Воплощением этой же мысли были походы Вещего Олега и отца Святослава. Под стенами Царьграда они не только бились с врагами своих Богов и своего племени, но и защищали Русь — не всякий решится напасть на народ, не боящийся Нового Рима и берущий с него дань. Той же цели, помимо прочих, будут служить и походы нашего героя. Чем опаснее враг, тем славнее победа. А чем славнее победа, тем крепче безопасность родной земли победителя.

Могут заметить, что такая стратегия рискованна. Может быть. Однако, как говорил Наполеон, "сидя в крепостях, войн не выигрывают". Никого еще не спасли Великие китайские стены и линии Мажино. Что до тактики робичичей — мы уже видели примеры ее результатов. Так же действовала Хазария. Так же действовала Византия. Что характерно, ни той, ни другой давно нет. А Русь еще жива. И может быть, в этом есть немалая доля заслуги нашего героя и преемников его воинского искусства — Владимира Мономаха, Дмитрия Донского, Ермака Тимофеевича, Александра Суворова и многих иных, тех, что не прятались за стенами, не норовили поссорить врагов, а "в чистом поле ездили, побивали полки татарские".

А нам с вами все же будет полезно попристальнее взглянуть на ту державу, с войны против которой начал самостоятельное княжение наш герой. Чтобы понять, почему воевать с ней не просто стоило… впрочем, об этом позже.

Когда-то славяне и хазары и впрямь не были заклятыми врагами. Они, собственно, и врагами-то не были, не из-за чего было враждовать. Полукочевое племя предгорий Северного Кавказа помышляло о далеком Поднепровье не более чем их соседи — аланы-ясы, касоги, савиры. Об озере Ильмень, реке Волхов, о городе Ладога в те далекие поры хазары и не слыхивали, наверное. Разве что от приходивших по Волге-Итили купцов с далекого Севера. Но купцы приходили отовсюду, и Ладога была такой же полусказкой, как Рим, Багдад или страна за каменной стеной по ту сторону Великой Степи. Гораздо больше внимание хазар привлекали частые войны с соседями, да богатства Крыма и Закавказья. Туда хазарские джигиты отправлялись в лихие молодецкие налеты

Сами хазары были обычной "варварской" державой. Правил ими священный, но при этом выборный царь-жрец каган. Войска же на врага водил военный вождь, каган-бек. Были среди знатных хазар христиане, иные приняли религию своих заклятых врагов — мусульман-арабов, но большинство хазар, и знати, и простонародья, сохраняло верность древней вере предков, язычеству-шаманизму.

В VIII веке все резко переменилось. Вместо большого и сильного, но, в общем-то, рядового союза полукочевых племен — империя от Арала до Днепра, от Камы до Кавказа, сжавшая все торговые артерии Евразии. Вместо языческой терпимости — "воинствующий иудаизм". Вместо удалых набегов за добычей и славой — планомерное выжимание соседей, данников, иноземных купцов, вообще любого чужака.

А началось все в далеком Хорезме, еще не мусульманском. На исходе VII века его сотрясала гражданская война. К власти рвался Хурзад — родич хорезмшаха по отцу и внук старейшины общины рахдонитов — по матери. За ним стояли все рахдониты Хорезма и секта еретика Маздака. Маздакиты говорили о равенстве всех перед богом и выводили из него необходимость равенства на земле. А чтобы не было неравенства, следовало отнять все у тех, кто что-нибудь имел, и поделить между теми, у кого ничего не было. И зловещим призраком — не привидением мертвого прошлого, а тенью страшного будущего — реяло над ордами черни, дряни и сволочи, сбегавшейся отовсюду к Хурзаду, знамя Маздака. Багрово-красное, со Щитом Соломона — пятиконечной звездой.

На словах идеи маздакитов звучали, может быть, и неплохо, но в отсталом средневековом неграмотном Хорезме было слишком мало книжников, способных предпочесть красоту теории тому, что видели глаза и слышали уши. И не было еще газет, телеграфа, радио, способных обогнать беженцев, рассыпавшихся во все стороны из захваченных Хурзадом городов и сел. И чернели лицом хорезмийцы, слушая рассказы уцелевших об арыках, красных от крови тех, кто не желал отдавать бандитам Хурзада нажитое потом и кровью. И о том, как кричали, стонали, хрипели, прежде чем замолчать навсегда, пущенные по кругу их дочери и жены. Ибо женщины — тоже имущество. А имущество должно быть общим. Так завещал учитель Маздак. Так повелел вождь Хурзад.

А самые наблюдательные говорили об уцелевших в растерзанных городах домах ростовщиков и работорговцев. К ним сносили в ожидании окончательного дележа после полной победы все отнятое у "врагов истины" имущество. Сородичи матери Хурзада богатели среди пепелищ и руин.

И по иному перехватывал рукоять тяжелого кетменя угрюмый дехканин. И молча шел седлать коня благородный багадур.

Хорезм поднялся. Весь. Пощады не было — мстители шли мимо пересохших арыков на мертвых полях, мимо гниющих туш недоделенного скота и гниющих рядом оскверненных тел женщин, мимо чинар, увешанных трупами "врагов истины Маздака", и их родни, невзирая на пол и возраст. Пощады не было — и первыми это поняли те, кто наживался в погибающих городах. С востока надвигались остервенелые хорезмийцы, с севера лежало Аральское море, а с юга уже катилась прилетевшим из аравийских пустынь самумом конница халифата. Оставался запад, благо там, на Нижней Волге и Северном Кавказе у рахдонитов были старые связи — кочевники за бесценок продавали им добычу и рабов. Над погибающими шайками еще мотались кровавые тряпки Маздака, когда последний караван, тяжело нагруженный сундуками с их добычей, пересек западную границу Хорезма Отребье Хурзада сделало свое дело и больше не интересовало тех, кто был их истинными хозяевами.

На новой родине хорезмийские рахдониты и не вспомнили об уравнительных идеях Маздака. Побрякушка для дураков — и если кто-то из них побежал за ней и сейчас кормил воронье в дымящемся Хорезме, так тем лучше для племени. Племени? Корпорация ростовщиков и работорговцев, раскинувшая метастазы от иранских нагорий до Альбиона, не была ни племенем, — хотя в нее входили только евреи, — ни религией, — хотя основывалась она на законах Талмуда. Скорее она была исполинской мафиозной "семьей". В случае необходимости она жертвовала и "соплеменниками", и "единоверцами". Ее земной святыней были Выгода и Власть. В Хазарии еще не было толп полуголодного рванья и заевшихся богачей. Идеи Маздака здесь не вели к Власти, не давали Выгоды. Здесь ценились отвага и знатный род. Что ж, нашлись и удальцы, отличившиеся в боях с арабами, и красавицы-жены для племенных князей. По законам Талмуда сын еврейки считался евреем, от кого бы ни был зачат. И росли маленькие княжичи, которых все вокруг считали хазарами, а матери воспитывали, как сынов Израиля.

Вскоре очередной военный вождь хазар, Булан, принял иудаизм и женился на Серах, дочери рахдонитского старейшины. Так же поступил его сын, Рас-Тархан. Внук уже носил иудейское имя Обадия. Спустя века каган-бек Иосиф, потомок Обадии, напишет испанскому единоверцу Хасдаю ибн Шафруту, придворному Кордовского эмира:

Византийские и армянские летописцы и, в особенности, сама земля, сохранили свидетельства, позволяющие, скажем так, существенно дополнить эту мирную картину.