Система планификации и связанная с ней практика "социалистического соревнования", требующая обязательного перевыполнения плана, тесно увязывает мистическое чувство "движения вперед" и материальную выгоду: перевыполнение плана приносит премию, увеличение заработка. Проникновение плана всюду определяет поведение людей. Капитан траулера В. Лысенко, попросивший политического убежища в Швеции, рассказал, какие иррациональные формы принимает планификация. Советские траулеры должны выполнять план не только сдачи рыбы, но также сдачи металлолома (черного и цветного металлов). Чтобы выполнить первый план, ловятся мальки размером в 35 см, хотя по закону разрешается ловить треску не менее 70-80 см, чтобы выполнить второй план – рыболовы крадут металл на судоремонтном заводе.19 В. Лысенко приводит случаи, когда капитаны не подавали сигнала С.О.С., ибо авария – снижение плановых показателей, что влечет за собой лишение премии.20 Собственный корреспондент газеты Известия Леонид Левицкий, приехав в большой сибирский город Томск, обнаружил, что во всех столовых и кафе города кормят одинаково отвратительно. Расследование выяснило, что комбинат общественного питания, в который входят столовые и кафе, требует выполнения ежедневного плана сдачи пищевых отходов. В результате, сообщает журналист, "молочный суп отдает пригоревшим, рожки в гарнире слепились, являют собой малоаппетитный ком, творожная запеканка – словно из опилок".21 Клиенты не едят умышленно плохо приготовленную еду, но за то план сдачи пищевых отходов на свинофермы комбината выполняется и перевыполняется. Комбинат выращивает свиней, которые пойдут на приготовление несъедобной пищи, позволяющей выполнять план. Движение в социализм превращается в перпетуум мобиле.

Во второй половине двадцатого века социалистическое планирование встретило наиболее серьезного из всех известных ей ранее противников – рождение и поразительно быстрое развитие электронно-вычислительной техники. Компьютер навис страшной угрозой над системой тотальной планификации. Власть над временем оказалась в опасности. Появление компьютеров вызвало тревогу обитателей утопии по многим причинам. Правда сообщала о министерстве строительства Туркменской республики, которое, решив идти в ногу с научно-технической революцией, купило электронно-вычислительную машину "Минск-22". Выяснилось, однако, что для компьютера необходима "отдельная трансформаторная подстанция, линолеум на пол, обитые пластиком стены, лампы дневного дня…" Короче – удобства, примерно такие же, какие даются министру. Машина была отправлена в подвал. Правда заключала статью: "Нужно вывести электронно-вычислительную технику на свет божий".22 Компьютер требовал, однако, не только удобств – ему нужны были правдивые цифры. "Почему вы не устанавливаете электронно-счетные машины? – спрашивает студент-практикант главного инженера в советской повести. – Ведь она за секунду переварит вам тысячи фактов информации и выдаст оптимальное решение. – Бросьте вы мне, – с досадой отмахнулся главный инженер. – Да никакая машина не сможет учесть, предсказать, что Иванов-Петров завтра во время рабочего дня не перелезет через заводскую стену и сбегает в магазин за бутылкой портвейна…"23 Главный инженер объясняет ненужность компьютера непредсказуемостью поведения советских рабочих. И это совершенно верно. Но это лишь часть правды. Большая часть в том, что компьютер разоблачает фиктивность планов с экономической точки зрения. Игорь Бирман, хорошо знающий "секреты" советской экономики категоричен: "Основной секрет – почему почти все отрасли и республики выполняют годовые планы по валовой продукции – заключается в том, что в самом конце года план меняется под ожидаемое выполнение".24

Ненужность электронно-вычислительных машин в советской экономике – очевидна: питаемые фальшивыми цифрами, они будут давать фальшивые результаты, которые легко получить и без них. Но компьютеры не только бесполезны. Они вредны. Советские плановики, – пишет американский экономист Маршалл Гольдман, – "боятся, что использование компьютеров будет означать фактический переход власти принимать решения относительно того, какую и как выпускать продукцию в руки программистов…"25 Внедрение компьютерной техники превратило бы идеологические решения в экономические. Практически сделало бы ненужной партию – означало бы революцию.

Иллюстрацию компьютерной угрозы дает случай, произошедший в 1983 г. на Волжском автомобильном завод в г. Тольятти. Главный конвейер завода, управляемый электронно-вычислительной машиной, остановился: остановились машина, конвейер, завод, на котором работает более ста тысяч человек. Только через 6 часов работа возобновилась. Это была забастовка неизвестного еще в Советском, Союзе типа: программист, недовольный медленным продвижением по службе и зарплатой, совершил умышленную ошибку, остановившую компьютер и завод. Обратив внимание на свои требования, он сам исправил ошибку, и сам в своем поступке признался. Журналист, подробно описавший историю невиданной забастовки, особенно подчеркивает бесконтрольность деятельности программиста: "абсолютная проверка правильности программы другим программистом или невозможна, или требует трудоемкости, близкой к ее написанию". В советской системе появилась невиданная, опаснейшая профессия – индивидуальная и неподконтрольная: "На всем пути /программирования/, – с ужасом пишет журналист, – мы можем положиться лишь на самого специалиста".26 Особенно страшно, что вина программиста была обнаружена лишь потому, что он признался сам.

Компьютерная техника проникает в советскую систему, но только на узких участках, где ее использование способствует укреплению "зрелого социализма": в военной промышленности, в органах репрессии. Сфера действия новейшей техники строго лимитируется, ибо советская экономика превосходно обходится без нее. Отсутствие понятия цены продукта открывает неограниченные возможности, которых нельзя представить, рассматривая советскую систему по аналогии с несоветским миром. Полная власть не только над всеми материальными ресурсами, но и над временем позволяет советскому руководству расходовать безумные с точки зрения рациональной экономики средства для получения необходимых результатов, для производства абсолютно необходимой продукции.

Национализация времени значительно расширяет возможности советской дипломатии. Несвязанная календарем, не зависящая от периодических выборов (президентов, парламентов и т. п.), советская внешняя политика действует в пределах телеологического времени, находящегося целиком во власти тех, кто хранит в сейфе ЦК календарь.

3. Идеологизация: триада великого инквизитора

Есть три силы, единственные три силы, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастья, – эти силы: чудо, тайна, авторитет.

Ф. Достоевский

Великий инквизитор, объясняющий в Братьях Карамазовых Христу, каким образом следует дать людям счастье, с поразительной точностью и сжатостью сформулировал принципы советской идеологии. Советские идеологи, начиная с Ленина, так настойчиво и упорно повторяли о "научности" советской идеологии, официально именуемой "марксизм-ленинизм", что им поверили даже противники. Ведутся споры о степени "научности", об ошибках в прогнозах "единсвенной идеологии, дающей подлинно научный анализ действительности…"1 Величайшим успехом советской дезинформации было представление созданной в СССР (и других странах советского типа) системы, как системы "единственно научной", строго рациональной, основанной на точном знании всех "закономерностей" мирового развития.

Фридрих Хайек выразил убеждение, что будет наконец понято, что наиболее распространенные идеи двадцатого века (в т.ч. плановой экономики и справедливого распределения, замены рынка органом принуждения и т.д.) были основаны на предрассудках в прямом смысле этого слова. Век предрассудков, по определению Хайека, это время, когда люди воображают, что знают больше, чем они знают в действительности.2

А. Чудо