Сначала я поехала в Онкоцентр на Каширке без собаки, навести справки. То, что увидела, запомню надолго. Молодой дратхаар с опухшими лилово-красными яичками сидел и ждал приема. Рядом сидел другой владелец, у которого в сумке лежал маленький серебристый пудель. Спросила владельцев:

— Как здесь лечат? Насколько дорого?

Услышала в ответ, что если точного диагноза у собаки нет, то лучше сюда не попадать. Потому что если собаке делают химиотерапию, то оставляют в виварии на несколько дней в клетке. После удаления опухолей тоже. Лечение в среднем стоит около 1000 у. е., может чуть меньше. Схватившись за голову, я пулей вылетела из приемной, решив для себя, что надо искать другие пути.

На мое счастье у нас на собачьей площадке гуляла замечательная девушка, которая училась на тот момент на 5-ом курсе Ветеринарной академии им. Скрябина. Увидев мое отчаянье, она посоветовала съездить в академию. Взяв на работе отгул, взяла пса и поехала общественным транспортом в Кузьминки. Зайдя на территорию академии, сразу пошли в корпус Клинической хирургии. Прием вели две пожилые женщины, которые, увидев моего лайчонка, заахали:

— Какой красивый! Какие глаза умные! И что же с такой красотой приключилось.

Дополню. Поехала я со своей подругой, у которой тоже были две старые собаки, ризеншнауцер Кешка десяти лет и цвергшнауцер Билли Бонс девяти лет, но она была без собак. Вдвоем с ней мы затащили моего мальчика на стол. Одна из врачей смазала вазелином пальцы и стала методично прощупывать собаку. Сказать, что пес взвыл дурным голосом, это ничего не сказать. Он орал. Во — первых, всю жизнь моя собака обладает очень независимой натурой и никогда не позволяет фамильярностей — никому. Казан честно умел дружить, но без фривольностей. Что мне тут же и сказали.

— Ваш пес кричит так, не потому что больно, а потому что это насилие над его личностью.

Во-вторых, Казан решил, что если нельзя кусаться (морду ему связали прочным бинтом, и затянули последний узел за острыми ушами), то надо хотя бы орать, чтобы воздействовать на «мамину» нервную систему. Однако «вредная мама», обладала железной хваткой, не менее прочными нервами, и продолжала крепко держать своего любимого мальчика. Затем прощупали шишку под мышкой. Заключение было совсем другим, нежели у хирурга районной клиники. У Казана была грыжа и развившийся простатит. Все это находилось на одном уровне, давило друг на друга и пережимало кишечник. Необходимо было делать две операции. Первым этапом — кастрацию, вторым — закреплять грыжу. Про шишку под мышкой ответили, что это доброкачественная опухоль фиброма, но её тоже нужно удалять. После сказанного врачами мне хотелось прыгать и летать.

— Ура! Можно бороться! Не все потеряно!

Про моральный аспект говорить трудно. Муж, услышав про надвигающуюся операцию, устроил скандал, как — будто кастрацию нужно было проводить не Казану, а ему лично. Он мне описал все прелести бревна в виде собаки. Сказал, что лучше умереть мужчиной, чем кастратом. Что моя собака больше не будет защищать квартиру, дочку, его и меня. Что кроме еды у него не останется никаких пристрастий, что даже кошки (уж, мы их душили, душили…) больше не будут волновать душу лайчонка. Более того, он просто стал коситься на меня с каким — то странным выражением лица. Пришлось в течение недели объяснять, что без этих двух операций пес проживет около года или чуть больше, а если ему помочь, то лет пять он нас всех еще порадует. В итоге, конечно супруг согласился со мной и затих. Добил меня наш шеф, ничего не смыслящий в собаках и от природы ненавидевший их. Когда я писала заявление за свой счёт, и он спросил причину, я честно ему всё рассказала. Шеф задал мне вопрос:

— А после кастрации пёс будет лаять тоненьким голоском, да?

Прыснув от смеха, я ему объяснила, что в хоре мальчиков поют, только юные евнухи, а если это случается позже, то голос не меняется. Шеф удовлетворился ответом, но, как и мой супруг стал на меня странно коситься.

Назначили нам плановую операцию по кастрации и удалению фибромы. Для начала, мы должны были за три недели сбросить вес. Лайка у меня, как многие любимцы перекормленная, нерабочая.

