Я съ трудомъ могъ удержаться отъ радости. Полно, полно, сказалъ я самъ въ себѣ, надо прибѣгнуть къ умѣренности. Кашель подъ ту пору помогъ мнѣ весьма къ статѣ. Потомъ, оборотясь къ ней, съ самымъ холоднымъ видомъ, я дождался, пока она кончила рѣчь; и вмѣсто того, что бы говорить о Лондонѣ, я посовѣтовалъ ей выписать госпожу Нортонъ.

Какъ я увѣренъ, что она опасается быть мнѣ одолженною согласившись на сіе предложеніе, я бы могъ обѣщать столько добра етой женщинѣ и ея сыну, что одна ета причина заставила бы ее перемѣнить мысли; не для того, какъ тебѣ извѣстно, что бы избѣгнуть издержекъ; но для того, что я никакъ не намѣренъ доставить ей сотоварищество госпожи Нортонъ. Для меня бы все равно было видѣть съ нею мать ея или тетку Гервей. Естьли бы Аннѣ позволяло здоровье, я бы лучше согласился ее привезти. За чѣмъ бы содержать мнѣ троихъ мошенниковъ праздныхъ слугъ, естьли бы имъ не волочиться за дѣвками, и жениться даже, когда я заблаго разсужу.

Право, я очень доволенъ моими распоряженіями. Каждый часъ долженъ умножать успѣхи мои въ сердцѣ етой гордой красоты. Но учтивость мою я простиралъ до тѣхъ поръ, пока нужно мнѣ было, что бы заставить себя бояться, и что бы дать ей почувствовать, что я не томный любовникъ. Теперь же малѣйшія вѣжливости будутъ удвоивать мою власть. Первыя будущія мои старанія состоятъ въ томъ, что бы получить признаніе ея тайной любви, или покрайней мѣрѣ предпочтеніе меня всѣмъ мущинамъ; послѣ чего щастливая минута будетъ отъ меня недалеко. Признанное предпочтеніе уполномочиваетъ вольности. Одна вольность производитъ другую. Естьли моя Богиня меня назоветъ малодушнымъ, неблагодарнымъ; я ее назову жестокою. Ето имя непротивно женщинамъ. Сколько разъ упрекалъ я ихъ въ жестокости для ласканія ихъ гордости въ то время, когда все отъ нихъ получалъ.

Когда я предложилъ твои комнаты для подтвержденія, что другихъ не знаю, мое намѣреніе было единственно, что бы ее встревожить. Госножа Осгодъ съ лишкомъ добродѣтельная женщина, и которая бы сдѣлалась скорѣе ея пріятелемъ, нежели моимъ: но я хотѣлъ ей дать поводъ, что бы она возмнила высоко о своей проницательности. Когда я копаю яму, мое удовольствіе состоитъ въ томъ, что бы моя добыча упала въ нее съ довѣренностію и съ открытыми глазами. Человѣкъ, который смотритъ съ верьху, имѣетъ право сказать тогда: Ахъ любезная! Какимъ образомъ ты сюда попала?

Въ Понедѣльникъ 7 Апрѣля.

Сей часъ я получилъ новыя извѣстія чрезъ моего честнаго Осипа. Ты знаешь приключеніе бѣдной дѣвицы Бетертонъ Нотингамъ. Жамесъ Гарловъ старается возжечь вновь противъ меня гнѣвъ етой фамиліи. Всѣ Гарловы съ нѣкотораго времени употребляютъ всевозможныя усилія, что бы проникнуть истинну етого произшествія; и безумные рѣшилися на конецъ имъ воспользоваться. Голова моя занимается теперь, что бы изъ Жамеса сдѣлать остраго и бойкаго малого, и что бы всѣ хитрости его повернуть потомъ со славою въ мою выгоду; ибо мнѣ кажется, что красавица моя намѣрена меня удалить, какъ скоро пріѣдемъ къ Лондонъ. Какъ время придетъ, я тебѣ сообщу письмо Осипа и то, которое я къ нему напишу. Твоему другу довольно узнать какое либо злоумышленіе, что бы его уничтожить и опрокинуть на голову самаго злоумышленника.

Осипъ еще кажется переборчивъ; но я знаю, что онъ чрезъ свои затрудненія и щекотливость, хочетъ въ моихъ глазахъ увеличить единственно цѣну услугъ своихъ. Ахъ! Белфордъ, Белфордъ! Какое множество самыхъ подлыхъ развращеній въ человѣческой природѣ, въ бѣдномъ равно, какъ и въ богатомъ…

Во Вторникъ 18 Апрѣля.

У тебя семейство непримиримое. Новое посѣщеніе дяди твоего Антонина, не только утвердило матушку въ сопротивленіи на нашу переписку, но заставило ее принять почти всѣ его правила.

Перейдемъ къ другой матеріи. Ты защищаешь г. Гикмана весьма великодушно. Можетъ быть я поступила съ нимъ такъ, какъ мнѣ случается. Иногда въ пѣніи, то есть брать нѣсколько тоновъ выше и все продолжать безъ остановки, хотя и должна я принуждать свой голосъ; но чрезъ то онъ на вѣрное сдѣлается почтительнѣе; и ты мнѣ говорила, что нравы, которыхъ можно унизить дурнымъ обхожденіемъ, дѣлаются наглыми, какъ скоро съ ними поступаютъ лучше. И такъ добрый и важный г. Гикманъ. Не много подалѣе, покорно прошу; вы мнѣ поставили жертвенникъ, и я надѣюсь, что вы не откажетесь дѣлать передъ нимъ всегдашнія ваши колѣнопреклоненія.

