Назовем нагрузкой на операцию величину, равную отношению разности конечной позиции, соответствующей цели операции, и ближайшей к ней позиции, получающейся из исходной тождественным преобразованием, к норме исходной позиции (разумеется, позиция и все ее элементы рассматриваются в формальном линейном пространстве возможностей).[13]

Аналогом второго начала термодинамики в аналитической стратегии служит принцип нетождественности: показатель риска операции есть величина, обратная к нагрузке на операцию.

Вспомним, что риск сосредоточен на отрезках операции до 1-й и после 2-й критических точек (обе включительно), в то время как эффективность – между этими точками – в фазе нарастания. Мы приходим к некоторой аналогичности динамике самолета и динамике летательного аппарата тяжелее воздуха. Самолет будет тем более скоростным (а операция – более эффективной), чем больше нагрузка на крыло (нагрузка на операцию). Платой за это служат плохие взлетно посадочные характеристики. Для самолета – большие взлетно- посадочные скорости. Для операции – высокие темпы, необходимые для «включения» динамического гомеостаза.

В авиации это противоречие привело к созданию механизированного крыла и крыла переменной геометрии. Для операции аналогом, по-видимому, является переменное оперативное усиление, что возможно лишь при развертывании на территории противника.

Из приведенного анализа следует, что всякое повышение подвижности (в тылу, на коммуникациях, на поле боя) способствует повышению нагрузки на операцию. В этом смысле можно говорить об ошибке Шлиффена. При идеальном управлении его операция проходила. Но, если бы дивизии Правого крыла были снабжены автотранспортом, она прошла бы и при очень посредственном руководстве. Иначе говоря, схема Шлиффена из-за недостатка характерной оперативной скорости оказалась «строга» в управлении. Вариант 1940 г. не столько был лучше геометрически, сколько менее «строг»: группа армий «А» включала подвижные дивизии.

Будем называть «темпом» характерную единицу внутреннего времени операции.

Содержанием операции является борьба за темп: слабейшая сторона стремится затормозить наступление и остановить его раньше, нежели структура позиции изменится (практически это означает – раньше, чем наступающий создаст серьезную угрозу узлам связности или, не дай бог, центру позиции). В наиболее сложных операциях борьба за темп ведется обеими сторонами наступательно. То есть, происходит взаимное воздействие на симметричные узлы (в предельном случае – на симметричные центры позиций), и побеждает тот, кто успевает достичь результата раньше. Он выигрывает темп, и новая кристаллизация позиции происходит в его пользу.

Типичными примерами таких сражений являются Марнская, 1914 г., и Галицийская битва. Во Второй Мировой Войне к этому типу относится Киевская стратегическая операция 1941 г. (Ромны, как цель танковой группы Гудериана, Гомель, как цель Брянского фронта Еременко), и почти все операции в Северной Африке.

Взаимно-симметричные операции, возможно, наиболее сложный вид аналитических боевых действий, поскольку требует от командующего виртуозного сочетания наступления и обороны. При этом возникает очевидное противоречие: наступление требует максимального оперативного усиления, но и оборона не может осуществляться совершенно недостаточными силами. Немцы проиграли Марнскую битву именно потому, что нарушили оперативный баланс: район Шато-Тьери – стык 1-й и 2-й армий был слишком ослаблен ради атаки на флангах – на реке Урк и в Сен-Гондских болотах. В результате немцы проигрывали в центре быстрее, нежели выигрывали на флангах. Если учесть, что контрудар союзников был нанесен в идеальный момент прохождения шлиффеновским маневром (в исполнении Мольтке) 2-й критической точки, а также общее превосходство их в силах (вызванное не столько большим количеством счетных дивизий, сколько перенапряжением немецких коммуникаций), мы приходим к выводу о неизбежности немецкого отступления, несмотря на все одержанные Клюком, Бюловым и Хаузеном тактические успехи.[14]

Будем называть операцию сбалансированной, если прогнозируемая сумма выигрышей и проигрышей темпа на всех участках неотрицательна. Особенностью (и очевидным недостатком) немецкой стратегии в обеих мировых войнах следует считать плохую балансировку операции. Это приводило к успеху при слабом управлении у противника и/или его пассивности, но в иной ситуации содержало в себе зародыш гибели.