Сели мы на диету. Творог с кефиром, рыба и мизер сырого мяса. Пес конечно после отменного кормления все годы проживания в стае, возмущался, как мог. Он подворовывал. Клянчил куски со стола. У дочери пытался отобрать еду силой, но мы выдержали экзамен и похудели на 4 кг. Через три недели. Приехали в академию на плановую кастрацию. Операцию проводили под общим наркозом в течение 1 часа 10 минут. Попутно вырезали фиброму.

Приехали домой и тут что-то пошло не так. У пса постоянно текла кровь, текла сильно. Промокали сшитые для этой цели штаны, пришлось купить памперсы. Очень сильно отекли наложенные швы. Я ничего не понимала. Колола в огромном количестве уколы с антибиотиками, давала кровоостанавливающие препараты. Стало лучше. Мы продолжали гулять отдельно ото всех, в штанах, переделанных из детских колготок. И тут, мне почудилось, что собаке стало легче. Перестала течь кровь, он очень повеселел и стал тащить меня гулять на собачью площадку. Поостерегшись еще пару дней, я совершила очень большую ошибку.

В один из вечеров я привела пса на собачью площадку. По началу все было хорошо. Понюхали его собаки, отошли, и все стали заниматься своими собачьими делами. Да вот на нашу беду, хозяин 4-х русских псовых борзых, искренне пожалев моего страдальца, решил его подкормить, и бросил на землю кусочек рыбы. Естественно, совершенно оголодавший за это время пес бросился на лакомый кусок. А вместе с ним бросились и борзые. Казан, утробно рыкнул на борзюков и вот тут, случилась страшная вещь. Вся стая борзых бросились на Казана. Они его просто рвали со всех сторон. Но что, самое ужасное все норовили бить под зад. Казан честно дрался со всеми одновременно, но силы были слишком не равны. Я не помню, как я вытащила его из круга разъярившихся собак. А когда вытащила, увидела, страшную картину. Грыжа была вырвана наружу и висела.

Я бежала с собакой домой и выла. Выла в голос. Ворвавшись домой рухнула у двери. Муж примотал чистым бинтом грыжу с кусочком кишки к ноге пса, схватил меня, собаку и поволок нас на улицу ловить машину. Дочка испугалась за мою психику и кинулась звонить бабушке, а мы поймали машину и рванули в ночную клинику на Цветном бульваре. Все это происходило в 11 часов вечера. Прилетели в клинику. На счастье мы оказались единственными, молодой ризеншнауцер в соседней комнате уже приходил в себя. Казана опять потащили на стол. Врач, молодой мужчина, сказал, что он сейчас только заштопает дырку и вправит сальник, а операцию потом нужно будет делать все равно. Вкатали моей собаке второй общий наркоз. Пес осел прямо мне на руки, а потом его долго шили. Отдали нам его, когда он ещё только-только очнулся от наркоза. В два часа ночи мы опять поймали машину и поехали домой. Казан лежал на заднем сиденье машины, в забытьи, было ощущение, что он так и не пришёл в сознание. На кухне в квартире сидели плачущая дочка и плачущая бабушка, которая приехала с другого конца Москвы, чтобы поддержать всех нас.

Дома еще в течение часа, Казан медленно отходил от наркоза. У него текли из глаз слезы.

И вдруг, он слабо завилял мне хвостом. Он завилял хвостом и мутно посмотрел на меня.

— Миленький! Ты выжил! Мы с тобой еще покоптим, правда? Ты только живи!

Мы все собрались около него. Утром Казану стало легче, он даже вышел гулять. Я взяла очередной день за свой счет на работе и началось очередное выхаживание. Куча уколов, куча таблеток. Дело пошло на поправку. Стали подступать новогодние праздники, 29 декабря у нас на работе был новогодний вечер. Отлично проведя вечер в компании сослуживцев, я отправилась на вечернюю прогулку с собакой. Пес всячески старался мне показать, как он себя отлично чувствует. И тут случается очередной взрыв.

Пес присаживается на клумбу, дико взвизгивает и у него из анального отверстия выпадает сантиметров 10 прямой кишки. Трясущимися руками, хватаю пса за ошейник. Одной рукой держу ошейник, а другой начинаю медленно заталкивать кишку обратно. Пес орет от боли.