Но ты спрашиваешь, такъ ли бы я поступала съ г. Ловеласомъ, какъ съ г. Гикманомъ? И дѣйствительно, моя любезная, я думаю, что не такъ. Я разсматривала весьма внимательно ету сторону любовнаго поведенія въ обоихъ полахъ, и я тебѣ открою чистосердечно заключеніе моихъ размышленій. Я заключила, что со стороны мущинъ нужна вѣжливость даже чрезвычайная, что бы намъ понравиться въ первый разъ, и что бы потомъ съ нашего согласія наложить на насъ иго, котораго неравенство съ лишкомъ чувствительно. По совѣсти, я сомнѣваюсь, не нужна ли имъ малая смѣсь нахальства, что бы подержать себя въ нашемъ уваженіи, когда они его пріобрѣли. Они не должны открывать намъ, что мы можемъ обходиться съ ними, какъ съ дураками. Впрочемъ я думаю, что съ лишкомъ одинакая любовь, то есть страсть безъ шиповъ, или другими словами, страсть безъ страсти, походитъ на тѣ сонные ручьи, гдѣ не увидишь ни соломенки въ движеніи; но внушаемый страхъ, и даже ненависть, производятъ совсѣмъ противные чувствованія.

Ежели справедливо то, что я говорю, Ловеласъ, показавшись прежде самымъ учтивымъ и почтительнымъ человѣкомъ, слѣдовалъ истинному правилу. Вспыльчивость оказанная имъ послѣ, его наклонность къ обидѣ и способность къ усмиренію себя, а особливо въ человѣкѣ, который извѣстенъ своимъ разумомъ и храбростію, способнымъ мнѣ кажется къ питанію живѣйшей страсти въ женщинѣ, и постепенно ее утомляя, въ состояніи довести до нѣкоего рода несопротивленія, которое не много отличествуетъ отъ повиновенія желаемаго свирѣпымъ мужемъ отъ жены своей.

И въ самомъ дѣлѣ, мнѣ кажется, что различное поведеніе нашихъ двухъ героевъ съ своими Героинями, показываетъ истинну сего ученія самымъ опытомъ. Что до меня, я такъ привыкла къ томности, къ низкимъ угожденіямъ и покорности моего Героя, что другаго отъ него не ожидаю, какъ вздоховъ и поклоновъ; и я такъ мало трогаюсь его глупыми привѣтствіями, что часто прибѣгаю къ моему Клавесину, что бы оживить себя, или его заставить молчать. Напротивъ, красавица Ловеласа, держи ухо остро! и огонь обхожденія и разговоровъ его безъ престанно сыплется искрами.

Твои споры и примиренія съ нимъ оправдываютъ сіе примѣчаніе. Я дѣйствительно думаю, что естьли бы г. Гикманъ имѣлъ даръ поддерживать мое вниманіе на подобіе твоего Ловеласа, то я бы давно была его женою; но ему должно было начать такимъ образомъ; теперь уже поздно о томъ думать. Никогда, никогда онъ не оправится; пусть будетъ въ томъ увѣренъ. Его участь, представлять дурака по самый день нашей свадьбы; а что всего хуже, быть осуждену къ повиновенію до послѣдняго издыханія.

Бѣдный Гикманъ! Можетъ быть ты скажешь; меня называли иногда какъ и ты другихъ звала. Бѣдный Гикманъ и я скажу.

Ты удивляешься, моя любезная, что г. Ловеласъ не показалъ тебѣ писемъ отъ тетки и двоюродной своей сестры пріѣхавши изъ Виндзора; я также не одобряю, что онъ пропустилъ одну минуту не сообщивъ тебѣ такихъ любопытныхъ извѣстій, и которые имѣютъ такъ много сношенія съ настоящими приключеніями. Ета уловка показать ихъ на другой день, когда ты была на него разгнѣванна, кажется увѣряетъ, что ихъ сохранялъ для случая, что бы съ тобою чрезъ нихъ помириться, а изъ того заключи, что предвидѣна была причина къ гнѣву. Изъ всѣхъ обстоятельствъ произшедшихъ съ тобою со времени того, какъ ты съ нимъ, ето мнѣ наиболѣе не нравится. Оно можетъ казаться малымъ для глазъ равнодушныхъ; но въ моихъ, довольно, что бы оправдать всѣ твои предосторожности. Однакожъ я также думаю, что письмо госпожи Гремъ къ сестрѣ своей, повтореніе объ Аннѣ, о одной дочери вдовы твоей Сорлнигсъ, а особливо о госпожѣ Нортонъ, дѣлаютъ въ тебѣ пріятный перевѣсъ. Какой вѣтренникъ! можно ли объявить въ вечеру о письмахъ, и не предложить ихъ тебѣ прочитать? Я не знаю, что мнѣ о немъ думать.