Изменить стиль страницы

„Коммерсант“ сегодня — не просто газета…“

„Коммерсант“ сегодня — не просто газета,
„Коммерсант“ — это ужас сплотивший нас.
Я всю свою звонкую силу поэта
Тебе отдаю, атакуемый класс.
Кинут властью, раздавлен дефолтом,
На „Фольксваген гольф“ поменявший джип,
Серпом — по яйцам, по пальцам — молотом
Сполна получивший, ты, верю, — жив!
Тебе ли быть истории шлаком?
Не ты ли удачу держал за грудь?
Путь твой, отмеченный твердым знаком,
Сегодня единственно верный путь.
Шагай же вперед, generation P,
Как завещал великий Пелевин,
Дружбу свою с газетой крепи,
Читай „Коммерсант“ без унынья и лени.
Хочу, чтоб ты из широких штанин,
Из рук отцов приняв эстафету,
Не шприц доставал бы, не кокаин,
А газету. Причем, не любую — но эту!
1999

„Компартия с „Медведем“…“

Компартия с „Медведем“ —
Надежные друзья,
Мы едем, едем, едем
В далекие края.
Ведет наш бронепоезд
Веселый машинист,
Везет нас в красный пояс,
Хоть сам не коммунист.
Везет нас всем кагалом
За сотую версту.
По шпалам, блин, по шпалам,
По рельсам, блин, ту-туу!
2000

„Кому-то в этот день ни холодно, ни жарко…“

Кому-то в этот день ни холодно, ни жарко,
Для многих он простой листок в календаре,
А для меня в году желанней нет подарка —
Торчит Октябрь во мне, как Ленин в Октябре.
Любой свой в жизни шаг я мерю этой датой,
Сверяю с Октябрем и мысли, и дела.
Пишу ль в ночи стихи, бреду ль домой поддатый
Или в парной сижу в чем мама родила.
И пусть его враги в бессильной злобе хают,
Но как сказал поэт, что всех живых живей:
„Октябрь уж наступил, уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей“.

„Кому-то эта фраза…“

Кому-то эта фраза
Покажется пошла,
Но молодость как фаза
Развития прошла.
Беспечные подруги
Давно минувших дней
Уже не столь упруги,
Чтоб не сказать сильней.
А те, что им на смену
Успели подрасти,
Такую ломят цену,
Что господи прости.
1991

„Конечно, это горько, но…“

Конечно, это горько, но
Бессмертье мне не суждено —
Оно великим лишь награда.
Нет, не воздвигнут мавзолей
Во славу памяти моей,
Да мне, признаться, и не надо.
И двое строгих часовых,
От холода едва живых,
Но неподвижных, словно камень,
Не будут около меня,
Судьбу курсантскую кляня,
Стоять с примкнутыми штыками.
Мне предстоит иной покой,
Я знаю, кажется, какой —
Простая гипсовая урна
Да ниша в каменной стене,
Пусть непрестижно будет мне,
Но в остальном вполне недурно.
1981

„Кончался век, XX век…“

Кончался век, XX век,
Мело, мело во все пределы,
Что характерно, падал снег,
Причем, что интересно, белый.
Среди заснеженных равнин,
Как клякса на листке тетради,
Чернел какой-то гражданин,
Включенный в текст лишь рифмы ради.
Он был беспомощен и мал
На фоне мощного пейзажа,
Как он на фон его попал,
Я сам не представляю даже.
Простой советский имярек,
Каких в стране у нас немало.
Увы, забвению обрек
Мой мозг его инициалы.
Лишенный плоти аноним,
Больной фантазии причуда,
Диктатом авторским гоним,
Брел в никуда из ниоткуда.
Вот так и мы — бредем, бредем,
А после — раз! — и умираем,
Ловя бесстрастный окоем
Сознанья гаснущего краем.
И тот, кто вознесен над всеми,
И отмеряет наше время,
На этом месте ставит крест
И за другой садится текст.
1989