– Разрешите, Аркадий Николаевич? Волин приглашающе махнул рукой:

– Заходи, Саша. Заходи. Он потер красные глаза, поерзал, встал и прошелся по кабинету, отгоняя предательски подкрадывающийся сон. Саша аккуратно прикрыл за собой дверь, прошагал к столу, присел. Волину тоже пришлось занять свое начальственное место. Не стоит расхаживать, когда человек говорит. Если, конечно, ты не хочешь его сбить.

– Ну, рассказывай, что у тебя? Саша достал из кармана небольшой дешевый блокнотик, полистал, нашел нужную запись, крякнул с удовольствием:

– Вот. Мы проверили дактилокарту убитой по межведомственной картотеке. К уголовной ответственности она не привлекалась.

– Угу, – Волин кивнул. Новость, в сущности, была никакой. Нет «пальчиков» – нет личности. Лучше было бы наоборот. С другой стороны, если в картотеке МВД не было «пальчиков» убитой, то практически со стопроцентной уверенностью можно было исключить мотив нанесения посмертных увечий как способ избежать опознания жертвы.

– Что еще? – спросил Волин.

– След оперативного вмешательства имеется, но он вряд ли нам поможет. Старый шрам от удаления аппендицита. Аппендицит вырезан у восьмидесяти человек из ста. Больше ничего. Ни ожогов, ни переломов. Никаких других патологий. – Саша перевернул страничку, прищурился, вчитываясь. – Что это?.. Во почерк… – Он усмехнулся. – В школе «бананы» по письму хватал регулярно. Училка наша ругалась на чем свет стоит. Матушку в школу дергали раз в неделю, строго. Царапал я как курица лапой. Ох, мне и доставалось. Батя у меня тот еще воспитатель. Чуть чего – за ремень, и вся недолга. Говорил: «Скажи спасибо». Мол, его дед оглоблей охаживал. Волин ждал. Он чувствовал раздражение, хотелось одернуть оперативника, сказать, чтобы тот перестал пороть чушь, поторопить, но раздражение это было следствием бессонной ночи и не стоило давать ему выхода.

– Во понаписал, – Саша усмехнулся. – Сейчас разберусь… Ага, понял. Пломбы на зубах. Я, кстати, схему принес. Эксперты сказали, что работа очень качественная. Слепок челюстей готов. В лаборатории. Если надо, могу принести.

– Пока не стоит. Обойдемся схемой.

– Как скажете. Оперативник выложил стоматологическую карту. В широких графах, помеченных специальной аббревиатурой, стояли сочные крестики.

– Сейчас за деньги даже в районной поликлинике могут сделать «голливудскую» улыбку, – заметил Волин и снова потер глаза. Спать хотелось немилосердно. Он взял со стола схему, туманно пересчитал помеченные ячейки. Восемь.

– Э-э-э, не-ет, – расплылся довольно оперативник. – Тут не все так просто.

– Саш, очень хочется спать, – посетовал Волин. – Смекаешь, к чему клоню?

– А то. Ясное дело, – Саша закивал понимающе. Мол, и самому хочется. Три часа – это разве сон? Так, баловство одно. – Короче говоря, эксперты считают, что она совсем недавно лечила пародонтоз. Это с деснами что-то такое. В общем, чертовски неприятная штука. Оперативник улыбнулся, демонстрируя два ряда отличных белых зубов, словно показывая Волину: лично ему, Саше Смирнитскому, все эти кариесы, пародонтозы и прочие «прелести» глубоко до лампочки. Или по барабану. Что одно и то же. И без всяких там «Диролов» с «Орбитами».

– Саш, не томи. Недавно – это когда?

– Максимум три месяца назад. Пародонтоз у нас лечат – действительно лечат – только в институте стоматологии. В остальных клиниках под ту же дуду просто убирают зубной камень.

– Отлично. – Волин откинулся в кресле, закурил. Впервые за весь день он испытал облегчение. Появилась не просто зацепка. Замаячил свет в конце тоннеля. Пусть слабый, но это лучше, чем никакого. – Ты связался с институтом?

– Попытался.

– И что тебе сказали?

– Что у них институт стоматологии, а не красоты. В общем, по приметам они никого опознать не могут. Про бабочку я у них даже и спрашивать не стал. Побоялся, что обидятся. – Он хохотнул коротко над собственной остротой, но, заметив, что Волин не разделяет веселья, смолк и закончил уже на деланно-траурной ноте: – Короче, гражданин начальник, нужно ехать, смотреть медицинские карты, сопоставлять пломбы-прикусы и другие кариесы. Саша звонко захлопнул блокнотик. Вид он имел самый довольный. Волин кивнул. Работа действительно была хорошей. С момента обнаружения трупа прошло всего полдня. Иной раз приходилось возиться по году, а некоторых так и вовсе опознать не удавалось.

