Астафьев Виктор Петрович

 
Герой Социалистического Труда (1989)
Кавалер ордена Ленина (1989)
Кавалер ордена Трудового Красного Знамени (1971, 1974, 1984)
Кавалер ордена Дружбы народов (1981, к юбилею Союза писателей СССР)
Кавалер ордена Отечественной войны I степени (1985)
Кавалер ордена Дружбы — К 70-летию со дня рождения.
Кавалер ордена Красной Звезды
Кавалер ордена  За заслуги перед Отечеством  II степени
Награжден медалью  За отвагу  (1943)
Награжден медалью  За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.
Лауреат Государственной премии СССР (1978, за повесть  Царь-рыба )
Лауреат Государственной премии СССР (1991, за роман  Зрячий посох )
Лауреат Государственной премии РСФСР имени М. Горького (1975, за повести  Перевал ,  Кража ,  Последний поклон  и  Пастух и пастушка )
Лауреат Государственной премии Российской Федерации (1995, за роман  Прокляты и убиты )
Лауреат Государственная премия Российской Федерации (2003, посмертно)
Лауреат Пушкинской премии фонда Альфреда Тепфера (ФРГ; 1997)
Лауреат премии  Триумф
 

 
Пожалуйста, не топчитесь на наших могилах и как можно реже беспокойте нас. Если читателям и почитателям захочется устраивать поминки, не пейте много вина и не говорите громких речей, а лучше молитесь. И не надо что-либо переименовывать, прежде всего - мое родное село... Желаю всем вам лучшей доли, ради этого жил, работал и страдал. Храни вас всех Господь!  Из завещания Виктора Астафьева.
 

 
 
Виктор Астафьев родился 1 мая 1924 года в деревне Овсянка в Красноярском крае.
 
Он был третьим ребёнком в семье, две его старшие сестры умерли в младенчестве. Через несколько лет после рождения Виктора его отец Петр Астафьев попал в тюрьму с формулировкой  вредительство . Во время одной из поездок мамы Астафьева Лидии Потылициной к Петру Павловичу лодка, в которой среди прочих плыла она, перевернулась. Лидия Ильинична, упав в воду, зацепилась косой за сплавную бону и утонула. Её тело нашли лишь через несколько дней. Виктору тогда было семь лет. После смерти матери Виктор жил у её родителей — Екатерины Петровны и Ильи Евграфовича Потылициных. О детстве, проведённом с бабушкой Катериной Петровной и оставившим в душе писателя светлые воспоминания, Виктор Астафьев рассказал в первой части автобиографии  Последний поклон .
 
Выйдя из заключения, отец будущего писателя женился во второй раз. Решив податься за  северной дикой деньгой , Петр Астафьев с женой и двумя сыновьями — Виктором и новорождённым Николаем — отправился в Игарку, куда выслали раскулаченную семью его отца Павла Астафьева. Летом следующего года отец Виктора заключил договор с игарским рыбзаводом и взял сына на промысловую рыбалку в местечко между посёлками Карасино и Полоем. После окончания путины, возвратившись в Игарку, Петр Астафьев попал в больницу. Брошенный мачехой и родными, Виктор оказался на улице, и несколько месяцев жил в заброшенном здании парикмахерской, однако после серьёзного инцидента в школе получил направление в детский дом-интернат.  Самостоятельную жизнь я начал сразу, безо всякой подготовки , — писал впоследствии Виктор Астафьев.
 
Учитель школы-интерната сибирский поэт Игнатий Рождественский у Виктора любовь к литературе и развил ее. Сочинение о любимом озере, напечатанное Астафьевым в школьном журнале, развернется позднее в рассказ  Васюткино озеро . Окончив школу-интернат, Астафьев зарабатывал себе на хлеб в станке Курейка.  Детство мое осталось в далеком Заполярье, — писал спустя годы Астафьев. — Дитя, по выражению деда Павла,  не рожено, не прошено, папой с мамой брошено , тоже куда-то девалось, точнее — откатилось от меня. Чужой себе и всем, подросток или юноша вступал во взрослую трудовую жизнь военной поры . Собрав денег на билет, Виктор уехал в Красноярск, и поступил в железнодорожную школу ФЗО.  Группу и профессию в ФЗО я не выбирал — они сами меня выбрали  - рассказывал впоследствии писатель. После окончания школы ФЗО в 1942 году Виктор проработал четыре месяца составителем поездов на станции Базаиха и ушел добровольцем в армию.
 

 
В 1942-1943 годах он обучался в пехотном училище в Новосибирске, после чего воевал на Брянском, Воронежском и Степном фронтах, объединившихся затем в Первый Украинский фронт. Фронтовая биография солдата Астафьева была отмечена орденом Красной Звезды, медалями  За отвагу ,  За победу над Германией  и  За освобождение Польши .
 
Несколько раз он был тяжело ранен, а в 1943 году познакомился на фронте со своей будущей женой медсестрой Марией Корякиной. Они были очень разные: он любил деревню Овсянку под Красноярском, где родился и провел самые счастливые годы, а она - нет. Он был необычайно талантлив, а она писала из чувства самоутверждения. Он обожал дочь, она – сына. Виктор Петрович мог выпить и любил женщин, она ревновала его и к людям, и даже к книгам. У него были две внебрачные дочери, которых он скрывал, а она всегда страстно мечтала только о том, чтобы он был предан семье. Он несколько раз уходил из семьи, но всегда возвращался. Эти такие разные люди не смогли расстаться и прожили вместе 57 лет, до самой смерти Виктора Петровича. Она всегда была для него и секретарь, и машинистка, и домохозяйка. Когда Мария Корякина написала автобиографическую повесть  Знаки жизни , Астафьев просил не публиковать ее. Мария Семеновна не послушалась. А он написал  Веселого солдата , о тех же самых событиях.
 

