— Послушайте… послушайте… сеньор… сеньор Карпинтеро… миллион, я вам даю миллион песет.

— Замолчи! — закричал Дельбо и сразу же улыбнулся.

Он похлопал женщину по руке. — Я сам буду вести с ним переговоры, сеньора Фуэнтес.

— Нам не о чем вести переговоры, я не шантажист.

Скажите своей дочери, когда увидите ее, что я уже знаю, кто, почему и как убил ее мужа.

Я направился к двери. Оба они встали почти одновременно.

— Минуточку, сеньор Карпинтеро… я…

Я обернулся.

— Да?

— Я хотела сказать вам, что…

— Ортенсия! — Дельбо крепко сжал ей руку. Она грубо оттолкнула его и резко повернулась, презрительно скривив губы.

— Ни один человек в мире, и ты в том числе, не имеет права указывать мне, как я должна вести дела. Ты меня понял, Дельбо? Или тебе надо напомнить, что ты всего-навсего мой служащий?

Я улыбнулся Дельбо. У него заходили желваки. Со мной Ортенсия разговаривала в высшей степени любезно.

— Пожалуйста, сеньор Карпинтеро, давайте лучше поговорим о делах. Сколько вы хотите за молчание и за фотографии сестры с ее сыном? Если вас не устраивает миллион, я дам больше. Назначьте свою цену.

— Ортенсия… молчи… — Дельбо попытался изобразить улыбку, но у него ничего не получилось. — Разреши мне самому заняться этим человеком.

— Что ты себе вообразил, Дельбо, а? Ты думаешь, что чего-то стоишь? Так вот что я тебе скажу: ты ничтожество.

Я тебя увольняю, понял?

— Перестань, Ортенсия… успокойся.

— Не смей обращаться ко мне на «ты», кретин.

Дельбо тяжело опустился на стул, взгляд его был устремлен вдаль, куда-то очень далеко. Лицо стало неподвижным и серым, цвета замазки.

Ортенсия снова повернулась ко мне. Она все еще стояла и была похожа на карточную королеву.

— Сеньор Карпинтеро, никому нет дела до того, что происходит в семье. Моя сестра Адела… имеет свои странности…

— Ваша сестра Адела, сеньора, — прервал ее Дельбо, — позвонила мне сегодня утром, прежде чем вы, сеньора, изволили встать, и попросила меня, Дельбо, помочь ей в одном деликатном деле, связанном с уборкой квартиры. Он было рассмеялся, но тут же оборвал смех. — …У нее возникла небольшая проблема, которая уже улажена. Двое наших людей все убрали… Мы годимся только на то, чтобы убирать… убирать за вами дерьмо… А вы платите мне за это таким образом. — Он поднял на меня глаза. — Его убила она, Карпинтеро. Это сделала она. Она убийца. Надела перчатку и убила.

Он открыл рот, как бы собираясь рассмеяться, и тут же закрыл его. Потом с вызовом посмотрел на женщину.

Ортенсия скрестила руки на груди. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, пока она говорила с Дельбо. Глуховатый голос был ровным, без модуляций.

— Ничтожества… вы ничего не способны понять, — изрекла она. — Низшая раса, крысы. — На лице у нее появилась гримаса отвращения. — Ты мало чем отличаешься от того, кто в недобрый час стал моим зятем… Сначала я верила, что он может измениться, стать человеком высшей расы. Но нет. Это невозможно, такого не бывает… Кто родился мразью, всю жизнь проживет пресмыкаясь, купаясь в помоях… Да, я его убила. — Она посмотрела мне прямо в глаза. — Убила, как убивают крыс, давят тараканов. Вы что-то хотели сказать, сеньор Карпинтеро?

— Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать.

— Я буду предельно краткой… Если вам взбредет в голову шантажировать нас этими фотографиями моей сестры Аделы, которыми, по вашим словам, вы располагаете, я вас раздавлю, сеньор Карпинтеро. Можете не сомневаться. Вам прямой смысл договориться со мной. Даю два миллиона песет за негативы. Это мое последнее слово.

Дельбо все еще смотрел в никуда.

— Карпинтеро, вы слышите? Вас устраивают два миллиона? Думаю, мне не следует объяснять, что, подав на меня в суд, вы поставите себя в исключительно смешное положение. Луис покончил с собой. Ясно?

