- Оргнеполадки.
- Сачок. Что, я не знаю?-вмешался Сеня.
- Зачем же в таком разрезе? Я явился из благородных побуждений. Наш друг, - он хлопнул Журку по спине,-мастер баскетбола, и заводские товарищи заинтересовались им.
- Это после работы.
- Увы, я выполняю общественное поручение.
Колька вновь улыбнулся, как будто ему шла эта противная улыбка.
- Да ну, напрочь! - воспротивился Журка, готовый стукнуть сверху по Колькиной круглой башке.
-Минуточку.-Глаза Кольки лукаво блеснули:- Вы действительно его не знаете... Он какой... Хотите, он лампочку из-под потолка вывернет? ..
- Пошли, - Журка невольно ссутулился и дернул Кольку за руку. Скотина, - произнес он, когда они очутились в проходе между цехами.
- Это старого товарища, - обиделся Колька.
- Эх, какой ты!..
- Стоп! Вернулись.
- Зачем?
- Лампочку вывертывать.
Журка ускорил шаг. Некоторое время шли молча, потом Колька сказал:
- Я здесь так, между прочим... Меня заставили...
А ты?
- Ладно,-отмахнулся Журка, ненавидя себя за свое бессилие.
На этот раз Колька посмотрел на него серьезно и сказал без обычного ломания:
- Вижу, магнитом тянет. Пустой номер, старик.
Журка остановился и решительно произнес:
- Я рернусь.
Колька не ответил.
Тогда Журка скорым шагом направился к своему станку. Вернувшись, он невольно покосился на Ганну.
И она посмотрела на него. И Галка, и Сеня, и Нюся с Нелькой посмотрели. В глазах Ганны он заметил одобрение и почувствовал радость-такую радость, как при выигрыше ответственной игры. Сейчас он и в самом деле готов был вывернуть для нее лампочку из-под потолка.
"Пусть не думает, что я сачок. Пусть не думает..." - повторил он про себя, запуская станок и больше всего желая работать так, чтобы вновь и вновь вызывать ее одобрение.
* * *
Отставные смеялись так, что стол дрожал и костяшки домино подпрыгивали, путая игру.
- Ну скажи, уморил,-произнес Груша, утирая слезы со щек.
- Надо же, в соседний цех махнули,-удивился Копна. - Ты хоть точки-то засеки, где они укрываются.
Тебе карту надо иметь.
- Да я и так как будто все изучил, все темные уголки, - отозвался Степан Степанович..
Он тоже смеялся вместе со всеми.
Только Куницын не принимал участия в общем веселье. Он знал об этом случае-о побеге мальчишекиз других источников, от Песляка. В понимании секретаря парткома случай выглядел совсем в ином, отнюдь не в шуточном свете.
Куницын случайно был свидетелем разговора по телефону Песляка с начальником цеха, в котором работает Стрелков.
- Ну так что? Что я говорил? - кричал в трубку Песляк. - Как ничего особенного?! Бегают по цехам. Что это еще за кроссы?.. Ну смотри, ну смотри... Воспитание, да еще молодежи, - дело серьезное.
Куницын принес заявление об уходе, но вовремя понял, что теперь не подходящий момент для этого, и, придумав какую-то причину своего появления, быстро ушел от Песляка.
Сейчас, глядя на смеющиеся лица товарищей, он вспомнил физиономию Песляка, красную и злую.
"Зря вы смеетесь, зря. Вы еще не знаете, чем это кончится, - хотел сказать Куницын, но не сказал, понимая, что он никому и ничего сейчас не докажет.
- Ну, не могу, - не унимался Груша. - Представляю, как ты их сопровождаешь.
- В общем-то, смешного мало, - заметил Копна, который тоже смеялся вместе со всеми.-Хотя они и салаги... Но тут такой случай, тут, как говорится, честь фирмы... И еще неизвестно, как обернется...
- Вот именно, - пробасил Куницын.
Все тотчас стали серьезными.
- Так мой, говоришь, главный зачинщик? - строго спросил Шамип.
- Так точно, - ответил Степан Степанович. - Признаться, не думал.
- Приму меры, - пообещал Шамии.
- Только не с маху, - предупредил Копна.
- Тут приказом или наказанием ничего не сделаешь, - поддержал Груша. Тем более что речь идет не об одном,а о группе...