 
Осенью 1945 года Виктор Астафьев демобилизовался из армии и вместе со своей женой приехал на ее родину в город Чусовой на западном Урале. Жилось им тяжело, особенно после того, как домой вернулась сестра Марии Семеновны с мужем. Оба супруга по-разному рассказывали о жизни в Чусовой. Мария Корякина:  Марея приехала! Слава Богу, жива-здорова! И Витя вот с нею, тоже солдат. Теперь дома. В тесноте, да не в обиде. Со временем что-нибудь придумаем, разместимся, всем места хватит . Виктор Астафьев писал:  Теща, когда-то полная телом и сильная характером, умевшая править многолюдной семьей, вдруг залебезила перед капитаном с Калерией.. Кровать наша железная….. скоро оказалась за печкой. Там темно и жарко. Я после контузии плохо переношу жару, вижу кошмарные сны. Но самое главное – я лишился самой большой отрады из всей моей пестрой жизни – возможности читать .
 

 
Из-за состояния здоровья Виктор не мог вернуться к работе по своей специальности и, чтобы кормить семью, работал в разное время слесарем, чернорабочим, грузчиком, плотником, мойщиком мясных туш, и даже вахтером мясокомбината. В марте 1947 года у него родилась дочка, но в начале сентября девочка умерла от тяжелой диспепсии, — время было голодное, у матери не хватало молока, а продовольственных карточек взять было неоткуда. О смерти первой дочери Лиды Мария Корякина рассказывала:  Витя однажды приносил в больницу самодельные конфеты, купленные на базаре, и когда их опустишь в молоко, то оно делалось либо голубым, либо розовым – в зависимости от цвета тех конфет. С них и началась эта жестокая диспепсия у девочки – в больнице их запретили их давать . Виктор Астафьев писал:  Ранней осенью мы потеряли нашу девочку. Да и мудрено было ее не потерять в нашей халупе. Зимою жена застудила груди, и мы кормили девочку коровьим молоком, добавляя в него по случаю купленный сахар. Голодом уморили ребенка в больнице .
 
В мае 1948 года у Астафьевых родилась дочь Ирина, а в марте 1950 года — сын Андрей.
 

 
В 1951 году, попав на занятие литературного кружка при газете  Чусовской рабочий , Виктор Петрович за одну ночь написал рассказ  Гражданский человек , впоследствии названный Астафьевым  Сибиряк . С 1951-го но 1955-й годы Астафьев работал литературным сотрудником газеты  Чусовской рабочий, а Мария Семеновна, проработав какое-то время на предприятиях города, пришла работать на местное радио радиожурналистом. В 1953 году в Перми вышла первая книжка рассказов Виктора Астафьева, названная  До будущей весны , а в 1955 году была опубликована вторая книга под названием  Огоньки . Это были рассказы для детей.
 
В 1955-1957-х годах Астафьев написал роман  Тают снега , и издал еще две книги для детей:  Васюткино озеро  в 1956 году и  Дядя Кузя, куры, лиса и кот  в 1957 году. Также он печатал очерки и рассказы в альманахе  Прикамье , журнале  Смена , сборниках  Охотничьи были  и  Приметы времени . С апреля 1957 года Астафьев стал специальным корреспондентом Пермского областного радио, а в 1958 году увидел свет его роман  Тают снега . Вскоре Виктор Астафьев был принят в Союз писателей РСФСР, и в 1959 году был направлен на Высшие литературные курсы при Литературном институте имени Максима Горького. Он два года учился в Москве, и конец 1950-х годов был отмечен расцветом лирической прозы Астафьева - им были написаны повести  Перевал  в 1959 году и  Стародуб  в 1960 году, а повесть  Звездопад , написанная им на одном дыхании всего за несколько дней в 1960 году, принесла ему широкую известность.
 

 
В 1962 году семья Астафьевых переехала в Пермь, а в 1969 году — в Вологду. 1960-е годы были чрезвычайно плодотворны для писателя. Им была написана повесть  Кража  и новеллы, составившие впоследствии повесть в рассказах  Последний поклон :  Зорькина песня  в 1960 году,  Гуси в полынье  в 1961 году,  Запах сена  в 1963 году,  Деревья растут для всех  в 1964 году,  Дядя Филипп — судовой механик  в 1965 году,  Монах в новых штанах  в 1966 году,  Осенние грусти и радости  в 1966 году,  Ночь темная-темная  в 1967 году,  Последний поклон  в 1967 году,  Где-то гремит война  в 1967 году,  Фотография, на которой меня нет  и  Бабушкин праздник  в 1968 году. Повесть  Последний поклон  была опубликована в Перми отдельной книгой в 1968 году. В вологодский период жизни Астафьевым были также созданы пьесы  Черемуха  и  Прости меня .
 
В Перми Мария Корякина начала писать, также – как и ее муж. Она говорила:  Я старалась и стараюсь возвыситься до его ко мне отношения. Мне хотелось быть такой умной, сказать что-то очень нужное, самое-самое , он же смешливо оценивал ее творчество –  …Время есть, так пусть пишет свои книги . Первый рассказ Корякиной  Трудное счастье  был опубликован 10 октября 1965 года в пермской газете  Звезда . Затем в 1968 году вышла в свет повесть  Ночное дежурство . В 1978 году Мария Астафьева-Корякина была принята в Союз писателей СССР, и публиковала свои произведения в журналах  Смена ,  Москва  и  Советская женщина . Она написала шестнадцать книг, в числе которых были книга  Анфиса , написанная в 1974 году,  Сколько лет, сколько зим , написанная в 1981 году,  Пешком с войны , написанная в 1982 году,  Шум далёких поездов , написанная в 1984 году,  Липа вековая , написанная в 1987 году,  Надежда горькая, как дым , написанная в 1989 году,  Знаки жизни , написанная в 1994 году,  Земная память и печаль , написанная в 1996 году и другие произведения. В основном её книги состояли из воспоминаний. Мария Корякина говорила:  Не услышат люди меня: все больше дичают. Осталось у Бога просить, чтобы повезло больше нашим детям и внукам, чтобы счастливы и спокойны они были . При этом Мария Семеновна была главным помощником Виктора Астафьева, его душой, секретарем и нянькой.
 