– Когда ты намерен этим заняться?

– Ну-у-у, – Саша вальяжно развалился на стуле. – Надо параллельно еще и свое дерьмо разгребать. У нас с этим строго. Центр все-таки, не хухры-мухры. Иностранцы там всякие шастают, городское начальство опять же. Так что мы на особом контроле. Хочешь не хочешь, а приходится поворачиваться. Да и не обедал я еще сегодня.

– Счастливый, – вздохнул Волин. – Я еще и не завтракал. Ладно. Во второй половине дня занимайся своей работой, а завтра в восемь я жду тебя в этом кабинете.

– А институт?

– Сам съезжу.

– Вай нот, как говорят французы, – раскатисто гаркнул Саша, снова расплываясь в довольной улыбке. – Что в переводе означает: «Съездите, конечно, гражданин начальник, если вам время позволяет».

– Позволяет, позволяет, – Волин поморщился. – И не французы говорят, а англичане. В общем, оперативник ему нравился. Характер хороший, да и работник дельный, ответственный. Был у Смирнитского только один яркий недостаток: временами его становилось слишком уж много. В такие моменты он заполнял собой все свободное пространство.

– А мне не по фигу? – засмеялся Саша. – Французы, англичане. Какая разница? Они пожали друг другу руки. Когда за оперативником закрылась дверь, Волин взглянул на часы. Начало третьего, а от Левы Зоненфельда пока ни слуху ни духу. Видать, нашел что-то, иначе уже объявился бы. Или хотя бы позвонил. Не поднимаясь, Волин дотянулся до стоящего рядом со столом кейса, положил его на колени и, открыв крышку, бросил в ненасытную «дипломатическую» утробу принесенную Смирнитским схему.

До института Волин добрался только к половине четвертого. Не то чтобы слишком поздно, но день уже покатился под уклон и люди стали нервознее. Понимая скоротечность времени, торопились закончить начатое. Автобусы покатили чуть быстрее. Прохожие ускорили шаг и сомкнулись плотно, как солдаты в строю, плечо к плечу. Поглядывали в основном себе под ноги, но иногда и на идущих рядом – эй, кто там пытается вырваться вперед? Левой, левой, р-раз – два – три! Левой! Вечер, дождь и полетевший от туч тусклый бесформенный снег сделали свое дело. Город стал серым, мутным и холодно-надменным, как похмельное утро. Стряхивая с пальто снег, Волин толкнул стеклянную дверь института и нырнул в теплое фойе. У регистратуры небольшая, в пару спин, очередь. Гомонили, но ненавязчиво. Лоточки, палаточки, киоски, набитые книгами, журналами, косметикой, снедью какой-то экзотической. У дежурящего на входе обязательного охранника Волин выяснил, где находится кабинет директора, прошел к лифтам. Он очень надеялся, что процедура установления личности больной не займет слишком много времени. Хотелось бы. Время дорого. Бессонная ночь давала о себе знать. Волин ощущал ватность в коленях. От яркого света люминесцентных ламп рябило в глазах. Потому и шел он не слишком твердо. Как самоубийца по минному полю. У лифтов четверо врачей оживленно обсуждали между собой специфично-медицинские проблемы. То ли болезнь, то ли способ ее лечения. От обилия терминов кружилась голова. Волин остановился рядом, но чуть в сторонке. Деликатно. Подходили медсестры, молодые ребята – практиканты? – мужчины и женщины в возрасте и в халатах. Створки раскатились. Волин, а за ним и врачи вошли в кабину. Сколько нас народу, братцы? Не повезет ведь, зараза. Двенадцать? Тогда повезет. Кому какой этаж? А вам? И пятый нажмите, пожалуйста. Спасибо. Волина прижали лопатками к стене. Окруженный белыми халатами, он, в своем темно-сером пальто, чувствовал себя обычной вороной, затесавшейся ненароком в стаю ворон-альбиносов. Кабина мгновенно разгонялась до сверхзвуковой скорости и так же стремительно останавливалась. Волин бледнел и судорожно сглатывал. Врачи мило трепались, не обращая внимания на критические лифтовые перегрузки. Привыкли. Нужный этаж оказался на редкость ухоженным. Чистым до стерильности, похожим на тысячи других административных «лежбищ» в десятках тысяч госучреждений кастрированной страны. Кожаные кресла, темный импортный телевизор, вечнозеленые декоративные растения в пузатых бочонках по углам и медные, начищенные до прозрачной белизны таблички на дверях. Волин быстро отыскал нужную. Секунду постоял, отгоняя коматозное оцепенение, свойственное подавляющему большинству посетителей стоматологических заведений, затем решительно толкнул дверь. Директор – молодцеватый, улыбчивый мужик в шикарном костюме и невероятно элегантной сорочке – внимательно выслушал Волина, подумал, повернулся к стоящему на столе компьютеру, пробормотав: