В 1941-1942 годах японцы пытались организовать диверсионный акт или набеговую операцию против шлюзов Панамского канала, но без особой настойчивости.

[1] Ж. Блон. Великий час океанов. Тихий океан. М.: Мысль, 1979.

[2] Ж. Блон.

[3] Ж. Блон

[4] "Он не позволил себе и своей команде бездельничать на Тортуге, решив сделать Испанию козлом отпущения за все свои муки. Это вело к достижению двоякой цели: удовлетворяло кипящую в нем жажду мести и приносило пользу – конечно, не ненавистному английскому королю Якову II, но Англии, а с нею и всей остальной части цивилизованного человечества, которая жадная и фанатичная Испания пыталась не допустить к общению с Новым Светом". – Сабатини Р. Одиссея капитана Блада. М., 1969.

[5] Киплинг Р. М., 1975

[6] "Грейт Истерн", водоизмещением 18.915 тонн (главные измерения 210,4х25,2х14,7х9,1 м) в течение полувека оставался крупнейшим из когда-либо построенных судов. При пассажировместимости, составляющей около 4.000 человек, "Грейт Истерн" мог принимать запасы угля на 22.000 миль. Серьезные затруднения, возникшие при спуске корабля на воду и последующей достройке, привели к смерти главного конструктора и разорению судовладельца. Новые хозяева поставили лайнер на трансатлантическую линию, позднее "Грейт Истерн" использовался как кабелеукладчик. (См. Белкин С. Голубая лента Атлантики. Л.: Судостроение, 1990 г.).

[7] Ж. Блон.

[8] 1865 – 1879 гг.

[9] Атлас океанов. Тихий океан. Главное управление геодезии и картографии при министерстве обороны СССР. М., 1974.

[10] Атлас океанов. Тихий океан.

[11] Симоносекский договор между Японской Империей и Китаем был заключен 17 апреля 1895 года. Потерпев поражение в войне, Китай был вынужден отказаться от своего сюзеренитета над Кореей и выплатить контрибуцию в размере 200 миллионов лянов. Японии передавались Формоза, Пескадорские острова (о-ва Пэнхуледао) и Ляодунский полуостров с военно-морской базой Порт-Артур. Уже 23 апреля Россия при дипломатическом содействии Франции и Германии потребовали вернуть Ляодунский полуостров Китаю (за дополнительные 30 миллионов лянов контрибуции). В благодарность китайское правительство передало Ляодун России на правах бесплатной и бессрочной аренды (очевидно, добровольно).

[12] Атлас океанов. Тихий океан.

[13] Атлас океанов. Тихий океан.

Сергей Переслегин, Елена Переслегина

Япония

Изо дня в день, как из вечности в вечность – раз за разом, обыденно и волшебно,- восходит солнце над маленькой страной, и лучи его, озаряя скудную землю, предвещают ей хотя бы одно – прекрасный рассвет…

Эстетику жизни Японии определила природа, монументально-суровая: дышащие огнем горы, узкие, иссеченные ветрами террасы, холодное бурное море. Мысли о тех, кто населяет внешний мир, туманила головы редко, когда приходили корабли и "земля полнилась слухами…" С древних времен японцы, словно дети, вынужденные расти без родителей, сверстников и старших по духу и знанию, формировали культуру интровертную, ориентирующуюся на внутренний опыт, да еще, при случае – на откровения Богов. Потратив немереные физические силы на добывание пищи и едва ли не большие – на соблюдение традиций и исполнение ритуалов, японец, будь он "пеший или конный", не спешил расширить орбиту приложения сил духовных. Потому что сил этих было уже неоткуда взять. Излишков энтузиазма для обеспечения экспансии, попросту не было, так что молодежь, вкусив соли земли, строила в недолгое свободное время изящные воздушные замки из обычных человеческих чувств, творила внутрь и вглубь, закрепляя почти прекраснодушное – в пересказах – самурайское бусидо, а позже – и сменившее его интеллигентное конфуцианство; украшая красноречивые сплетения мыслей и устоев чудными трехстишиями и танка, где сакура, цикады и непревзойденный восход над Фудзи завершали Круг от исчезающего к несбывшемуся.