 
В 1954 году Астафьев задумал повесть  Пастух и пастушка. Современная пастораль  —  любимое свое детище , но этому замыслу было суждено осуществиться лишь спустя 15 лет. Астафьев написал это произведение за три дня,  совершенно обалделый и счастливый , им был создан  черновик в сто двадцать страниц , а затем писатель лишь шлифовал текст. Написанная в 1967 году, повесть трудно проходила в печати и впервые была опубликована в журнале  Наш современник  в 1971 году. Писатель возвращался к тексту повести в 1971 и 1989 годах, восстановив вычеркнутые цензурой фрагменты. В 1975 году за повести  Перевал ,  Последний поклон ,  Кража  и  Пастух и пастушка  Виктору Астафьеву была присуждена Государственная премия РСФСР имени Максима Горького. В 1960-е годы Астафьевым были написаны рассказы  Старая лошадь ,  О чем ты плачешь, ель ,  Руки жены ,  Сашка Лебедев ,  Тревожный сон ,  Индия ,  Митяй с землечерпалки ,  Яшка-лось ,  Синие сумерки ,  Бери да помни ,  Ясным ли днем ,  Русский алмаз  и  Без последнего .
 
К 1965 году начал складываться цикл затесей — лирических миниатюр Астафьева, его раздумий о жизни и заметок для себя. Они печатались в центральных и периферийных журналах, а в 1972 году  Затеси  вышли отдельной книгой в издательстве  Советский писатель  —  Деревенское приключение .  Песнопевица ,  Как лечили богиню ,  Звезды и елочки ,  Тура ,  Родные березы ,  Весенний остров ,  Хлебозары ,  Чтобы боль каждого… ,  Кладбище ,  И прахом своим ,  Домский собор ,  Видение ,  Ягодка  и  Вздох . К жанру затесей писатель постоянно обращался в своем творчестве.
 
В 1972 году Астафьев написал свое  радостное детище  —  Оду русскому огороду . С 1973 года в печати начали публиковаться рассказы Астафьева, составившие впоследствии знаменитое повествование в рассказах  Царь-рыба :  Бойе ,  Капля ,  У золотой карги ,  Рыбак Грохотало ,  Царь-рыба ,  Летит черное перо ,  Уха на Боганиде ,  Поминки ,  Туруханская лилия ,  Сон о белых горах  и  Нет мне ответа . Но публикация глав в журнале  Наш современник  шла с такими потерями в тексте, что автор от огорчений слег в больницу, никогда больше не возвращался к повести, не восстанавливал ее и не делал новых редакций. Лишь много лет спустя, Астафьев, обнаружив в своем архиве пожелтевшие от времени страницы снятой цензурой главы  Норильцы , опубликовал ее в 1990 году в том же журнале под названием  Не хватает сердца . Впервые  Царь-рыба  была опубликована в книге  Мальчик в белой рубахе , вышедшей в издательстве  Молодая гвардия  в 1977 году. А в 1978 году за повествование в рассказах  Царь-рыба  Виктор Астафьев был удостоен Государственной премии СССР.
 
В 1970-е годы писатель обратился к теме своего детства — им были написаны новые главы к  Последнему поклону . Им были опубликованы  Пир после победы ,  Бурундук на кресте ,  Карасиная погибель ,  Без приюта ,  Сорока ,  Приворотное зелье ,  Гори, гори ясно  и  Соевые конфеты . Повесть о детстве в двух книгах вышла в 1978 году в издательстве  Современник . А с 1978-го по 1982-й год Астафьев работал над повестью  Зрячий посох , изданной в 1988 году. В 1991 году за эту повесть писатель был удостоен Государственной премии СССР.
 
В 1980 году Астафьев переехал жить на родину в Красноярск, где начался новый, чрезвычайно плодотворный период его творчества. В Красноярске и в Овсянке — деревне его детства — им были написаны роман  Печальный детектив  в 1985 году и такие рассказы, как  Медвежья кровь ,  Жизнь прожить ,  Вимба ,  Светопреставление ,  Слепой рыбак ,  Ловля пескарей в Грузии ,  Тельняшка с Тихого океана ,  Голубое поле под голубыми небесами ,  Улыбка волчицы ,  Мною рожденный ,  Людочка  и  Разговор со старым ружьем .
 
17 августа 1987 года скоропостижно скончалась дочь Астафьевых Ирина. Она была похоронена на кладбище в Овсянке, после чего Виктор Петрович и Мария Семеновна забрали к себе маленьких внуков Витю и Полю. Жизнь на родине всколыхнула воспоминания писателя и подарила его читателям новые рассказы о детстве —  Предчувствие ледохода ,  Заберега ,  Стряпухина радость ,  Пеструха ,  Легенда о стеклянной кринке ,  Кончина , и в 1989 году  Последний поклон  вышел в трех книгах в издательстве  Молодая гвардия . В 1992 году появились еще две главы —  Забубенная головушка  и  Вечерние раздумья .
 
Животворящий свет детства  потребовал от писателя более тридцати лет творческого труда. На родине Астафьевым была создана и его главная книга о войне — роман  Прокляты и убиты : первая часть  Чертова яма  и вторая часть  Плацдарм , отняли у писателя немало сил и здоровья, вызвав после публикации бурную читательскую полемику.
 

 
В 1989 году Астафьеву присвоено звание Героя Социалистического Труда. С 1989 года по 1991 год Астафьев был народным депутатом СССР, в 1993 году подписал  Письмо 42-х , а в 1994 году  за выдающийся вклад в отечественную литературу  ему была присуждена Российская независимая премия  Триумф .
 
В 1995 году за роман  Прокляты и убиты  Астафьев был удостоен Государственной премии России, с сентября 1994-го по январь 1995 года писатель работал над новой повестью о войне  Так хочется жить , а в 1995-1996 годах написал  военную  повесть  Обертон . В 1997 году он завершил повесть  Веселый солдат , начатую в 1987 году. Веселый солдат — это был он, израненный молодой солдат Астафьев, вернувшийся с фронта и примеривающийся к мирной гражданской жизни. В 1997-1998 годах в Красноярске было опубликовано издание собрания сочинений Виктора Астафьева в 15 томах, с подробными комментариями автора. В 1997 году писателю была присуждена Международная Пушкинская премия, а в 1998 году он был удостоен премии  За честь и достоинство таланта  Международного литфонда. В конце 1998 года Виктору Астафьеву была присуждена премия имени Аполлона Григорьева Академии русской современной словесности.
 

 
2001-й год Виктор Астафьев провел в Красноярских больницах. Сказалось его ранение на войне и возраст. С апреля 2001 года Виктор Астафьев перенес два инсульта, но сильнее всего на здоровье писателя отразилась реакция Красноярского Краевого Совета Депутатов на ходатайство его друзей о выделении средств на лечение писателя заграницей. Рассмотрение, казалось бы, простого вопроса, превратилось в судилище над писателем. Депутаты обвинили Астафьева в фальшивом отображении истории страны, предательстве, заигрывании с Западом и российском шовинизме. Денег на лечение писателя выделено не было, и в местной больнице врачи были вынуждены выписать Астафьева умирать домой. Свои последние дни писатель провел в Овсянке, где скончался 29 ноября 2001 года.
 
Виктор Астафьев был похоронен у себя на родине в Овсянке.
 

 
После похорон мужа Мария Семеновна перенесла несколько инфарктов и тяжелую операцию. Она передала личные вещи мужа в музей  Жизнь и творчество семьи Астафьевых  в Красноярске, где был полностью воссоздан рабочий кабинет Виктора Астафьева. В нем можно было увидеть, как кабинет выглядел при жизни Астафьева - огромный письменный стол, фотографии, книги, картины, медвежья шкура, кинопленки с фильмами на его сценарии. Мария Семеновна разобрала архивы: все ценные материалы были отправлены в рукописный отдел Пушкинского дома в Санкт-Петербурге, в Российский Центральный архив имени Горького в Москве, в Пермский архивный центр, где был создан фонд Астафьевых. Мария Семеновна Астафьева-Корякина умерла 17 ноября 2011 года и была похоронена рядом с мужем и дочерью. В Овсянке был установлен памятник Виктору и Марии Астафьевым.
 

 
О Викторе Астафьеве был снят документальный фильм.
 
 
 
 
 
Текст подготовила Татьяна Халина
 
Использованные материалы:
 
Материалы сайта www.astafiev.ru
В.П.Астафьев  Последний поклон
Материалы сайта www.nash-sovremennik.ru
М.С. Астафьева-Корякина  Знаки жизни
 
 
Интервью с Виктором Астафьевым:  Душа хотела быть звездой
 

 
Виктор Астафьев. Из письма жене. 1967 год:  Как жить? Как работать? Эти вопросы и без того не оставляют меня ни на минуту, а тут последние проблески света затыкают грязной лапой…Настроение ужасно. Мне хочется завыть и удариться башкой о стену. Будь же проклято время, в которое нам довелось жить и работать!.. Нас ждет великое банкротство, и мы бессильны ему противостоять. Даже единственную возможность – талант – и то нам не дают реализовать, употребить на пользу людям. Нас засупонивают все туже и туже… Руки опускаются. И жаль, что это ремесло невозможно бросить .
 
К моменту нашей встречи Астафьеву исполнилось семьдесят семь лет. И я разговаривал с человеком, который не просто прожил целую эпоху, а сумел еще и осмыслить прожитое. Редко кто берется за такую тягостную и неблагодарную работу.
 
— Виктор Петрович, однажды Вы сказали:  Главное, чтобы душа была в мире с людьми и с самим собой, а дело было у каждого такое, чтобы забирало целиком . Но у Вас, не очень-то получалось жить со всеми в мире…
 
— У меня с умными людьми всегда складывались добрые отношения, потому что умею их слушать. Я у Твардовского был пятнадцать минут и больше его слушал, чем сам говорил. Во все уши слушал. Хотя мое время для встречи с ним было очень ограничено. Может, те пятнадцать минут я и отрабатываю теперь всю жизнь. Кто знает… Вообще, на встречи с умными людьми мне везет. И думаю, что их — порядочных и культурных — надо искать и открывать. А открывши, успевать больше слушать и перенимать. Радоваться, что даром отдают… Нужно научиться не упускать счастливых минут драгоценного и редкого общения с ними. Сейчас в провинции, в нашей Сибири, по-настоящему образованным, культурным людям живется очень трудно… Я знаю таких, им — очень тяжело. Они находятся в изоляции. Они — сами с собой. Обществом не востребованы.
 
