– Спасибо, утешили! – не сдержался мрачно-распалённый Зверянский.
– Видите, к вам вернулась способность иронизировать, – с несколько театральным сарказмом заметил Костарев и тут же озлился на себя: – Я не кривляюсь, Александр Романович! Неужто вы хотели бы слышать ложь утешения?
– Вы считаете правдой то, что говорите, и при этом можете так... жестоко, рассудочно...
– Давайте выпьем, доктор.
Они отхлебнули из бокалов.
– Вопрос в том, – сказал Костарев подчёркнуто-озабоченно, – как вырвать больного из рук красных и исцелить его!
– Пардон, а вы сами разве не красный?
– Я – чёрный.
– Час от часу не легче...
– Сейчас я дам угодную вам мысль, – Костарев сузил глаза за стёклами пенсне.
Предложил вообразить его, Валерия Геннадьевича, библейским Самсоном, которого к тому же не берут пули. В одну ночь, рассуждал он, я перебью весь отряд Пудовочкина. А через два-три дня здесь появится другой такой же. И его перебить? А взглянем на Инзу, Сердобск, Хвалынск, на сотни и сотни городов России. В каждом заиметь по Самсону? Мы придём к тому, что нужно истребить, пожалуй что, четверть мужского населения страны, способного носить оружие. А если мерзавцев окажется ещё больше? И почему, откуда они берутся в таком количестве?
Можно отвлечься и разобраться в этом, но сейчас скажем округлённо: так угодно Ходу Истории.
– Я поднялся настолько, чтобы играть против него, – вдруг бесстрастно уведомил Костарев. – И потому я – Сумасшедший. С большой буквы. И когда вы излили мне об убийствах, я поехал на прогулку. Настолько я поднялся. Иначе нельзя играть. Вы поняли смысл?
10
Глубокая ночь. Доктор вставил в подсвечник очередную свечу. Бутылка на столике почти пуста.
– Отряд «Гроза», – рассказывает Костарев, – формировался в Рузаевке, в Саранске. Я там был. Это родные места Пудовочкина. Я получил о нём все нужные сведения...
Пудовочкин Митрофан Савватеевич происходит из семьи крестьян-старообрядцев. Отец был крепким середняком. В сорок лет, представьте, вдруг принялся разбойничать, убивать; умер на каторге. Митрофану в это время было семнадцать. Вскоре он примкнул к шайке грабителей. Два его брата, три сестры, мать остались очень религиозными трудолюбивыми крестьянами.
Двадцати пяти лет Пудовочкин стал главарём. Предшественника застрелил при дележе добычи. Шайка оперировала в Саранске, в Пензе, в Симбирске, проявляя изощрённую жестокость. Грабили помещичье имение близ села Сенгилей. Большинство бандитов заспорили с главарём из-за добычи. А что он? Предложил отвлечься – убить всех живущих в имении, – а затем вернуться к спору. Несчастных оказалось девять, включая троих детей. Всех поочерёдно уводили на кухню и там убивали топором... То ли бандиты устали от этого, то ли Пудовочкин произвёл на них такое впечатление, зверски орудуя топором, но почти все претензии отпали.
Шайка громила, жгла усадьбы, грабила и горожан, не зная удержу. Пудовочкин был изворотлив, но попадался дважды. После первой поимки бежал из тюрьмы, после второй – его выпустила Февральская революция. Летом семнадцатого на воровской малине в Рузаевке он перестрелял шестерых членов своей старой шайки: вероятно, свёл счёты за давний спор. Объявил себя коммунистом, создал «группу идейных экспроприаторов». Они продолжали терроризировать помещиков, но уже – служа идее. После Октябрьского переворота новая власть назначила Пудовочкина начальником красной саранской милиции, а затем поручила сформировать красногвардейский отряд.
– Такова карьера этого экземпляра, – удовлетворённо, точно преподнося нечто весьма полезное, радующее, подытожил рассказчик. Но расстаться на этом с фигурой Пудовочкина оказался не в силах – продолжил с подъёмом: – Он далеко не туп. У попа-старообрядца выучился грамоте, пишет почти без ошибок. Прочитал «Антона Горемыку» Григоровича, возит с собой Писемского – «Старческий грех». Стихи пописывает. Послушайте:
Жарко лето, зелен сад,
Сердце так и ходит.
