– Тэ-экс, посмотрим, посмотрим, – пощелкал клавишами. – Пародонтоз, говорите? Волин утвердительно покачал головой, завороженно глядя на мерцающий экран. Странно, в данную секунду он думал вовсе не о своей «подопечной», а о том, играет ли этот франт в «Тетрис» на работе. Наверное, играет. Зачем еще нужен компьютер в кабинете?

– Ну вот, – сообщил директор. – Сорок две фамилии. Теперь отбросим мужчин. Двадцать восемь женщин лечили пародонтоз в последние три месяца. Нас интересуют девушки в возрасте до двадцати пяти лет. Так?

– Совершенно верно, – согласился Волин. – Интересуют.

– Тэ-экс. Таких восемнадцать. У нас два врача, специализирующихся на пародонтозе. Я запишу вам номера кабинетов. Медицинские карты в регистратуре.

– Спасибо. Волин с некоторой дрожью подумал: выдержит ли он еще одно путешествие в местном лифте. Решил не рисковать и спустился по лестнице. Благо недалеко, всего два этажа. А там… прямо по списку и пойдем. Тот, кто отвечает за везение, видно, решил сжалиться. Первый же врач, к которому обратился Волин, посмотрев схему, кивнул:

– Брюнетка. Лет двадцати трех, да? Высокая такая. Ну, как же, помню. Внешность потрясающая. Голливуд отдыхает, – он заглянул в бумагу, как в прошлое, и повторил: – Конечно, помню. Такие женщины запоминаются на всю жизнь. И захотите забыть – не получится.

– Хорошо, что помните, – пробормотал Волин. Врач, продолжая крутить схему в пальцах, посмотрел на посетителя:

– С ней что-то случилось?

– Вообще-то случилось. Эту девушку убили несколько дней назад. Лицо врача вытянулось и застыло, словно его залили невидимым цементом.

– Да что вы? – Дрогнули и опустились уголки губ, что, по-видимому, должно было означать сожаление. Он машинально принялся складывать схему. Сперва пополам, затем еще раз пополам, затем еще и еще, пока не остался крохотный неровный квадратик. – Надо же. Обидно-то как. В глазах врача появилась странная отрешенность. Такое выражение Волину приходилось видеть и раньше. У людей, которым довелось невольно прикоснуться к чужой смерти. Свидетельство того, что человек вспомнил о бренности бытия и слепом случае.

– Надо же, – повторил врач. – Такая красавица, – вздохнул и добавил: – Была. Прямо в голове не укладывается. Неужели такое возможно?

– Возможно, возможно, – ответил Волин жестче, чем ему хотелось бы. Он достал из чемоданчика фотокарточку: снятое крупным планом лицо убитой девушки. – Посмотрите внимательно. Это она? Врач несколько секунд вглядывался в залитое кровью, обрюзгшее лицо. Пальцы его все мяли и мяли схему. Наконец он медленно пожал плечами:

– Черт его знает. Вроде.

– Вроде или она?

– Трудно сказать. Смерть так меняет человека…

– Понятно, – Волин положил фотографию на стол. Здесь ему «не светило». Стоматолог, в общем-то, прав. Смерть меняет человека. Иногда до неузнаваемости. – Скажите, вы заносите в медицинскую карту фамилию, адрес, телефон?

– Да, – рассеянно ответил врач и снова посмотрел на карточку. – Конечно. Заносим.

– Мы можем посмотреть карту этой девушки? Врач шумно вздохнул, с удивлением посмотрел на схему, превратившуюся в неопределенного цвета шарик, перевел взгляд на Волина и пробормотал:

– Извините.

– Ничего, – Волин не без интереса наблюдал за ним. – Она мне больше не понадобится.

– Да-да, – кивнул врач и поднялся. – Сейчас я принесу вам карту. – Он осторожно положил шарик на стол, пояснил: – Фамилия и инициалы есть в компьютере, а адрес и телефон заносятся только в персональную карту. За ней придется идти в регистратуру. Волин взял со стола шарик, тщательно расправил и спрятал в карман. Пока врач ходил в регистратуру, он осматривал кабинет. До чего же это не было похоже на стоматологию его детства. Попав сюда, сразу убеждаешься – наука сделала гигантский шаг вперед. Огромный. Тотальная коммерциализация общества коснулась и такой весьма далекой от коммерции области, как зубная боль. Врач вернулся минут через десять. Ему удалось взять себя в руки, и теперь он выглядел гораздо спокойнее.