— У вас была возможность остаться в Москве, но вы всю жизнь прожили в провинции. Тем не менее, другим писателям советовали пожить в столице,  называя это необходимым благом …
 
— Москва дала возможность прикоснуться к сокровищам культуры, но жить там постоянно… Нет! А провинция мне помогла остаться самим собой. Остался ли бы я таким в Москве, при моей мягкотелости, – не уверен.
 
— Вы, сумевший столько пережить и добиться всего в одиночку, так легко говорите об этом …
 
— Ну а чего уж тут скрывать…Тем более, знаю, о чем говорю: два года я учился в Москве на Высших литературных курсах. Да, были очень заманчивые предложения. Например, рабочая должность секретаря Союза писателей. Для этого я должен был написать хвалебную статью на роман одного нашего классика, родом, кстати, из Сибири. Вот… Я ему сказал:  Книга уж больно толстая, мне не осилить ее со своим одним “гляделом”. (У меня с войны фактически один зрячий глаз остался.) А он говорит:  А ты не читай. Ты ее мельком по диагонали пробеги, лишь бы потом  красных  с  белыми  не спутать .  Нет, — говорю, не буду — ни читать, ни писать . —  Ты подумай, ведь квартиру хорошую тебе дадим. Должность приличная. Да и Москва, все-таки! . Подумал! Предлагали стать заведующим отделом прозы в журналах:  Смена ,  Октябрь ,  Дружба народов … Но это же самая пьющая должность! Каждый приходит и, чтоб как-то увеличить шанс напечататься, притаскивает поллитру. Я бы давно спился из-за своей безотказности. Как это произошло с большинством наших провинциалов, которые давно уже лежат по окраинам Москвы на кладбищах. Это Шукшин похоронен на Ваганьковском, да еще несколько человек с периферии! Все остальные — на погостах, заросших крапивой. Там бы и я, наверное, лежал.
 
— После провинции Москва как бы давала возможность похлебать сладкую жизнь ложкой … Редко кто упускал такой шанс…
 
— Я сам себя стал по-настоящему осознавать только в зрелом возрасте. Поэтому раньше, в Москве, запутал бы свою жизнь полностью и наверняка потерял бы семью. А так худо-бедно, но мне ее удалось сохранить. Пятьдесят пять лет, как мы живем с моей Марьей Семеновной. Подумать дико, сколько мы уже вместе! И она у меня, и друг, и помощник, и хозяйка хорошая, настоящий домашний эконом. Этим я могу похвалиться! Вообще, мне всю жизнь казалось, что на всем белом свете командую только одним человеком: своей бабой. И вдруг, в пятьдесят лет, понял, что глубоко заблуждался, — это она руководила мной, а не я ею…
 
— Виктор Петрович, какую роль в Вашем становлении сыграла природная закваска?
 
— У меня мама очень умной была. Папа, хоть и был всяким, но тоже личностью был. Это — одно. Второе — я очень рано начал читать. И Бог наградил хорошей памятью. Видимо не зря. Я читал и размышлял. Ведь можно много читать, читать, читать… И как солому: жевать, жевать, жевать… И все, как у коровы, – через кишечник и дальше. А можно и через голову. Вот у меня что-то в ней застревало. И я теперь понимаю, что с раннего детства во мне здорово  застревало  еще и чувство благодарности. Так сложилось, что рос я сиротой, и каждый доставшийся мне  кусочек  редкой радости запоминался. Во мне до сих пор осталась острая потребность отзываться на добро. Думаю, что неблагодарность – самый тяжкий грех перед Богом. И могу сказать, что большую часть своего писательского времени я потратил на помощь другим. Мне тоже помогали в начале моего творческого пути, и я помогал и помогаю другим. Навыпускал, как говорится, из-под своего крыла массу пишущих. Написал также уйму предисловий к  чужим  творениям. Иногда, сегодня признаюсь в этом, писал и предисловия к заведомо плохим книжкам.
 
— Так было трудно отказывать просящим?
 
— А как откажешь?! Когда человек больной или так сложилась судьба… У нас-то жизнь тяжкая всегда была, и повод для Фото Олега Нехаева Дом в Овсянкесострадания все время находился… И не в силах я был иногда отказать. Пожалеешь пишущего… А потом мне говорят: что ты такое говно окрылил своим предисловием?! А ты знаешь, что у этого  говна  – душа золотая, да вот талантишка – маленький. Но семье его там, где-то в Рязани, жить не на что… Вот и помогал опять же из-за этих обстоятельств… Очень многим я дал и рекомендации для вступления в Союз писателей. И по этому поводу плевки в ответ тоже получил. За жизнь – четыре, может – пять.
 
В этот момент к Астафьеву зашел Сергей Ким, руководитель красноярской телекомпании. Единственный посетитель за этот день. По крайней мере, с утра до позднего вечера. И он помог добавить штришок к портрету писателя. Когда Ким уйдет, Виктор Петрович скажет:
 
— Серёжа молодец. Поддерживает. Подбадривает. Он-то быстро понял, что мне особо-то и обратиться за подмогой не к кому... Поэтому, когда надумаю в Овсянке пёрышком поскрябать, я ему звоню, чтобы меня туда отвёз на своей машине... Выручает. Я попытаюсь в этот момент уйти вслед за Кимом. А Астафьев увидит у меня фотографии староверов из таежной глухомани и начнет с интересом их рассматривать. А, затем, и подробно расспрашивать об их жизни. Тогда я еще не знал, что он сам из этого же роду-племени. Чтобы не терять драгоценного времени на мой монолог я ему оставлю свой очерк о  раскольниках  и вновь включу диктофон. Он начнет рассказывать и тут же прервется и скажет с хитринкой в глазах:
 
— А я тебе тоже сейчас скажу, так же как ты мне: о моих встречах с президентами можешь прочитать в моем очерке. Я тоже об этом написал. Зачем нам тратить время… Думаешь, у меня его много? Вот повесть еще хочу успеть написать. И вон, видишь, сколько еще ожидающих...
 
