Лысенко – наиболее яркий, принесший больше всего вреда – тип мошенника и проходимца, порождаемого ожиданием чуда. "Чудотворцы" появляются в советской ирреальности – и процветают до поры до времени – всюду. Широкую известность, например, получило "твердое обязательство" секретаря рязанского обкома партии А. Ларионова (в декабре 1959) увеличить за один год в три раза поставки мяса государству. Волшебное средство, найденное Ларионовым, поражало своей простотой: в области был забит весь скот, недостававшее мясо было куплено в соседних областях. Поняв, что на следующий год он не сможет повторить чуда, Ларионов застрелился.12 "Волшебное средство" секретаря рязанского обкома не было его изобретением – подобные методы практиковались в колхозном сельском хозяйстве постоянно. Колхозники Ленинградской области, например, от которых требовали сдачи богатого урожая кукурузы, очень плохо растущей на их почвах, но которая должна была расти, поскольку Хрущев нашел "ключ" кукурузации, ездили с картошкой на Украину, продавали там, покупали кукурузу и выполняли план.13

Подводя итоги первой пятилетки, выполненной "в четыре года", Сталин повторяет как заклинание: "У нас не было черной промышленности… У нас она есть теперь… У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь… У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь…"14 Вождь представляет все эти достижения как чудо, как рождение на голом месте нового мира: достаточно было вождю махнуть волшебной палочкой. "Как могли произойти эти колоссальные изменения?… Не чудо ли это?"14 задает Сталин вопрос, зная, как всегда, ответ.

Чудом было изображение жизни – как чуда, придание реальности магического характера. Европейские принцы, нанимавшие алхимиков искать философский камень, искали чудесное средство, которое избавило бы их от материальных забот. Советский философский камень был действительно "философским", – от философии марксизма-ленинизма – но включал в сферу своего воздействия все население страны.

Чудом стала жизнь советских граждан. Надежда на завтра, ожидание чуда пронизывает бытие и быт советского человека. Илья Эренбург, на вопрос, почему он уцелел в годы террора, отвечал "не знаю", но добавлял: "Будь я человеком религиозным, я, наверное, сказал бы, что пути Господа Бога неисповедимы". Не будучи религиозным, Эренбург размышляет по-советски: "Я… жил в эпоху, когда судьба человека напоминала не шахматную партию, а лотерею".15 Писатель хочет сказать, что он спасся чудом, ибо выигрышный билет в лотерее – чудо, феномен необъяснимый рационально. Эренбург говорит: пути советской власти неисповедимы. С ним согласна Надежда Мандельштам: "То, что уцелели свидетели той эпохи и кучка рукописей, надо считать чудом".16 С ними совершенно согласен Никита Хрущев: "Вот это я и называю это лотерейным билетом, что я вытащил лотерейный билет, значит. И потому я остался в живых.. "17

Чудом становится спасение от ареста и получение после многочасового стояния в очереди мяса либо туалетной бумаги. Магический мир "реального социализма" отличается от магического мира первобытного человека только тем, что идол, которому все должны молиться, называется Планом, Наукой, познавшей точные законы природы и общества Партией. Чудо становится рациональной частью советской жизни. Слова Эренбурга и Хрущева о судьбе человека, напоминающей лотерею, верны не только для их времени, но и для следующих десятилетий – для советской системы. Особенность магического советского мира в том, что лотерея официально называется "шахматами".

После первых полетов спутников был выпущен антирелигиозный плакат, изображавший космонавта в небе, констатировавшего: "Бога нет'" Наука и техники убедительно опровергли предрассудки, веру в религиозные чудеса! Поощряется в связи с этим вера в "подлинные" научные чудеса, в магию науки и техники.

Вера в "научное чудо", в волшебные способности "партии и правительства", поощряются, как средства, подменяющие веру в Бога. Атмосфера магии и колдовства объясняет поразительную восприимчивость советских людей к наукоподобным чудесам.

