Так что все это было очень хорошо и очень мне нравилось; но судебные исполнители существовали сегодня, — завтра же их могло уже не быть, так что, хотя я их ужасно любил, пока общался с ними, ни с одним отношения не переросли в дружбу.

И все же в конце концов я кое-как начал вести оседлую жизнь вместе с Салли, книгами и радиоприемником; все говорили, что я стал жутко нелюдимым, хотя, видит Бог, я не был бы таким, если бы находился в приятном мне обществе. Боюсь, что именно по этим причинам я так часто страдал от астмы.

Я читал запоем самые разные книги. Я прочел очень много всяких теософских изданий, чего бы не сделал, живи я до сих пор в нашем доме, хотя комфорт здесь и ни при чем. Кое-что из прочитанного мне понравилось, кое-что — нет. Мне понравилась идея перевоплощения душ — это было лучшее из того, что я узнал; мысль о реинкарнации мне очень помогла. Моя теперешняя жизнь, похоже, выдыхалась, так что я поставил на следующую. И я думал о своих прошлых жизнях, когда мне было нечего делать.

После астматического приступа мне всегда было необходимо полежать денек-другой; бывает, что книги наскучат, а я никого не приглашал к себе в гости даже в лучшие времена, тем более сейчас, когда они были далеко не лучшими. Даже если бы кто-нибудь и пришел, я бы, наверное, не стал с ним разговаривать. Так что я лежал и думал, и удивлялся, и радовал себя попытками восстановить свои прошлые жизни.

Странно, что я, неспособный придумать фабулу рассказа во имя спасения собственной жизни, даже несмотря на мою любовь к наблюдению за людьми, тем не менее мог сочинить подробные и фантастические истории моих прошлых воплощений. Более того, поразмышляв над ними в течение дня, как это обычно случалось во время выздоровления после приступов астмы, я начинал мечтать о них, причем особенно ярко мне мечталось, когда приходилось принимать лекарства, содержащие наркотики. Я лежал в полудреме и вряд ли бы пошевелился, даже если бы весь дом был объят огнем. В этом состоянии, казалось, умом овладевала такая проницательность мысли, которая в других состояниях была просто невозможной. Обычно я просто скользил взглядом по поверхности и видел не далее поверхности кирпичной стены, и чувства мои были темны и неведомы даже для меня; я чувствовал противоречие между тем, кем я был на самом деле и воображаемым мной. Но, лежа вот так, под действием этих препаратов, я не испытывал никаких разочарований.

Странным в этом состоянии было необычное чувство вывернутой наизнанку реальности. Нормальные предметы находились далеко, вне пределов досягаемости, и ничего не значили; но в том, что я называл своим внутренним королевством, куда я переносился одним уколом иглы, мои желания становились законом, и я мог создать что угодно, лишь подумав об этом.

Я прекрасно понимаю, что люди принимают наркотики для ухода от реальности, предпочитая оставить жизнь ради несбыточных мечтаний и стараясь не прерывать поток воображения. Должен сказать, что многим обязан Декрету о запрещении опасных лекарств. В лучшем случае я могу сравнить свою жизнь с лишенной витаминов диетой, в которой была уйма всего питательного, но не хватало того, что называется здоровьем. Думаю, что мои проблемы действительно заключались в духовной цинге. Говорят, что у дурно ухоженных лошадей развиваются устойчивые пороки, такие, например, как битье копытами в стойле. Что касается моих наркотических снов и теософского чтива, то я начал, как говорил Питер Иббетсон, «грезить наяву». Я потихоньку понял прелесть дневного сна, и хотя он не приносил того же ощущения реальности, что и наркотик, я стал спать днем, и все чаще, дневной сон иногда переходил в ночной — тогда мне удавалось получить нечто стоящее.