Только после этих слов я понял назначение огромной кипы новых книг и пакетов с рукописями, лежавших прямо на полу в углу палаты. Все они ждали предисловия или отзыва Астафьева. А мне вынужденно пришлось рассказывать о таежных похождениях, об охотниках, о моем пребывании в гостях у енисейского писателя Алексея Бондаренко, с которым был хорошо знаком Виктор Петрович... Спустя месяц я получу письмо от Романа Солнцева. Астафьев попросит его опубликовать мой очерк о староверах в ближайшем номере редактируемого им журнала. От такого продвижения без очереди я вежливо откажусь. Но память останется об этом неизгладимая. Только вот я сам до сих пор не могу помогать всем так, как помогал Астафьев. Для себя все это объясняю нехваткой времени, но, наверное, не хватает другого – широты душевной. Примечательно, что Астафьев, свою поддержку другим связывал со своей  безотказностью . Шутил:  Хорошо, что не родился женщиной, а то бы по рукам пошел… . Кое-кто такие его ссылки на  мягкотелость  принимал за чистую монету. Постыдное письмо против А.И.Солженицына в 1970 году подписали многие знаменитые литераторы. Астафьев (к тому времени он уже был членом правления Союза писателей) это  клеймление позором зарвавшегося отщепенца  не поддержал. Хотя прекрасно знал, что только послушное раболепие могло обеспечить безбедное существование. Астафьев отправил своим коллегам в Москву возмущенное послание:  …то, что я читал напечатанное в журнале, особенно  Матренин двор  - убедило меня в том, что Солженицын – дарование большое, редкостное, а его взашей вытолкали из членов Союза и намек дают, чтобы он вообще из  дома нашего  убирался. А мы сидим и трем в носу, делаем вид, будто и не понимаем вовсе, что это нас припугнуть хотят, ворчим по зауголкам, митингуем в домашнем кругу. Стыд-то какой!..  И тут Астафьев делает удивительное примечание по поводу этого послания. Нет его в архиве Союза писателей, сообщает он, сам проверял: может и правда, не получали, а может, и Всевышний беду тогда отвел. Спустя почти четверть века Солженицын, возвращаясь на Родину, заедет в Овсянку и крепко обнимет Астафьева. Одного из немногих, кто не предал истину. Сергей Залыгин (из письма Астафьеву 21.04.1984):  Не скоро еще будет понято, что значит Ваша жизнь и значение всего того, что сделано Вами в литературе. Тем более, что Вы и сами об этом значении не шибко думаете, ну просто консерватор какой-то, отсталый элемент. Несознательный!  Виктор Астафьев (из письма Владимиру Яковлевичу Лакшину) :  Я в святые не прошусь и знаю, что не достоин веры в Бога, а хотелось бы, но столько лжи и  святой  гадости написал, работая в газете, на соврадио, да и в первых  взрослых  опусах, что меня тоже будут жарить на раскаленной сковороде в аду. И поделом!  
 
— Виктор Петрович, многие Вас называют совестью нации, а вы как бы признанием в своих грехах сами себя развенчиваете. Естественнее было бы услышать, как президенты, другие сильные мира сего искали с Вами встречи, домой к Вам в Овсянку приезжали. Ведь, из нынешних писателей никто, кроме Вас, таких визитов больше не удостаивался…
 
— Ну, ездили, встречались. И Горбачев меня приглашал. И с Ельциным разговаривали. Обедали. Другие хорошие люди наведывались… Не так давно вот Драчевский (тогдашний полномочный представитель президента России по Сибирскому округу – О.Н.) в больницу приезжал – шороху здесь навели. Машины все вокруг поубирали. Людей своих повсюду понаставили. Всех больных позакрывали в палатах. А Драчевский интеллигентным таким, спокойным мужиком оказался… Познакомиться просто пришел. Поговорить.
 
— Многие из политиков, приезжавших к Вам  беседовать , на самом деле, искали через Вас, через упоминание Вашего имени, поддержку в народе. А вы сами для себя находили что-то существенное в этих встречах?
 
— Всегда интересно посмотреть, как чувствует себя человек при большой власти. У меня к этой поре уже была накоплена какая-то внутренняя культура, чтобы и не фиглярничать, и не низкопоклонничать. Да и умный человек никогда не заставит тебя унижаться. НИКОГДА. Если он умен. А насчет впечатлений могу сказать, что после таких  интеллектуалов  вождей, как безграмотный Хрущев и самовлюбленный Брежнев, Горбачев и Ельцин казались куда как развитыми людьми. Правда, после одной из таких встреч кое-кто из односельчан на меня обиду затаил. Это когда Ельцин в Овсянку приезжал. Принимали его хорошо. Блинами накормили. Побеседовали. Когда шли с президентом к Енисею — народ вокруг ликовал, рукоплескал ему. Проводил я его, возвращаюсь к теплу, в избу, слышу: мужики ропщут и мне претензии как бы высказывать начинают. Я был утомлен многолюдьем и с раздражением сказал этим храбрецам:  Что же вы, страдая холопским недугом, высказываете храбро все мне, а не только что отбывшему президенту? Из всех вас одна Кулачиха достойна уважения, она умеет бороться за себя!..  Кулачиха эта оттерла охрану плечом, да как была в куртке из обрезанного дождевика, так и ухватила под руку президента. Милиция и охрана в ужасе! А я слышу, как Кулачиха все твердит и твердит свое:  Пензия! Пензия! Пензия!  Еле ее оторвали от Ельцина. Ну трудящиеся, после того разговора со мной, жаловались потом, что, вместо того, чтобы  поговорить по-человечески , я их чуть ли не матом крыл. Ну и пусть! Что от них ждать? Годны что ли только орать в бане, в огороде иль за пьяным столом?.. О себе скажу так: жизнь свою прожил — никогда не заносился. Хотя чего только не предлагали мне, и чем только не окружали, и как только не обхаживали… Все равно остался самим собой. Считаю себя человеком самодостаточным.
 