В конце 60-х годов приобрела популярность попытка объяснить происхождение христианства на строго научной основе. Филолог В. Зайцев опубликовал в журнале Байкал статью Боги приходят из космоса.16 По его расчетам, около двух тысяч лет назад к западу или северо-западу от Египта приземлился космический корабль, с которого на землю сошел Иисус Христос. Все аргументы В. Зайцев черпал из Библии: Вифлеемская звезда – космический корабль, идущий на посадку; слова Христа: "Я сошел с неба", "царство мое не от мира сего", "царство мое на небесах" – объяснялись буквально: на небе, значит, в космосе.

Официальные идеологи сочли гипотезу Зайцева настолько опасной, что поручили ее опровержение сначала специалисту-астрофизику, который доказывал, что нет оснований предполагать будто Землю посетил космический корабль,19 а затем специалисту-пропагандисту, который обозвал В. Зайцева "объективным союзником богословов".

Необычайную популярность приобрела в СССР парапсихология. Советский писатель рассказывает о сеансе парапсихологии, организованном в театре: "И он вспомнил, где видел такие лица, – в церкви. И он понял, что эти люди собрались тут не познавать, а веровать".20 Жажда веры находит свое выражение в вере в "научное чудо": наука становится легитимацией веры. Посещение церкви может иметь неприятные последствия, посещение "научных" сеансов, где показываются чудеса, поощряется, как свидетельство прогрессивного мировоззрения. Легенды о чудесных способностях грузинской целительницы Джуны приобрели характер научных законов, когда стало известно, что Джуна лечила руководителей партии и правительства – жрецов Единственной и Самой Передовой Науки. И даже – Самого – Верховного Жреца.

В журнале Союза белорусских писателей публикуется стихотворение, в котором поэт утверждает право советского человека звонить Ленину: "Имеем право мы: Буди! Имеем право мы: Звони!… Не стерпишь ты, я не смолчу. Мы все позвоним Ильичу!"21 Телефонный звонок в мавзолей Ленину с точки зрения советского поэта совершенно реален, в нем нет ничего мистического, ибо со всех стен глядят на советских граждан слова партийной заповеди №1: Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить; Ленин – вечно живой. Телефонный звонок Ленину – одновременно обращение к мифу за помощью22 и твердая уверенность в возможности чуда. В замечательном рассказе Верую Василий Шукшин представляет трагическое состояние советского человека, у которого ампутирована душа, который физически страдает от метафизической пустоты. Пьяный герой рассказа вместе с пьяным священником кричат, убеждая себя: "Верую! В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию! В космос и невесомость! Ибо это объективно!.. Верую!…"23

Мистицизм, непоколебимая вера в чудеса, в Чудо, неотделимы от "единственно верной" идеологии. Невозможность достижения обещанного рая, невозможность – повседневная – выполнения плана, невозможность удовлетворения бытовых нужд населения неизбежно ведет к мистическим объяснениям неудач и мистическим обещаниям Чуда. Неудачи на пути к неизбежной цели – результат препятствий, которые можно преодолеть "волевым усилием". Вожди, которых, как правило, и справедливо, обвиняют в цинизме, одновременно искренне верят в возможность чуда, устранения всех препятствий и сокращения дороги. Ален Безансон говорил, что они верят, что знают. Можно добавить: они твердо верят, что знают о неизбежности явления чуда.

В научно-фантастическом рассказе под выразительным заглавием Волевое усилие изложена – в сатирическом тоне – суть советской "научной мистики" или "мистической науки": пришелец из будущего, явившись в сегодняшнее советское конструкторское бюро, обнаруживает, что порядки, вернее, беспорядки в бюро таковы, что нужные ему детали в срок, по плану, сделаны быть не могут. Поскольку детали ему совершенно необходимы, он прибегает к "волевому усилию", к способу, освоенному в будущем – и чудесным образом выполняет план, обеспечивая всех сотрудников бюро квартальной премией.24 В рассказе осуществляется мечта каждого советского человека: мечта о чуде, которое помогло выполнить план.