– Вот, – врач положил на стол пухлую карту.

– С вашего позволения… Волин тщательно переписал в толстый ежедневник адрес, место работы, телефон и фамилию, значащиеся на первой странице. Он надеялся, что нашел именно ту девушку, которую искал. Врач наблюдал за ним, как безнадежный больной за гробовщиком. Волин убрал ежедневник в кейс.

– Спасибо. У вас удивительная память.

– У меня? – Врач усмехнулся с налетом мрачности. – Это профессиональное. Зубы, прикусы, пломбы. Уже во сне снятся.

– Тем не менее.

– Пожалуйста. Не за что.

– Последний вопрос, – Волин постучал пальцем по карте девушки. – Эта девушка лечилась платно?

– Да, – врач кивнул. – Платно. Мы не лечим пародонтоз в некоммерческих отделениях. У нас все-таки не районная поликлиника, а институт. Только если попадаются любопытные случаи, сопровождающиеся пародонтозом.

– Лечение дорогое?

– Для кого как. Для учителя или библиотекаря, конечно.

– Спасибо. Это все, что меня интересовало, – Волин протянул руку.

– Да ради бога, – пробормотал хозяин кабинета, отвечая на рукопожатие. – Но настроение вы мне испортили безнадежно. Волин не нашелся, что на это сказать.

Вечеринка удалась. Честно говоря, Маринка думала, что будет хуже. Банковские празднества ассоциировались у нее с дешевыми плебейско-барскими замашками, с поведением «как в лучших домах», с шампанским – залпом, на выдохе, и икрой – ложками, братцы, ложками. С тарталетками – килограммами и хорошей водкой – но рекой, до нажора. Музыку – на всю. А ну, подать сюда тазик оливье, я буду падать в него мордой. «Как жизнь, Вася?» – «Удалась». Лососины!!! Ло-со-си-ны!!! Что-то такое из отечественных кинофильмов, изображающих разудалый нэповский угар. Нет. Было весело. Никто не потрясал бумажниками и не швырял в воздух крупные купюры. Посидели, выпили, закусили. Очень просто, по-домашнему, но с небольшой коррекцией в сторону сегодняшних финансовых перемен. Картошка, котлетки «по-киевски», салатики, колбаска, горы фруктов, зелени и море выпивки. Коммерческий директор, веселый, бородатый, довольно молодой и обаятельный мужик, одетый – подумать только! – в свитер и джинсы, играл на гитаре и душевно, с накатывающей ностальгией, пел каэспэшные песни. Кое-кто подтягивал. Маринка в том числе. Забавно, она-то думала, что «фрегат давным-давно утонул», ан нет, плывет еще, родимый, плывет. Застолье времен «кухонных» семидесятых, перенесенное вдруг в конец девяностых.

– Ну как тебе? Мишка наклонился к ней. Он нетвердо улыбался. Выпито было уже изрядно, даже для стойкого Мишки. Маринка улыбнулась в ответ:

– Здорово. Я боялась, что будет по 35 prime›шло.

– Вот поэтому многие и решили обойтись без жен, – Мишка мотнул головой в сторону директората. – Женщины, понимаешь, выходят замуж за банкиров, а не за каэспэшников с физтеха. Банкирши, – он засмеялся тихо. – Высший свет, блин. Понимаешь?

– Да, – кивнула Маринка. – Но действительно странно. Директор банка, поющий Визбора. По сегодняшним меркам это нонсенс.

– Просто он уже настолько богат, что может позволить себе быть тем, кем хочется, – тихо сообщил Мишка. – Ты бы посмотрела на него пару лет назад. Еще шампанского?

– «Он утром проснулся, достал сигарету и комнату видел сквозь сон, – пел тем временем бородач. – Губною помадой на старой газете записан ее телефон…»

– Знаешь, у меня сумасшедшая идея, – прошептал нетвердо Мишка. – Полетели на юг, а? Прямо сейчас. Возьмем такси и в аэропорт. Сядем в самолет, два часа – и мы в Крыму. Говорят, море еще теплое. Можно купаться. Маринка едва заметно усмехнулась. Мишка был странным влюбленным. Доисторическим. Таких, наверное, осталось два на миллион. Розы и кофе в постель по утрам. Он старался сделать каждый день необычным, запоминающимся. Легко, с улыбкой, совершал сумасшедшие глупости. И не только когда выпивал. Чаще как раз наоборот.