"Дождь… Капли на лице…" -

Ирина! Ирина! Очнитесь же! Да очнитесь, наконец! Сознание возвращалось неохотно.

"Почему здесь дождь… голос… кто-то зовет меня по имени… лицо… какие голубые глаза…"

– Ирина, ну, слава Богу! Штык длинный, вы в крови, я испугался, что вас тоже убил.

– Какой штык? - с трудом проговорила она. - Кто вы?

– Надо быстро уходить. Вы что, не узнаете меня? Я - Алексей - сын Анны Поликарповны.

– Алеша?! - заставила себя поднять голову. - Откуда вы здесь?

– Не важно. - Он поставил на стол полупустой графин с водой и помог ей сесть на кровати. - Надо уходить. Через час смена караула, а через полчаса должен быть поезд - воинский эшелон. Надо успеть. Вот шинель и валенки. Надевайте скорее. Ничего, коли велики - теплее будет.

Ирина с трудом встала и, сделав шаг, споткнулась о лежащее на полу лицом вниз тело с кровавым пятном на спине. Она все вспомнила. Косоглазый… Почувствовала приступ тошноты. Отвернулась. Осторожно перешагнула, опираясь на руку Алеши. Засунула ноги в валенки и запахнула заботливо наброшенную им шинель. На лестнице, раскинув руки, лицом вниз лежал чахоточный. Прошла, прижавшись к стене. Из-за запертой двери чулана под лестницей слышались причитания и тихое всхлипывание. Вопросительно посмотрела на Алешу.

– Ничего с ней не станется, пущай посидит, - спокойно проговорил тот, легонько подталкивая Ирину к выходу…

…К вокзалу шли молча, настороженно поглядывая по сторонам. Алеша, державший в одной руке винтовку, другой бережно поддерживал покачивавшуюся от слабости Ирину. Воинский эшелон пришел вовремя. Переговорив с кем-то, Алеша помог ей забраться в товарный вагон. Молчали всю дорогу до Петрограда, сидя друг напротив друга на пустых оружейных ящиках. Ирина спрятала лицо, подняв воротник шинели. Эшелон остановился, не доехав полверсты до перрона вокзала. Ждать не стали.

– На вокзале точно патрули, а, как говаривает моя матушка, "Береженого Бог бережет", - с улыбкой произнес Алеша, помогая Ирине выпрыгнуть из вагона на пути, присыпанные белым нарядным снежком…

У подъезда ее дома они долго стояли, словно заканчивая свой молчаливый диалог.

– Спаси вас Бог, Алеша! Вы мой ангел-хранитель. - Ирина прикоснулась губами к его щеке.

– Может, я и хранитель, да только с сегодняшнего утра уже не ангел, - смутился он, печально глядя на нее небесно-голубыми глазами.

– Кто знает, Алеша… Может быть, именно так должен вести себя белый ангел, когда встречается с… нечистью…

14

Софи Трояновская, полулежа на тахте с чашкой чаю в руках, наблюдала за сестрой, расхаживающей из угла в угол. Леночка, переболевшая воспалением легких, сильно похудела и осунулась за последний месяц. На все еще болезненном лице горел лихорадочный румянец.

– Пф-ф… Что ты мечешься, Элен, я не понимаю? Научись, в конце концов, принимать жизнь такой, какая она есть, и радоваться. Ведь другой у тебя не будет. Подумаешь, "крушение империи"! Оно было тысячу раз предсказано и вот - свершилось. Ну переворот. Ну новая власть. И что? Зато будет подписан мир с немцами. Пусть, как кричат некоторые, позорный, однако ж - мир.

– Как ты не понимаешь, Софи? - Леночка всплеснула руками. - Ведь в России начинается гражданская война! Русский убивает русского! Это ужасно!

– Ну, дорогуша, во-первых, насчет русских это ты погорячилась. - Убивают не только русских и не только русские. Некоторых, может, и надобно убить. А во-вторых… Война, как и все пороки, всего лишь страсть. Страсть тела, нервов, мускулов, созданных для напряжения и разряда, для борьбы и отдохновения. - Она потянулась и зевнула.

Леночка остановилась напротив, с возмущением глядя на сестру:

– Я отказываюсь тебя понимать! Как ты можешь оставаться спокойной, когда все рушится?