- Что ж с ними-чикаться?-спросил Шамин.
Груша подался вперед.
- Ничего не даст, уверяю. Обманывать будет, хитрить. Он уже не мальчишка...
- Гнилой либерализм, - пробурчал Шамин, усаживаясь поплотнее.
- Нет, я с тобой не согласен,-возражал Груша.
- Нужна выдержка и терпение,-вставил Копна.
- Требовательность и дисциплина,-стоял на своем Шамин.
Груша вздохнул, покачал головой:
- Не прав ты, не прав. Ты по-армейски действуешь.
Нельзя так. Тебе ж известно, как нелегко иные парни привыкают к дисциплине. Ломка характера происходит...
- По-научному это называется: изменение динамического стереотипа,-вставил Куницын.
- Может, и так,-согласился Груша.-Только многие тяжело переживают изменения условий жизни...
А здесь зачем ломка? Тут лучше всего личным примером. ,.Понятно?
- Либерализм, - упрямо повторял Шамин. - Охламонов учить нужно...
- Ребята они неплохие...-сказал Степан Степанович.
Все посмотрели на него. С некоторых пор он сделался центром внимания. К Стрелкову прислушивались и приглядывались товарищи.
- Славные ребята, - повторил он. - Но они еще не взрослые, но уже и не дети... У них еще нет твердой линии, взгляда на жизнь, привычки, цели. Они просто еще не почувствовали красоту труда. Нужно дать им это почувствовать. Я так понимаю свою задачу.
- Ну и конвоируй,-заметил Шамин.
- Это ничего, - не обиделся Степан Степанович. - Это, я думаю, у них пройдет. Повзрослеют, и пройдет.
- Воспитывать-это не значит потворствовать нарушениям, - настаивал Шамин.
- Вот что,-поднялся Копна.-Мнение большинства такое: курс у тебя правильный. Так держать...
"Не только от него все зависит, - подумал Куницын, - Еще повернуться может. Дело это о двух концах", Но опять-таки он ничего не сказал, кашлянул в усы и прикрыл рот рукою.
* * *
А ученики снова удрали. Стоило Степану Степановичу отлучиться к мастеру, их как ветром сдунуло.
Вскоре послышалось знакомое тарахтение автокара.
Красная тележка то и дело разъезжала по цеху. К ней привыкли, как к шуму своего станка.
На этот раз рейс был необычным. Он сопровождался свистом и криком:
- Э-гей! Полундра! Дорогу! Токари-и-пекари-и-и!
На каре ехала вся троица. Колька управлял. Боб и Мишель торчали из ящика, улыбаясь, как именинники.
- Вот оторвы!-с удовольствием засмеялся Клепко и бросился к Пепелову:-Смотри: вот клоунада!
Тележка прокатила мимо и задержалась у соседнего участка. Тотчас оттуда донеслись крики, хихиканье, возмущенный женский голос:
- Не смейте! Слышите?! Не смейте!
Автокар чихнул и покатил.
- Эгей! Полундра!
Вдруг он остановился, сдержанно рыча, будто у него не хватило силы ехать дальше. Перед автокаром, преграждая дорогу, стоял Степан Степанович.
Колька замер. Боб и Мишель по инерции продолжали улыбаться и удерживать в ящике Журку, которого они втолкнули туда так, что из ящика торчали только Журкины длинные ноги в синих кедах.
- Сеня, ты управлять можешь?-не уступая дороги и не оглядываясь, спросил Степан Степанович.
- Могу, - решительно отозвался Сеня.
- Ганна Тимофеевна, - все также не оборачиваясь, позвал Степан Степанович.
Ганна подошла к нему. Степан Степанович что-то шепнул ей, и через какие-то секунды Ганна -принесла железный лист, на котором маслом, крупно и жирно, было написано: "Везем брак!"
- Кати!-крикнул Степан Степанович, прикрепив лист к автокару. - Кати по всему цеху. И по другим цехам можно!
Он втолкнул Кольку Шамина в тележку и уступил автокару дорогу.
Красная тележка покатилась по цеху, а вслед ей несся нарастающий хохот. Он переносился, как эхо, от участка к участку. Он нарастал. Смеялся весь цех. И негде было скрыться от этого уничтожающего хохота.
* * *
- Ну, хватит, накатались!-сказал Сеня Огарков и остановил автокар.