А.Дж. Раф

ДЕТСКИЕ ЗАБАВЫ

Джимми играл в саду один и был бесконечно счастлив. Он любил одиночество, ибо таким образом мог удовлетворить и свое детское любопытство, и жажду завоеваний, отправляясь в увлекательные путешествия по дальним уголкам огромного заросшего сада; и не было необходимости обращать внимание на то, как мать делает ему замечания. К тому же, спрятавшись в густой высокой траве, оставшись наедине, Джимми находился в относительном покое, в своем мире игр и интересов. Солнце стояло высоко, а в его крошечном царстве джунглей хватит приключений на целый день.

Когда пришло время обеда, мать позвала его в дом. Он негодовал, если вмешивались в его дела, но он уже проголодался, и желание поесть побороло неприязнь к власти и авторитету взрослых. Он медленно, без энтузиазма, неторопливым шагом подошел к задней двери дома, которая вела в кухню. Джимми был весь покрыт пылью. И не удивительно. Ведь он совершал захватывающие рейды в тыл противника, настоящие подвиги, и ему стало обидно, когда мать бранила его за то, что он перепачкался. Однако он послушно вымыл руки с мылом и, как бывает с маленькими мальчиками, жадно, с аппетитом, съел обед. А мать смотрела на него с улыбкой, думая о том, как она счастлива, что ее мальчик стал уже таким независимым и самостоятельным.

После обеда стал моросить дождь, и мать запретила Джимми выходить из дома, поэтому он присел на корточки перед угольным камином в гостиной, глядя отсутствующим взглядом на языки пламени большими, чистыми, небесно-голубыми глазами. Мать наблюдала за ним со стороны, как вдруг, вспомнив что-то, он сунул руку в карман шортиков. Он извлек из его глубины грязный спичечный коробок и открыл его. В нем, забившись в уголок, сидел довольно большой мохнатый садовый паук — без сомнения, участник его утренних детских баталий. Прежде, чем к матери вернулось самообладание, Джимми, с совершенно безразличным видом, как это бывает у большинства мальчиков его возраста, бесцеремонно вырвал у него лапки и бросил туловище в огонь. Он улыбнулся, увидев, как быстро вспыхнул маленький язычок пламени среди углей, и почувствовал нервное возбуждение, даже в ладонях начало зудеть.

Выслушав суровое замечание за такое поведение, он вновь попросил разрешения погулять в саду, но получил отказ. Джимми понял, что обречен провести остаток дня в компании своей младшей сестренки Луизы. Луиза всегда была чопорной и не разделяла увлечений брата. У Джимми никогда не находилось времени для Луизы. Мать была совершенно счастлива и облегченно вздохнула, когда увидела, как дети вместе поднимаются по лестнице. В комнате для игр было значительно чище, чем в саду. Кроме того, она тоже отапливалась камином, и в ней было тепло. Дети смогут спокойно поиграть вместе до вечернего чая.

В пять часов мать Джимми поднялась наверх и прошла по коридору в детскую. Открыв дверь и посмотрев в комнату, она почувствовала, как мурашки побежали у нее по телу и волосы зашевелились на голове от того, что предстало перед глазами. Смертельно побледнев и испустив пронзительный, нечеловеческий крик, женщина повернулась, побежала, спотыкаясь, чуть не упав с лестницы, и ее невыносимые рыдания разнеслись по всему дому.

Джимми нахмурился. Ох уж эти взрослые. Он давно уже отказался от попытки предсказать их поведение, поэтому он крепче сжал в руках окровавленную пилу из детского набора инструментов «Мастер на все руки» и решил продолжить игру. На столе лежало безрукое и безногое туловище Луизы с заткнутым ртом, связанное толстой веревкой, истекающее кровью, которая обильно струилась из ран, густо капала со стола и медленно расплывалась по ковру, заливая углы комнаты. Сладковатый дымок исходил от камина, в котором детские ручки и ножки, покрываясь вздувающимися волдырями, весело потрескивали в огне.

Джимми почесал в затылке неприятно липкими от крови пальцами. Он часто думал, что же такое тикало и стукало внутри Луизы? Теперь, если дождь прекратился, он, возможно, пойдет опять в сад. Это намного интереснее.