– Господи, да что рушится, девочка? - Софи посмотрела на нее с недоумением. - Одни мужчины забрали власть у других. Только и всего. Это лишь мужские игры. Но главное… самое главное, что все они просто муж-чи-ны! Можешь не волноваться, нас не обидят. Меня, кстати, папа уже познакомил с Троцким…

– Папа… С Троцким?! - Глаза Леночки округлились от изумления.

– Ну да. Кстати, его настоящая фамилия Бронштейн. У них почему-то почти у всех фамилии другие. Будто боятся чего. А ты разве не знала, что еще до переворота отец им помогал кое в каких финансовых делах? Думаешь, почему ему поручили проводить, - Софи наморщила лоб, - ин-вен-та-ри-зацию хранилища Государственного Банка?

– Подумаешь, Троцкий… - Леночка с плохо скрываемым интересом взглянула на сестру. - Ну и какой же он?

– Какой? - Софи прикрыла глаза и улыбнулась. - Любопытно все-таки? Если перестанешь бегать по комнате и присядешь, так и быть, расскажу. А то у меня уже голова кружиться начала.

Леночка, покашляв, опустилась на край тахты у ног сестры, которая, приподнявшись, накинула ей на плечи плед.

– Какой… Небольшого роста, сухощавый, чернявый… некрасивый. Кожа лица - желтоватая. Нос… такой клювообразный. Под ним, - она поморщилась, - мерзкие усики. Пронзительные недоразвитые глазки. Всклокоченные нечесаные волосы. И то сказать, дорогуша, когда вождю причесываться, коли революционных дел невпроворот! - ехидно добавила она. - Что еще? Тонкие губы. И знаешь, - Софи оживилась, - у него очень развиты лобные кости над висками, и это дает некое подобие зачатка… - рассмеявшись, Софи приложила два пальца к голове, - рогов. Да-да! Все это вместе с козлиной бородкой делает его похожим на… черта. Да, представь, именно на черта! Я это только сейчас поняла!

– Фу! - Леночка торопливо перекрестилась. - Все тебя тянет на нечистую силу! То- Распутин, то - Троцкий… Надеюсь, с ним-то у тебя ничего не было? - она строго посмотрела на сестру и снова закашлялась.

– Не успела еще, - с беззаботным видом махнула рукой Софи.- Недосуг. Но непременно, непременно будет. Это я тебе обещаю. Мне, видишь ли, интересны все эти мужские типы, обладающие властью. В них что-то есть… манящее. Хотя, в данном случае, не думаю, что этот большевистский козел, прости меня, Господи, - она небрежно перекрестилась, - в постели окажется так же силен, как покойный Григорий Ефимович. Впрочем… В тихом омуте… - Она задумалась. - Правда, ну очень похож на черта.

– Прости, Софи, - Леночка возмущенно поднялась с места, - но это уже слишком. Посмотри на себя, в кого ты превращаешься? Ты же…

Звонок в дверь прервал их разговор и заставил переглянуться. Софи быстро поднялась с тахты и выглянула за дверь комнаты.

– Тимофей! - позвала она старого слугу. - Просто так не открывай, спроси кто.

Тимофей, кряхтя и ворча что-то себе под нос, отправился к входной двери.

– Женщина какая-то! - донесся снизу его голос. - Вас спрашивают. Говорят, Ирина Яковлева.

– Ирэн?!

Сестры торопливо спустились по лестнице. Тимофей открыл дверь. В прихожую, стряхивая снег, в платке и солдатской шинели до пят, из-под которой выглядывали валенки, вошла Ирина. Узнать ее было трудно - неестественно бледное осунувшееся лицо, глаза, прежде необыкновенного изумрудного цвета, стали теперь почти черными, под ними залегли черные круги.

– Ирэн, Господи, откуда ты? - охнув, бросилась к ней Леночка. - А где Николай Сергеевич?

Ирина молча развязала платок, сняла шинель, словно не заметив протянутых рук растерявшегося слуги, сама повесила ее на бронзовый крючок вешалки, вытащила ноги из валенок и обессиленно прислонилась к стене.

– Ирочка… миленькая… ты живая! - Леночка, опустившись на колени, обняла ее за ноги и, прижавшись лицом к разодранному серому платью с бурыми пятнами крови, заплакала. - Мы ж не знали, что думать… - Она зашлась в кашле, судорожно хватая ртом воздух. Приковылявший Тимофей протянул ей чашку с теплой водой. Сделав несколько глотков, Леночка, все еще сидя на полу, подняла глаза на Ирину:

– Тебе ведь согреться надо…

Не отвечая, Ирина смотрела перед собой отсутствующим взглядом.