Фрукты красные висят,
Речка вся в народе.
Костарев в задумчивости хмыкнул:
– Сердце так и ходит... Строка-с!
Зверянский отозвался угрюмо:
– Обыкновенно сволочь любит буколику.
– Главным образом, сволочь мыслящая, которая обладает талантом быть популярной! – уточнил собеседник. – Итак!.. Что в нём ещё, помимо жестокости? Обжорство. И распутство – но без садизма, без «фокусов». С любовницами мил, щедр, они его ценят.
– А надругаться над гимназисткой, убить на её глазах отца – не садизм? – прорычал доктор. – Слушайте, зачем мне нужно что-то ещё знать об этой скверной, бешеной скотине?!
– Затем, что он – проходная фигура в комбинации!
– В какой комбинации?
– Против Хода Истории.
11
Пудовочкин выбрал для себя дом владельца сахарного завода Ерисанова. Одноэтажное каменное длинное здание фасадом на рынок. За домом – большой двор с каретным сараем, с баней.
От рынка – пять минут ходьбы до ресторана «Поречье». Его хозяину Гусарову было приказано «сервировать закуску с барашком». Если «не удовлетворишь», сказали Гусарову, то тебя ждёт приговор за торговлю самогонкой.
Утром Пудовочкин с тремя подручными направлялся в ресторан; прохожие жались к заборам, взирали на светлобородого кудрявого гиганта, идущего с лёгким наклоном вперёд, невесомо, как кошка. Некоторые сдёргивали шапки.
Он наедался больше часа, остался доволен. Когда возвращался в дом Ерисанова – стегнул выстрел: возле головы просвистела пуля. Он молниеносно оглянулся на звук выстрела: шагах в двухстах, за невысоким забором, отбегал вглубь двора подросток. Охрана бросилась ловить, но тот успел скрыться.
Во дворе, откуда стреляли, стояла лачуга, где обычно ночевали крестьяне победнее, пригонявшие на рынок скот. В это утро здесь никого не было. Не с кого спросить...
По раскатистому хлопку выстрела Пудовочкин определил берданку. Это подтвердила и найденная пуля: она глубоко увязла в саманной стене сарая.
Пудовочкин навестил в совдепе Юсина:
– Кто у тебя есть из большевиков – заядлый охотник?
Юсин позвал наборщика типографии Шемышеева. Пудовочкин спросил: ходил ли тот с кузнечанами на волков? Ходил и много раз. А на медведей? Бывало! Их уже не осталось в уезде. Больше всего, мол, ходим на зайцев.
– И у кого есть берданки?
– Берданки? – Шемышеев перечислил. А теперь, попросил Пудовочкин, назови, у кого из этих берданочников имеются сыновья лет эдак от тринадцати до двадцати? Охотник стал называть фамилии, загибая пальцы: нет, нет, нет...
– Семёнов, пчеловод. Тоже нет сына, одни дочери... Внук есть.
– Скольки лет?
– Примерно пятнадцати – Мишка. В реальном училище учился, бросил. Известный драчун.
Пудовочкин взглянул на Сунцова:
– Этого Мишу мне!
Миша Семёнов увидал в окно пятерых конных, подъезжавших к воротам, – всё понял. Выпрыгнул в окошко на задний двор, там полно кур – подняли переполох. Сунцов услышал, поскакал вокруг дома, увидел, как Миша перемахнул через плетень. Заулюлюкал, хлестнул лошадь. Она взяла барьер. Семёнов убегал огородами к канаве, полной талой воды, Сунцов настиг:
– Стопчу зайца!
Через канаву переброшено бревно. Миша перебежал по нему. Конник не стал соваться в воду – убил Семёнова из винтовки в спину, со второго выстрела.
12
Утром Костарев уговорил доктора проехаться; правил лошадьми сам, гнал их шибкой игристой рысью. Было тепло, но не солнечно, небо заволакивала сизая ватная пасмурь. Выехали за город; от просыхающих бугров налетал запах перегноя и одевшегося почками мелкокустья. Под ременной упряжью вспотевших лошадей шерсть взялась желтоватым мылом. Валерий Геннадьевич остановил пролётку на просёлочной дороге. Слева – овраг, в нём ещё белеет снег. Справа – пастбище, там только-только зазеленела травка; за пастбищем – лес.