— Да, он покончил с собой, женившись на вашей дочери, сеньора. Согласившись войти в эту семью, закрыв глаза на многие вещи.

— Я не могу тратить на вас все утро. У меня дела.

Я разорвал на две части фотографию и положил на стол.

— Что вы делаете, Карпинтеро?! — Дельбо в ужасе заломил руки. — Не будьте идиотом, вы можете получить больше! У нее куча денег, куча! Просите десять, двадцать миллионов! Послушайте моего совета!

— Десять миллионов и партию консервов компании Фуэнтес, подарок фирмы, не правда ли? Нет, большое спасибо…

— Что же вы хотите? — спросила она.

— Что я хочу? Чтобы вы убрали рекламу своих консервов на площади Пуэрта-дель-Соль. Она мне мешает спать.

Я открыл дверь и вышел в холл, ощущая себя очень старым и усталым. Из гостиной доносился голос Дельбо, молившего Ортенсию о прощении. Она громко смеялась.

В холле никого не было, даже мажордома, который бы раскланялся со мной и проводил до выхода.

В саду ничего не изменилось, только птички уже не щебетали…

Через несколько дней зеленые блики исчезли. Я вышел на балкон. Реклама мясных консервов погасла. Неделю спустя ее заменили на другую, расхваливавшую коньяк «Ветеран». Новая реклама не мерцала и не отблескивала, она не действовала на нервы, и, если мне не хотелось видеть ее, достаточно было не смотреть в ту сторону.

Пару дней я был очень занят, менял обивку на софе и на кресле и вешал оранжевые шторы на балконные двери.

Драпер заплатил за дело Нельсона, испытывая при этом смешанное чувство: нечто среднее между презрением ко всей истории и радостью по поводу ее счастливого завершения, которую он не мог скрыть.

Донья Адела Крусес оказалась совладелицей АПЕСА, в силу чего была признана в высшей степени кредитоспособной. Она сразу же начала переговоры с Драпером об уплате долгов.

Драпер пришел к выводу, что она "в сущности, настоящая сеньора. И очень красивая". Он сообщил мне это конфиденциально.

Однажды вечером я проходил мимо клуба «Нью-Рапсодия» и не увидел на афише имени Лолы. Вместо нее выступал дуэт крашеных блондинок, которые афишировали себя весьма экстравагантным образом: "Сестры Паласиос. Смех, секс и испанские песни".

Шанхайский горбун по-прежнему сидел у входа в клуб.

Мы помирились, пожав друг другу руки. Он подарил мне две сигары «фариас» — я их курю, когда не могу позволить себе «монтекристо», — и кое-что рассказал.

— Они мне угрожали, сеньор Тони. Сказали, что "возьмут на перо", у меня не было выхода, я был вынужден сказать, где живет Пардалес… этот ваш приятель Паулино Пардалес… У меня не было выхода.

Я ему не поверил. Не исключено, что Шанхай сам пошел к Дельбо. Вероятнее всего, Дельбо или Сорли пустили слух о хорошем вознаграждении за адрес Паулино.

— Кто прошлое помянет… — сказал я.

— Конечно, сеньор Тони, сейчас я уже не боюсь этого Дельбо. Слыхали, полиция объявила его в розыск.

— Нет, не слыхал.

— Мне рассказал один ваш бывший сослуживец из Главного управления. Он просил передать вам, когда мы увидимся. Оказывается, Дельбо уже дважды был в розыске, а в Аликанте он имел привод.

Я попрощался с горбуном и пешком отправился домой.

На следующий день вечером раздался телефонный звонок. Как раз в тот момент, когда я решил обновить костюм "под английский твид", купленный на распродаже за двадцать пять тысяч.

Звонила Кристина. Ее голос звучал так ясно, что, казалось, она сидит со мной в комнате.

— О, Тони! Ты его видел! Очень красивый, правда? Я так счастлива! Жаль, что не могу сегодня поужинать с вами.

— Кого? — в недоумении спросил я. — О каком ужине идет речь?

— Как кого? Он что, еще не приходил?

— Насколько мне известно, сюда никто не приходил.

— Мой сын, глупый… Наконец-то он нашелся, я так рада… Он был в Сан-Диего на каких-то курсах… Увидишь, какой он… возмужал, стал серьезнее… обязательнее… Я хочу, чтобы вы познакомились, ты должен с ним поговорить… Он жаждет видеть тебя…

— Прекрасно, но я спешу… У меня свидание.