружбы. Естьли онъ благонолученъ; то уменшаетъ наши затрудненія, раздѣляя ихъ; поелику онъ умножаетъ наши удовольствія, взаимнымъ участіемъ. Ты меня любишь, не правдали? И такъ для чегожъ ты скорѣе не постаралась доставить мнѣ другаго друга, мнѣ, которая не имѣетъ двухъ, на которыхъ бы могла положиться? Естлибъ ты согласилась выдти замужъ въ послѣдній разъ, когда твоя матушка усильно тебя къ тому склоняла; то я осмѣливаюсь сказать, что конечнобъ имѣла такое убѣжище которое бы меня предостерегло отъ великаго множества смертельныхъ пораженій, и отъ всего того, что я называю моимъ нещастіемъ.

Я была прервана г. Ловеласомъ и вдовою, которые пришли представить мнѣ дѣвицу для моихъ услугъ, до пріѣзду моей Анны, или пока я достану себѣ другую. Она была родственница госпожи Синклеръ: такъ называлася вдова, которая впрочемъ приписывала ей весьма изящныя качества; но признавала въ ней за великой недостатокъ то, что она не умѣетъ ни читать, ни писать. О сей-то части ея воспитанія, сказала она, мало радѣли въ ея младенчествѣ, хотя впрочемъ она весьма хорошо умѣетъ всѣмъ пристойнымъ дѣвицѣ рукодѣліямъ; а что касается до скромности,тихости и вѣрности; то ея свойство весьма къ тому способно.

Я ей удобно простила въ ея недостаткѣ. Она весьма плѣняющаго вида, да и весьма пріятнаго въ разсужденіи горнишной дѣвушки. Но наименѣе мнѣ нравится въ ней то, что у ней совершенно плутовскіе глаза. Я во всю мою жизнь еще подобныхъ не видала, и опасаюсь, чтобъ въ нихъ не заключалось какой наглости. Даже и во взорахъ самой вдовы есть нѣчто чрезвычайно особеннаго; а для женщины пріобыкшей жить въ Лондонѣ, ея поступки мнѣ кажутся весьма изучеными. Но и ея глаза, мнѣ кажется, не менѣе плутовствомъ наполнены; впрочемъ я ничего въ ней иннаго не усматриваю, кромѣ учтивости и благоувѣтливости. Что касается до молодой дѣвицы, называемой Доркасою; то она не долго у меня пробудетъ.

Я ее приняла. Какъ же моглабъ я отъ того отказаться, въ присудствіи ея родственницы и когда она была представлена съ толикою благоувѣтливостію отъ г. Ловеласа? Но какъ скоро сіи двѣ женщины вышли; то я объявила г. Ловеласу, которой, какъ казалось, вознамѣрился вступить со мною въ разговоръ, что я почитаю сію горницу мѣстомъ моего уединенія, и желала бы, чтобъ и онъ равномѣрно почиталъ ее таковою: что я могу его видѣть и слушать въ столовой залѣ; но что я покорнѣйше его прошу меня не безпокоить. Онъ весьма почтительно пошелъ къ дверямъ, но остановился въ оныхъ. Онъ меня просилъ, говорилъ онъ мнѣ, оказать ему милость поговорить съ нимъ нѣсколько минутъ хотя въ столовой залѣ. Я ему отвѣчала, что естьли онъ поѣдетъ искать себѣ иннаго жилища; то я готова сойти внизъ, но естьли онъ не выдетъ въ сей же часъ для сысканія онаго; то я весьма бы желала окончишь мое письмо къ дѣвицѣ Гове.

Я примѣтила, что онъ не намѣренъ меня оставить, естьли токмо въ состояніи будетъ защищаться. Заговоръ моего брата подалъ ему предлогъ просить меня уволить его въ разсужденіи его обѣщанія; но освободя его отъ того на нѣсколько времени, симъ бы сняла съ него запрещеніе на всегда. Онъ былъ увѣренъ, что одобреніе, которое бы я подала нѣжнымъ его попеченіям находясь въ чрезвычайной моей скорби, подало бы ему право говорить мнѣ со всею вольностію признаннаго любовника. Я признаю по его поведенію, что женщинѣ запутавшейся хотя однажды въ дѣлѣ съ симъ поломъ весьма трудно выпутаться изъ онаго. Одна оказанная милость есть предзнаменованіемъ другой. Съ самаго воскресенія онъ не престаетъ жаловаться на отдаленіе, въ коемъ я его содержу: онъ почитаетъ себя оправданнымъ сомнѣваться о моемъ почтеніи: онъ утверждается на томъ разположеніи, которое я оказала, дабы учинить его жертвою моему примиренію, въ прочемъ онъ уже самъ весьма отдаленъ отъ той почтительной нѣжности, [естьли сіи два изреченія могутъ согласоваться] которая побудила меня къ нѣкоторымъ признаніямъ, но коими кажется онъ воспользовался.

Между тѣмъ, какъ онъ мнѣ говорилъ стоя у дверей; то новая моя служанка пришедъ просила насъ обѣихъ пить чаю. Я отвѣчала, что г. Ловеласъ можетъ идти, но что я не имѣю времени, поелику должна продолжать писать письмо; и засвидѣтельствовавши самому ему, что мнѣ совершенно не хочется ужинать ни пить чай, просила его извинить въ семъ передъ домашними госпожами. Я присовокупила, что онъ окажетъ мнѣ великое удовольствіе, естьли увѣдомитъ ихъ, что я намѣрена сколько будетъ можно жить уединеннѣе; но что однако обѣщаюсь сойти завтрешняго утра завтрикать со вдовою и ея племянницами.

Онъ у меня спросилъ, не опасаюсь ли я, чтобъ сіе желаніе, наипаче въ разсужденіи ужина, не подало причины считать меня весьма странною и отмѣнною въ чужомъ домѣ.

Вы знаете, сказала я ему, и можете засвидѣтельствовать, что я весьма рѣдко ужинаю. Я не очень здорова. Я васъ прошу, ради Бога, не понуждайте меня ни къ чему и никогда противъ моей склонности. Пожалуйте, г. Ловеласъ, увѣдомте госпожу Сенклеръ и ея племянницъ о небольшихъ моихъ разборчивостяхъ. Онѣ конечно меня въ томъ извинятъ, естли хотя нѣсколько имѣютъ снисхожденія. Я не для того сюда пріѣхала, чтобъ заводить новыя знакомства.

Я разсмотрѣла всѣ находящіяся въ моемъ кабинетѣ книги. Я весьма была оными довольна, и онѣ произвели во мнѣ гораздо лучшія мнѣнія о моихъ хозяюшкахъ. На нѣкоторыхъ набожныхъ книгахъ поставлено было имя госпожи Сенклеръ, но надъ прочими, которыя состояли, изъ Исторій, Поезій и нравоучительныхъ сочиненій, были надписаны имена Солли Мартенъ, или Нолли Гортонъ, то есть двухъ племянницъ моей хозяйки.

Я весьма досадую на г.Ловеласа; и ты признаешься, что не безъ причины, когда прочтешъ предлаіаемое мною тебѣ извѣстіе, чемъ кончился разговоръ; ибо его прозьбы принудили меня свидѣться съ нимъ въ столовой залѣ.