— Виктор Петрович, а Вам не кажется, что мы сейчас теряем последние остатки: и того родственного человекоощущения, о котором Вы рассказывали, и крепкой сибирской характерности…
 
— Почему теряем? Мы уже потеряли. Размылись границы. Размылся и колоритный язык. Стерлись, стали невыразительными черты лица самой Сибири как нации. Сегодня многие стучат себя в грудь и кричат: я настоящий сибиряк. А ведь большинство настоящих под Москвой в войну полегло. Сейчас доживают свой век последние. Большое смешение произошло. Как говорила моя бабушка:  Одни ирбованные остались!  Это значит – вербованные, приехавшие из других мест, по специальному набору. И они-то, часто как раз и разрушали местный уклад жизни. Традиции остались только там, где не было этого влияния. И я бывал в таких деревнях, например, в Балахтинском районе. Там обходились без замков на дверях. Было трепетное отношение к роднику. Луговину всегда в чистоте содержали. Не воровали… Но самое главное – мужик-сибиряк всегда становился под комель, под тяжелую часть бревна. А баба – под вершину. Сейчас мужик норовит бабу поставить под комель. И уже поставил… Сибирская баба самую большую тяжесть сейчас несет. Я не имею в виду старообрядцев и коренное население. Где-то в глухомани, на Бирюсе или на Ангаре, настоящие сибиряки еще есть. Там, слава Богу, законы не колебнулись и традиции остались. Когда меня спрашивают, иногда с издевкой: ты что ж – настоящий мужик? Я на полном серьезе всегда отвечаю: мужик. Ведь был у меня период, когда я не мог прокормить свою семью и собрался застрелиться… Было такое... Возникло ощущение безысходности и чувство, что никуда я не гожусь, к чертовой матери… И вот только тогда, когда смог сам обеспечить своих близких, стал говорить:  Я — мужик . А сегодня, в этой нашей городской придури, все перевернулось… Все на бабе – и дети, и дом… Фото Олега Нехаева. Виктор Астафьев. Последний снимок. Совсем недавно один из телевизионщиков раздосадовано делился со мной впечатлениями об Астафьеве:  Не понимаю, как в одном человеке может уживаться столько доброты и жестокости. В девяносто первом году он смело выступил против ГКЧП, а в восемьдесят втором — с легкостью подмахнул письмо против  Машины времени . Даже не разбираясь в сути. Раз — и подписал. А его высказывания об  инородцах ! Это — цивилизованный писатель?!  Мой собеседник помолчал, помолчал, а потом вдруг добавил:  Но я не понимаю и другого… Помнишь, по его  Царь-рыбе  в Красноярске балет поставили? Звоню в Москву, говорю: сюжет делаем? А они мне отвечают: ребята, это ваш  крестьянский сын , это для вас событие, а для нас – это не интересно. Понимаешь – это же талантище, это гордость всей России, а одна московская пигалица решает –  не интересен для страны ваш писатель .
 
— Виктор Петрович, прошлый век оказался переломным для России. Деревня, на которой она держалась столетиями, была разрушена в историческое одночасье. В чем Вы видите главную причину этого?
 
— Я думаю, что беда исходила от коллективизации. Даже не от гражданской войны. Хотя она тоже была для России чудовищным бедствием, а именно от коллективизации. Крестьян посрывали со своих мест, перекуролесили все… И одичала святая русская деревня. Озлобились люди, кусочниками сделались, так и не возвернувшись к духовному началу во всей жизни. Ну а главнейшая причина, конечно, в нас самих и в перевороте в октябре семнадцатого. Народ оказался надсаженным, поруганным, и найдутся ли в нем сегодня достаточные силы, физические и нравственные, чтоб подняться с колен, – я не знаю. Не осталось ведь ни царя в голове, ни Бога в душе. Народ духовно ослабел настолько, что даденной свободы и той не выдержал, испугался испытания самостоятельной жизнью. Для многих лучше снова под ружье, под надзор, но зато чтобы было  спокойно . Свободой пользоваться мы не научены еще. Века в кабале и сотни лет в крепостной зависимости. Вот и весь опыт. Многие сейчас ищут опору в вере. В церковь потянулись. Но, я об этом уже говорил, она нуждается в том, чтобы пыль с себя стряхнуть. Господь ведь не любил ни театров, ни торговли в храме. А сейчас ведь и приторговывают, и помпезности не чураются. Как обряжают патриарха и его свиту! Куда там нашим царям! А вокруг храмов – нищие, которым пожрать нечего. Но церковь по-прежнему призывает к милосердию, смирению и покорности… Мне священник говорит:  Раб Божий!  А я ему:  Ведь не Бог говорит:  Раб мой . А вы говорите, комиссары современные… Иисус, если бы был так смирен, разве его бы на кресте распяли, Сына-то Божьего…  
 
— Видятся ли вам сегодня какие-то подвижки к лучшему?
 
