Так прошла штормовая ночь. Под утро мы были в виду какого-то берега, но подойти и ошвартоваться из-за большого волнения не смогли. Остановились на рейде. К полудню подошел какой-то пароход, еле двигается, накренившись на один борт. Волнение моря несколько улеглось, и мы пришвартовались у стенки. Это оказался Поти, не имеющий закрытого порта. Выгрузились, попрощались с моряками и направились в комендатуру, чтобы узнать, где остановиться и что делать дальше. В комендатуре нам предложили пойти пообедать в офицерскую столовую, а после обеда ждать распоряжения. Мы так и сделали.

Немного отдохнув, в особенности после морского перехода, хотели было направиться в город посмотреть, что он из себя представляет, как был получен приказ отправиться в порт к морскому коменданту. Очень неохотно пошли в порт. Начало уже темнеть. Комендант передал нам приказ снова погрузиться на крейсер «Красный Кавказ» для дальнейшего следования, а куда? Там узнаете. И снова мы на корабле, куда пойдем, нам не говорят. В темноте отошли от стенки и поплыли в ночь. Под утро в полной темноте зашли в какой-то порт, и нам приказали выгружаться. Сошли с корабля, ни зги не видно. Куда идти? Откуда-то появился провожатый, и мы пошли, спотыкаясь о рельсы, камни, какие-то грузы, и приблизительно через час вышли на прямую дорогу, да уже и посветлело. Оказалось, нас привезли в Новороссийск. Снова комендатура. Полдня мариновали, не давая места для отдыха. Был и здесь налет фашистской авиации, но по сравнению с Севастополем это были семечки. К концу дня дали место в какой-то гостинице и сказали, что мы свободны до 10 часов вечера. Расположились отдыхать. За день порядочно устали, а вместо обеда выдали нам сухой паек – селедку, колбасу, сахар и хлеб. Часов в 12 ночи нас подняли и приказали отправляться на вокзал, сесть в поезд и ехать до станции Крымской, там выгрузиться и ждать приказа. Значит, снова в путь.

Под утро прибыли в Крымскую. Холодно, все в снегу, а мы в летнем обмундировании. Комендатура о нас ничего не знает. Вокзал на отшибе от станции. Куда нам деваться – неизвестно. Связи со станцией (телефонной) нет. Возможно, городская (станичная) комендатура знает, что нам делать и куда деваться. Я и еще один комроты пошли в станицу искать комендатуру. С большим трудом нашли. Там о нас тоже ничего не знают, но мы «выкричали» место в какой-то школе. Вернулись на вокзал, забрали остальных и пошли искать эту школу. Хорошо, что уже наступило утро, – было хотя бы у кого спросить дорогу. Школа представляла собой ветхое здание, холодное, с полуразрушенными печами. Пришлось как-то приводить печь, хотя бы в одной комнате, в порядок, добывать топливо (просто разобрали какой-то забор), чтобы протопить и устроиться на полу поспать немного. Так «приветливо» нас встретил тыл.

Через некоторое время получили приказ всех людей – рядовых и сержантов – отправить в Темрюк, а самим ждать указаний. Начали устраиваться на квартиры. Мы с Петровым (тоже комроты) как-то под вечер зашли в стансовет попросить направление на квартиру и встретили там одну женщину, прилично одетую, городского типа, разговорились, и она предложила нам комнату в своем доме. Пришли к ней и были поражены – отдельный ухоженный домик, хорошо обставленные комнаты (3 или 4 – не помню), прекрасные кровати, словом, то, чего мы не ожидали. Оказывается, у нее на постое был генерал авиации Каманин, его соединение куда-то перебазировалось, комната освободилась, и она предложила ее нам.