Что я действительно делал, — так это занимался новым, в высшем понимании, чтением романов. Ведь обычно мы воспринимаем чтение романов как дополнение к нашей повседневности. Заглянув через плечо самого доброжелательного на вид пассажира, читающего в поезде, вы обнаружите, что он читает самый кровавый роман. И чем мягче кажется человек, тем кровожадней книга, которую он читает; а что касается незамужних дам, — … эх, да что говорить! Посмотрите на любого угрожающего вида индивида с заморским загаром на лице — и скорее всего окажется, что он читает что-нибудь по садоводству. Мне сдается, что триллеры созданы для витаминизации нашей духовной диеты. Конечно, основная трудность заключается в том, чтобы подобрать именно тот триллер, который тебе необходим. Можно представить себя героем похождений какого-нибудь викария, но героини в таком случае всегда кажутся такими глупыми. Постепенно я приобретал все больше опыта в составлении собственных романтических приключений, ощущая все меньшую зависимость от готовых сценариев. Я даже начал ожидать следующего приступа моей астмы, ибо знал, что с ним придет и наркотик, и тогда фантазии мои станут более реальными и сильными, и я «увижу жизнь» в самом ее необычном виде.

Я также развил свою способность «общения» с природными объектами. Первым моим опытом в этом деле стала Луна, с которой я общался во время моего первого приступа; затем я прочел несколько книг Алджернона Блэквуда и «Проекцию астрального тела» Мульдона и Кэррингтона. Это дало мне несколько новых идей. У Мульдона было слабое здоровье, и в моменты очередного приступа болезни он обнаружил у себя способность покидать свое тело. Астма так же нападает на организм. Мистики, которые постятся всегда, когда желают видений, и астматик, который спит на голодный желудок, если хочет видеть сон. Соедините все три компонента вместе: астма, наркотики и сон натощак — и у вас есть все условия для выскальзывания из телесной оболочки (так мне, во всяком случае, кажется). Единственным недостатком является то, что возможность вернуть душу обратно подчиняется закону вероятности. Если совсем честно, я не слишком бы огорчился, если бы мои душа и тело не встретились вновь — по крайней мере, теоретически, — хотя во время одного из случаев, когда такая возможность мне представилась, я боролся, как сам дьявол. Надеюсь, что я не сильно утомил вас; меня же мой рассказ изрядно развлек. В любом случае, всем не угодишь, так что каждый должен думать о том, как ублажить себя.

Глава 3

Но вернемся к моему повествованию. Я говорил уже, что моя способность к усложнению собственных реинкарнационных фантазий постепенно совершенствовалась. С одной стороны, это так, с другой — неверно. Она развивалась серией скачков. В течение какого-то времени у меня могло ничего не получаться, а затем неожиданно происходил рывок вперед. Далее следовала новая полоса неудач, сменявшаяся очередным прорывом.

Из теософской литературы я узнал, что наилучший способ вспомнить свои прошлые воплощения — каждый вечер, ложась в постель, возвращаться мысленно на день назад. Я попробовал, но, как мне показалось, ничего особенного в этом нет. Выходит так, будто вы на самом деле не возвращаетесь мыслями назад, а думаете о наборе разрозненных картин, составленных в обратном порядке; а это не одно и то же. По крайней мере, я это попробовал, а если кто-нибудь делает по-другому — что ж, я бы с удовольствием ознакомился с его методом. Я лично считаю, что большинство вышеупомянутых методов — чистой воды шарлатанство.

Меня всегда восхищал древний Египет, а поскольку в воображаемых картинах любая фантазия бесплатна, мне было приятно представлять, будто бы в прошлом своем воплощении я был египтянином. Но между моим тогдашним и теперешним воплощением существовал большой разрыв во времени, в течение которого я спал вечным сном в обществе могильных червей (что было не самым лучшим времяпровождением); так что я решил, что когда-то также был алхимиком, который, естественно, изобрел Философский Камень.

Однажды воскресным вечером я вместе со всей семьей отправился в церковь (обычно я иногда делаю это во имя мира и спокойствия в бизнесе — это вообще необходимо делать, если живешь в столь тесном кругу). В церкви был заезжий пастор, весьма недурно читавший проповеди. Я никогда и не подозревал ранее, насколько замечательная литература — эта старая англиканская Библия. Нам рассказали главу о перенесении в Египет, и золоте, и ладане, и мирре, и Трех Великих Мудрецах родом со Звезды, и нравилось мне все это. Придя домой, я отыскал подаренный мне на Крещение томик Библии, которую я с тех пор ни разу не открывал, разве что под настроение, и прочел обо всем этом.