Возможно, самым сложным понятием аналитической стратегии является «тень». Этот термин носит синтетический характер и описывает воздействие на устойчивую позицию эвентуальной угрозы оперативного маневра.

Пусть существует класс ситуаций, при которых одна из сторон не может помешать противнику захватить – в рамках одной операции – определенную территорию. Тогда эта территория «затенена» возможной операцией противника, причем коэффициент затенения определяется отношением мощности множества пространства решений, в котором оккупация происходит, к общей мощности пространства решений. Как правило, об «оперативной тени» говорят лишь в том случае, если коэффициент затенения близок к единице.

Оперативная тень называется существенной, если она отброшена на узлы связности позиции противника. Если тень отброшена на центр позиции, позиция действиями, остающимися в рамках аналитической стратегии, удержана быть не может (первая теорема об оперативной тени).

Наступление из существенно затененной области или в эту область не имеет перспектив на успех (вторая теорема об оперативной тени).

Если эвентуальная возможность операции может отбрасывать «тень» (возможно, не очень густую), то тем более «тень» отбрасывает реальная операция, особенно, находящаяся в фазе нарастания. Величина тени, которую отбрасывает реальная операция, пропорциональна ее темпу (третья теорема об оперативной тени).

Если несколько узлов связности сцеплены, то затенение одного из них отбрасывает вторичную «тень» на всю систему (четвертая теорема об оперативной тени).

[1] То есть, наблюдается определенное сходство между операциями начала и конца войны, событиями на северном и южном флангах стратегического фронта, решениями на уровне группы армий, армии, корпуса, дивизии, батальона. Заметим, что существование такого гомеоморфизма глубоко неочевидно. Например, в войне на море изменение иерархического уровня меняет систему кардинально: операция в масштабе корабля и эскадры негомеоморфны.

[2] То есть, операция может быть одновременно выиграна или (что бывает чаще) проиграна обеими сторонами. Вывод этот весьма неочевиден, хотя примеры таких операций привести нетрудно. Так, бой в Коралловом море расширил «пространство решений» и для США, и для Японии.

[3] Если перейти с формально-логического языка на русский, речь идет просто о достижении заданной цели ценой минимального расходования ресурсов. («Правильные действия» отвечают стратегическому принципу экономии сил.)

[4] «Стандартная дивизия», которую мы определили, как бесструктурную на нашем уровне исследования, в реальности не всегда ведет себя как объект, характеризуемый одним внешним параметром – боевой силой. Рассмотрим истинную боевую силу дивизии как сумму двух составляющих: s=a h. Пусть первая представляют собой неизменную формальную «силу» аналитической стратегии, а вторая есть переменная добавки, связанная со всякого рода случайными факторами и прежде всего – с поведением живых людей, составляющих дивизию, и, отнюдь, не всегда соответствующих образу «среднестатистического солдата». Величина a определяет аналитическую или объективную, а величина h хаотическую или субъективную составляющую войны. Если h‹

[5] Эта работа всегда выполнима, но она, отнюдь, не является простой. За редчайшими исключениями структуры армий противников не совпадают. Например, дивизии Первой Мировой Войны различались по числу батальонов, уровню подготовки войск, составу артиллерии. Соответственно, при оценке соотношения сил в тех или иных операциях счет «по дивизиям» и «по батальонам» зачастую давал совершенно разные результаты. Общий же подсчет «по едокам» или «по штыкам и саблям» чаще всего вообще был лишен смысла, так как не учитывалась разница в оснащении и уровне боеготовности.