Питались мы в столовой военторга. По радио ОБС («одна баба сказала») на базаре распространился слух, что немцы заняли Ростов. Потом этот слух подтвердился, а через несколько дней узнали, что Ростов у немцев отбит. Через несколько дней получили приказ явиться в Темрюк в штаб армии. Транспорта никакого нет. Пришлось идти пешком, частично подбрасывали попутные машины. Тут на дорогах мы увидели передвижение больших масс войск. Оказалось – кавказцы: грузины, армяне, азербайджанцы. Как саранча, это войско съедало все, что попадалось на пути. Во время привалов забегали в хаты придорожных деревень, съедали капусту, морковь, картошку, в общем, все, что попадалось под руку, и население делало свои выводы – перестало пускать в хаты всех одетых в военную форму. А морозы стояли очень приличные, с ветерком, метелицей. Хорошо, что за пару дней до этого мы получили зимнее обмундирование: ватные штаны и куртку; шапку, варежки, теплое белье и портянки, к тому же еще из подарков фронту по две пары вязаных шерстяных носков. Одеты были хорошо, но целый день на морозе все же сказывался. Иногда удавалось зайти погреться в хату. Тут была главная роль Петрова. Он блондин, и когда его рассматривали в окно, то убеждались, что это не кавказец, и пускали. Таким путем добирались до Темрюка почти двое суток. Прибыли в Темрюк, доложились в штабе армии, определили нас на постой и сказали ждать дальнейших указаний. Все лишнее белье (летнее), портянки и носки вязаные, полотенца я запаковал и отправил в Подгоры, где находилась семья. Все-таки хоть небольшая помощь.

Через пару дней узнали, что наш батальон расформировали и нас направляют в другие части. Больше всего мы боялись попасть в эти прибывшие кавказские части, но нас эта судьба не минула. Вызвали в штаб и дали направление в 198-ю стрелковую дивизию. Пришлось проделать обратный путь до Крымской, а оттуда в станицу Варениковскую, где был расположен 826-й стрелковый полк, куда меня назначили командиром роты.

Была страшная грязь – наступила оттепель и все развезло. В ст. Варениковскую добирались целый день на вездеходе, который, кстати, по кубанской грязи не хотел идти. В полку разбросали нас по батальонам, я попал в третий батальон командиром 7-й стрелковой роты. Размещалась эта рота в какой-то хате. Люди вповалку спали на полу, даже приличной соломы под ними нет, замерзшие, протопить даже печку не удосуживаются. Командиры взводов под стать своим подчиненным. Состав самый разнообразный – грузины, армяне, азербайджанцы, фарси, черкесы, курды. Разноязычные, разных религий, разных обычаев. Единственное, что их объединяло, – желание побольше поесть и нежелание двигаться («курсак больной» – живот болит). Ежедневно нужно выводить людей на ученья, а пока их построишь (и подымешь), проходит очень много времени. Намучился я с ними – больше некуда. Самому приходилось ночевать в штабе батальона, хаты все переполнены, деваться некуда. Наконец наступил день поверки. Был крепкий мороз с ветерком, градусов под 20. Построили роту, пришел поверяющий, и пошли мы в поход километров на 15. На обратном пути только занят был тем, чтобы проверять, не обморозился ли кто. У кого носы, у кого уши побелели, у кого щеки. Словом – обморожение. Идет же такой воин и в ус не дует. Обмерз – вот и хорошо. Может, отлежусь в госпитале. Приходилось своими руками оттирать снегом подмороженные места, а сам, сукин сын, пальцем не хочет двинуть. Вернулись в станицу, зашли в свое помещение, проверили людей. Оказались все налицо. Хорошо, что никто не застрял в какой-нибудь скирде сена. Проверяющий поставил оценку «хорошо», а что хорошего? В частной беседе признался, что он не думал, что вся рота дойдет обратно и не будет обмороженных. На мой вопрос, а как другие подразделения, по секрету сообщил, что все они одинаковые. Чувствовалось по общей обстановке, что назревают какие-то события. И это чувство оправдалось. Через пару дней получили приказ приготовиться к длительному походу при полной боевой готовности. Получили патроны, гранаты и рано утром двинулись. Куда и зачем идем, не говорят, карт никаких не дали. Как правило, двигались целый день с перерывом на обед, а на ночь устраивались в каком-нибудь селении. Большей частью приходилось останавливаться в неотапливаемом помещении. Можно представить, как было весело, – целый день на морозе, и даже ночью негде обогреться. Так дошли до станции Старо-Титоровской. Остановились на дневку. Здесь разместились в школе, в клубе, еще в каких-то общественных местах, их хорошо протопили. Станция большая, богатая, думали, пару дней отдохнем, но к вечеру вновь приказ – утром снова в поход. Пошли на Тамань. Там остановились на несколько дней – пристреляли оружие, и снова в поход. Идем на кордон Ильича. Это маленький населенный пункт на западном побережье Кубани, последний населенный пункт перед косой Чушка, что длинной полосой вдается в Керченский пролив. Погода отвратительная, снег, метель и довольно хороший морозец. И вот тут мы узнали, что предстоит форсирование Керченского пролива и освобождение Крыма, т. е. то, что впоследствии было названо Керченско-Феодосийской десантной операцией.