VI

Пагубные показания

Чтобы не затруднять читателя мелкими подробностями и свидетельскими показаниями этого сложного процесса, мы приводим в этих записках только крупнейшие, самые выдающиеся из них, имевшие решительное влияние на ход дела и его окончание.

Судебный следователь Брильян д'Омон опечатал, как и следовало того ожидать, все бумаги, найденные им в квартире покойной Антонии Перле. Этим обстоятельством привлекалась к делу масса лиц, довольно высокопоставленных.

Фигурировать на суде из-за того только, что они имели удовольствие пользоваться кратковременным знакомством с девицей Перле, господам этим было, конечно, не совсем приятно. Следователь отнесся к письменному материалу с крайней разборчивостью и осторожностью. Он много работал над тем, чтоб осветить и уяснить себе отношения всех этих лиц к несчастной жертве, старался угадать, кто из них мог из расчета или из ревности совершить это гнусное преступление. Многие из этих документов, возбудивших бы только праздное любопытство любителей скандала, но не прибавивших ничего следствию, не были вовсе преданы гласности. Авторы этих мемуаров следуют благоразумному примеру покойного Брильяна д'Омона и довольствуются только важнейшим из этих показаний. Показание это послужило основой для обвинительного акта, оно повлияло главным образом на окончательное решение суда и присяжных в 1853 году.

Резюме допроса Альфонса де Марсиа, итальянского дворянина 23 лет, хорошего знакомого девицы Перле.

В. Где вы родились, из какой семьи и чем живете в Париже?

0. Я родился у подножия Везувия в Торре-дель-Греко, в Неаполитанском королевстве. Родители мои, не разделявшие взглядов Бурбонов, были вынуждены покинуть королевство и искать убежища сначала в Ломбардии, а потом в Пьемонте. Жизнь в благодатной стране этой очень дешева, и потому родители мои могли мне оставить порядочное состояние, плод сбережений многих лет. Деньги эти я решил употребить на поездку по разным странам. Мне хотелось взглянуть на свет и людей, и я поехал прежде всего во Францию, решив обосноваться там, где мне понравится. Париж, этот центр кипучей жизни и всяких соблазнов, приковал меня сразу. Я поселился в Париже и живу здесь уже несколько лет. Я живу весело, бываю и в богатых, избранных салонах, посещаю и тайные игорные дома, которых у вас здесь в Париже развелось так много и где можно так весело и незаметно провести время. Как иностранец я могу бывать везде, нисколько не роняя своего достоинства. Как благородный дворянин я везде на своем месте.

В. Как познакомились вы с Антонией Перле и в каких отношениях были вы с ней?

О. Я познакомился с Антонией в то время, как она пользовалась покровительством русского аристократа, князя Z. Я имел честь считаться в числе друзей князя, часто обедал у него или, вернее, у Антонии, что в сущности было одно и то же. Эти посещения приятелей обходились ему, вероятно, очень дорого, так как среди молодежи установилось мнение, что Антонии не надо будет искать нового любовника, если князь вздумает ее бросить, так как она успела скопить деньги на черный день. Как известно, Антония рассталась с князем. Действительно, она была довольно богата для того, чтобы жить независимо, она это и сделала. Она была очаровательна, чертовски умна и находчива. Мы дали ей прозвище Парижский гамен. Меня женщина эта интересовала и забавляла, как и многих других, она тоже не тяготилась, по-видимому, моим обществом, и я часто бывал у ней и после разрыва ее с князем.

В. Но я попросил бы вас дать более подробные показания о ваших отношениях с покойной. Должен вас предупредить, что в мои руки попала записка, в которой упоминается ваше имя. Суд не имеет никакого желания компрометировать вас публично, но закон дает ему право требовать верных, правдивых показаний.