Конечно, случались войны дворов и убеждений и подобно тому, как это делалось у нас в Европе, опустошали страну. И когда, наконец, низкородный Тоетоми Хидэёси завершил свою работу по созданию централизованного государства, интеграция японской жизни пошла опять-таки внутрь, лишь укрепив традиции и вновь напомнив о неисполненных обетах…

А на планете, частично уже обжитой, бушевала эпоха географических открытий. И, между прочим, японские мореплаватели достигали Европы. А Китай, Корея, Филиппины – к тому времени были для них уже чем-то хорошо изученным. Однако торговля – знак взаимного влияния миров – еще и два столетия спустя не окажет на Страну Рассветов никакого влияния. Закрытый для внешнего мира, японец унесет с собой знания, опыт и продукты чужого труда и искусства словно бы затем, чтобы положить это все на циновку перед дверью: видишь, женщина, был я в дальних странах, но все так же прекрасен твой сад…

Тремя веками позже японская разведка в отличие от подобных служб всего мира будет обладать невероятной особенностью – все, что нужно, чужое – взять и при этом ничего своего не потерять.

Бурное море, надежно ограждавшее Японию от внешнего мира, сделавшее ее во времена утлых суденышек недостижимым островом, сотворило единственное в мире воистину островное государство. Государство, в котором традиции, служившие прикрытием и от чужестранцев, и от их богов, и даже от самого времени, проросли как "крестоформ"[1] на поколения вперед, и нынешние японцы, радостно бросившиеся в американо-европейский рай, неизбежно несут на себе проклятие одухотворенных строгой культовой эстетикой предков. Как "Непрошеная повесть", история Японии, с большим или меньшим толком озвученная падкими на диковины европейцами, полна сокрытых от наших глаз внутренних таинств. Она – словно легенда о затонувшем корабле, вольно и вульгарно пересказанная пронырливыми газетчиками.

Порой, когда смотришь на Японию – в разрезе всех ее долгих времен и всех немногих земель,- приходит в голову провокационная для европейца мысль об особом назначении этого хрупкого шедевра, вобравшего в себя закостенелую в безупречных пропорциях Красоту. А если пойти в своих галлюцинациях немного дальше, то можно подсмотреть, как в театре Кабуки, торжественно соблюдая законы жанра, без устали проигрывается жизнь ушедшая, и под знаком этой жизни современность становится плохо отредактированной пьесой, и мертвые начинают незаметно и размеренно влиять на живых. На кругах культуры – от сливового календаря и прибауток Нидзё до Токутоми Роко, Акутагавы Рюноске и Юхио Мисимы – прорастает древняя суть японского мироощущения: жизнь трудна, смерть прекрасна, и лишь красота – вечна.

В правильных и объективных учебниках аналитики от истории сухо напишут: "Крах старой феодальной системы и перемены в жизни общества, последовавшие за революцией Мэйдзи, нанесли школам икэбаны серьезный удар…", а вневременная сказка добавит "… и город Осгилиат был разрушен до основания, и в его развалинах появились тени, призрачные ночью и прозрачные днем…"[2]

Историко-географический очерк, посвященный Японии, проще всего начать с цифр. Более 4 тысяч островов, протянувшихся на 3,5 тысячи километров с северо-востока на юго-запад. Невероятной длины береговая линия: более 30 тысяч километров при площади всего 372 тысячи кв. км (для сравнения: у США 22 тысячи километров береговой линии при площади 7,2 миллиона кв.км). Три четверти территории заняты горами. Японские низменности – край Канто и район Кинки открыты тайфунам с Тихого океана.

"Самый сильный тайфун в истории Японии разразился 26 сентября 1959 года на острове Хонсю. Город Нагоя, третий по величине в стране, оказался практически полностью разрушенным.

Все восточное побережье острова Хонсю, от Нагойи до Токио, было омыто десятиметровой волной, пришедшей со штормом. В Токио скорость ветра достигала 165 километров в час. Воздушное и железнодорожное сообщение было полностью остановлено. После этого тайфун повернул к северу, по направлению к центру Хонсю, пройдя через провинции Тойама, Ямагата, Акита и Ниигата.

В Нагойе, городе с населением более миллиона, скорость ветра превысила 200 километров в час. Объединенная сила волн и ветра выбросила на берег стоявшее в заливе судно “Шаншай” водоизмещением 7.000 тонн. (…) Жертвы тайфуна "Вера" составили 4.464 погибших, 2.000 пропавших без вести, 10.000 раненых и 400.000 оставшихся без крова."[3]