(Перевод А.Сыровой)

ВРЕМЯ ПОИГРАТЬ

Миссис Тэйт умерла неожиданно. Она поскользнулась, когда мыла окно, стоя на стиральной машине, стукнулась головой о газовую плиту и рухнула на пол. Она лежала в неестественной позе, уставившись в потолок невидящими глазами, ничего не слыша и не чувствуя.

Маленький Дэвид требовательно постучал в дверь, чтобы его впустили. Не получив ответа, он вздохнул, дотянулся до дверной ручки и в то же время сильно пнул дверь поцарапанным ботинком.

Увидев, что мать лежит на полу, покрытом красной плиткой, он нахмурился. Ум шестилетнего малыша еще не сталкивался с таким понятием как «смерть». Жизнь для Дэвида была бесконечной игрой, в которой принимали участие все окружающие. За исключением его родителей. Дэвид знал, что мистер Даймонд часто закрывал глаза на то, что он стаскивал с его фруктового лотка яблоко или апельсин. Даже соседи вполне терпимо относились к тому, что он топтал их цветочные клумбы или гонялся за домашними животными. Единственными людьми, которых он побаивался, были его родители. Тем не менее, однажды мама принимала участие в его игре.

Потной рукой Дэвид смахнул завиток волос, упавший на глаза, обошел лежащую неподвижно мать, забрался на стул и налил себе из крана стакан холодной воды. Он повернулся и посмотрел вниз, ощущая смутное беспокойство, увидев остановившийся взгляд матери. Дэвид медленно пил воду маленькими глотками. Могла ли его мать быть «мертва», что бы это ни означало? Он заметил слабую улыбку, которая играла на слегка приоткрытых губах трупа, и это его несколько успокоило. Нет, просто она играла, и могло оказаться, что в теперешнем ее настроении с ней будет намного веселее, чем с друзьями.

Дэвид поставил стакан и слез со стула. Опустившись на колени рядом с матерью, он попробовал поднять ее руку и захихикал, когда она мягко соскользнула на пол. Мама даже не шелохнулась. С ней и в самом деле было хорошо играть. Надо делать это почаще. Он решил придумать еще что-нибудь. Взяв стакан с водой с того места, где он его оставил, он вылил воду на лицо матери, в то же время наблюдая, как она прореагирует на эту проделку. Но ничего не произошло. Просто вода стекла по побледневшему лицу, оставив несколько капелек на губах, потекла по шее и образовала лужицу на полу. Мальчик наклонился и пощекотал мать под подбородком. Мягкая кожа задрожала под его пальцами. Рот слегка приоткрылся, и нитка слюны протянулась по подбородку на руку Дэвида. Он вздрогнул, вытер влажную руку о штанишки, удивленный и раздосадованный. Вообще-то он не знал правил этой игры. Может быть, поведение матери предлагало ему большую свободу действий?

Поспешив в гостиную, Дэвид поискал и нашел коробку с цветными мелками, засунутую глубоко в ящик для игрушек. Вернувшись на кухню, он вытащил мелки из коробки и начал работу. Сначала он нарисовал маме черные, неправильной формы очки, длинные, спадающие вниз усы и наконец замечательный красный нос, прямо как у Деда Мороза. Она по-прежнему не шевелилась. Очевидно, она оценила шалость, Дэвид не мог понять, как это ей удается не смеяться, ведь мел должен был щекотать нос.

Дэвид открыл ящик стола и потянулся за овощным ножом, который ему обычно запрещали трогать. Коснувшись его, он оглянулся и увидел, что невидящие глаза наблюдают за ним. Он почти слышал, что мать не велит ему трогать нож. Но он взял его. Возвратившись назад, он потрогал руку матери и провел острым, зазубренным краем ножа по коже. Плоть разошлась, обнажив мышечную ткань и сухожилия. Дэвид бросил руку и нож, не зная, смеяться ему или плакать. Игра была нечестной. Он был озадачен и напуган. И когда он вновь увидел тусклый таинственный глаз, уставившийся на него, им овладело раздражение. С криком и плачем он схватил нож обеими руками и воткнул его в этот противный глаз. Нож торчал в раздувшемся глазном яблоке, добавляя последний штрих к этой несуразной картине.