О. Да мне и нечего скрывать, господин судья. Я довел свой рассказ именно до момента большего сближения с девицей Перле. Антония бывала часто у некой мадам Муйлье, которую вы, вероятно, знаете, и потому упомяну о средствах к существованию, о профессии этой особы. Скажу только, что и я бывал нередко в этом доме, так как там собиралось приятное, веселое общество и велась азартная, оживленная игра. Могу сообщить вам и то, что в доме этой Муйлье я сошелся с одной очень красивой девицей, Сусанной Мулен, с которой я живу и по сие время. Сусанна ревновала меня к Антонии, завидовала блеску и роскоши ее обстановки. Это чувство мелкой зависти и чисто женской ненависти не ускользнуло от Антонии и только раззадорило эту избалованную, привыкшую властвовать надо всем и всеми женщину. Ей захотелось насолить Сусанне, отбить у нее любовника. Она стала держать себя со мной гораздо свободнее, вольнее, стала делать слишком прозрачные намеки насчет того, что если бы я вздумал подарить ее своей любовью, то чувство мое будет принято более чем благосклонно… Она не нуждалась, конечно, в платонической любви, эта очаровательная, любившая погрешить, шалунья. О платонизме не было и речи! Примерно в это время Антония стала показываться в обществе в сопровождении новоиспеченного обожателя, юного Армана д'Анжеля. Арман был нашим общим любимцем, несмотря на свой горячий, вспыльчивый характер. Он был так молод, еще не успел испортиться, и потому ему прощали многое. Мы знали, что он без ума от Антонии, что он страшно ревнует ее ко всем, ко мне в особенности, и потому, не желая огорчать милого мальчика, я стал держать себя осторожнее с Антонией, несмотря на то, что и сам был увлечен ею. Я избегал встречаться с девицей Перле и потому, что вовсе не желал скандала со стороны своей сожительницы, Сусанны Мулен. Я умел держать себя так ловко, что не подал ни малейшего повода к размолвке с Сусанной или с Арманом. Такое положение вещей продолжалось до… извините, господин судья, здесь я должен коснуться дня, в который было совершено это ужасное преступление, я должен говорить о том, что произошло вечером 20 марта.

В. Отдохните немного, если желаете, и продолжайте свое показание с той же откровенностью.

О. К величайшему сожалению, не могу сообщить вам ничего такого, что могло бы навести суд на след преступника. Да и то, что мне остается досказать, я утаил бы, конечно, от всякого постороннего лица, но закон обязывает меня, как призванного по делу свидетеля, говорить правду – и я повинуюсь. Как человек честный, благородный, не имею привычки хвастать своими победами, выставлять их напоказ. Едва завязавшаяся любовная интрижка имеет значение и интерес только для самих влюбленных и едва ли может повернуть хоть на йоту ход вашего процесса; но вы требуете, чтобы я говорил, и я приступаю к рассказу. Вечером 20 марта, около десяти часов, я гулял с одним из своих приятелей на Итальянском бульваре. Вдруг мне показалось, что мимо нас прошла Антония. Бросив приятеля, я поспешил нагнать девицу Перле и, выразив ей свое удивление насчет того, что вижу ее одну, пешком в такой поздний час, предложил ей руку. Приятель мой поспешил ретироваться. «Мы встретимся еще у Гласье!» – крикнул я ему на прощанье. Так называется Неаполитанское кафе на бульваре Капуцинов, недалеко от министерства внутренних дел. Трудно, конечно, передать от слова до слова наш разговор с Антонией, мы болтали немало всякого вздору. Помню только, что она меня спросила: «Как вы думаете, снес ли бы зарвавшийся игрок измену любимой женщины, если бы его уверили, что измена эта принесет ему счастье»? Я понял намек и ответил шуткой. Мы весело болтали, время летело незаметно. Взяв фиакр, мы поехали в Валантино. Около полуночи я получил любезное разрешение проводить ее домой. Из предосторожности мы велели кучеру остановиться на углу улицы Сен-Лазар. Когда мы уже подходили к самому дому, Антонии показалось, что вдали идет д'Анжель. «Это Арман, – испуганно проговорила она, – спасайтесь!»

В. Вы видели действительно господина д'Анжеля?

О. Нет, я не видел его. Было темно, и Антонии, может быть, показалось. Но хотя я и не заметил Армана, он во всяком случае мог быть тут, мог следить за нами, и потому я счел нелишним изменить свое обращение с Антонией, перейти на более почтительный тон. Я проводил ее до самого подъезда и любезно, как вежливый кавалер, распрощался с нею. Как видите, я уходил почти ни с чем. С улицы Сен-Лазар я пошел опять к бульвару Капуцинов. Шел дождь, и я очень торопился. У Гласье я встретил опять своего приятеля и просидел с ним в кафе около часу, пережидая дождь. Потом мы кликнули кабриолет, и он развез нас по домам.