— Сейчас такое положение, что я не рискую сказать что-либо. Вижу только, что все человечество деградирует. Ну а мы идем впереди всей планеты. Бедствуем мы. Бедствуем из-за почти поголовного полупрофессионализма и полуобразованности. Хоть и говорили нам все время, что мы самая читающая и самая образованная страна в мире, — неправда это. На уровне обычной школы мы еще держимся. А в остальном, в профессиональном образовании, мы полу, полу. Находимся на уровне полурабочих, полурестьян. Не будь у нас дач – с голоду бы подыхали. Мы, получается, из деревни ушли, а в город так и не пришли. О земле нужно думать. Не займемся ею по-настоящему в ближайшее время — совсем пропадем. Я всегда говорю: порох и железо жрать не будешь. Сначала нужно обеспечить всех хлебом, а потом и в космос можно лететь. И тут спорить не с чем. Ведь и литература — вещь хорошая. И молитва — тоже. Но они всегда были и будут после хлеба насущного.
 
— Виктор Петрович, что из написанного Вами будет читаться эдак лет через пятьдесят? Не задумывались об этом?
 
— Едва ли из всей нашей литературы, быть может, кроме  Тихого Дона , что-то вообще может уйти в будущее. Едва ли… Могут произойти, конечно, вещи неожиданные. Ведь при жизни Гоголя написанное им очень слабо ценилось. А сейчас он открывается как величайший гений. До сих пор, кстати, плохо прочитанный. Вот когда мы сходимся с критиками, в частности с Курбатовым, с писателем Мишей Кураевым, то мы не можем наговориться о Гоголе. Мы бегаем друг к другу и зачитываем его цитаты. Гоголь, я думаю, уходит в будущее. Там по достоинству оценят его гениальность. Кстати, все, написанное Гоголем, уместилось в шесть томов. А вот место в литературе и культуре, занятое им, я считаю, – громадное. Если говорить о моих книгах, то, может быть, в лучшем случае некоторые вещи просто немножко переживут меня. Возможно, после смерти возникнет какое-то возбуждение вокруг моего имени, так же, как это произошло с Шукшиным. Ведь я встречался с ним и скажу, что при жизни его даже в родных Сростках срамили… Это у нас могут. Умеют любить только мертвых, как еще Пушкин говорил. К сожалению, и этим тоже славна русская нация. Талантливым Россия всегда была мачехой.
 
Автор текста Олег Нехаев
 
 

 
 
1 мая 1924 года – 29 ноября 2001 года
 
Похожие статьи и материалы:
 
Астафьев Виктор (Документальные фильмы)
Виктор Астафьев и Мария Корякина (Цикл передач  Больше, чем любовь )

Астангов Михаил Фёдорович

Народный артист СССР (1955)
Лауреат Государственной премии СССР (1948, 1950, 1951)

 

 
 
Настоящая фамилия Михаила Федоровича - Ружников. Он родился в Варшаве 3 ноября 1900 года в семье железнодорожного служащего и поэтому хорошо владел польским языком.
 
В 1918 году Астангов окончил гимназию и поступил на юридический факультет Московского университета, где его сокурсниками были Р.Н.Симонов, А.М.Лобанов, О.Н.Абдулов и Н.М.Горчаков. Будучи студентом, он занимался в театральной студии актрисы Малого театра А.А.Матвеевой, и брал уроки в студии А.А.Гейрота.
 
В 1920 году он поступил в студию имени Шаляпина, ставшую для него первой актерской школой и первой профессиональной сценой. В это время наибольшее влияние на молодого актера оказал его педагог Л.М.Леонидов, встречи с Е.Б.Вахтанговым и А.Д.Диким.
 
Первые большие роли этого периода своей жизни Астангов сыграл в популярных тогда пьесах  Революционная свадьба  Михаэлиса и  Зеленый попугай  А.Шницлера.
 

 
В 1923 году Астангов перешел в театр имени Комиссаржевской. Там ему принесла известность роль Чичикова. Артист создал образ раба безумной идеи, решившегося на самые отчаянные поступки.
 
В 1927 году Астангов временно уехал из Москвы, и поехал сначала в Одессу, где играл с 1927-го по 1928-й годы, затем в Казань, и недолго работал в Ленинграде в труппе драматического театра Народного дома. Среди самых заметных ролей того времени в послужном списке Астангова - матрос Годун (Разлом Б.А.Лавренева), Квазимодо (Собор Парижской богоматери по В.Гюго), Бетховен (одноименная пьеса Жижмора). Одесский и Казанский сезоны выдвинули Астангова в первый ряд актеров провинциальной сцены.
 

 
В 1930 году Астангов вернулся в Москву, в Театр Революции, где работал с 1925-го по 1927-й год. В 1932 году Астангов сыграл роль итальянского анархиста Спавенты в пьесе  Улица радости  Н.Зархи. Позже артист создал образ Гая в спектакле  Мой друг  Н.Погодина и Ромео в  Ромео и Джульетте , в котором преобладали непокой и трагические предчувствия. Трактовка Астангова принесла спектаклю всероссийскую известность.
 
Интересны были и другие его работы - роль Павла Грекова в одноименной пьесе Б.Войтехова и Л.Ленча в 1939 году, Керенского в спектакле  Правда  А.Корнейчука в 1937 году, Паратова в спектакле  Бесприданница  в 1940 году и других постановках.
 

 
С 1943 по 1945 год Астангов был актером Театра имени Моссовета, где сыграл роли Федора Таланова в  Нашествии  Л.Леонова и Треплева в  Чайке . А в 1945 году он стал актером Театра имени Вахтангова, где и прослужил до конца жизни.
 
Первая сыгранная им роль у вахтанговцев - Сирано де Бержерак в одноименной пьесе Э.Ростана в 1946 году, которую Астангов заканчивал на трагической ноте. Это была своего рода репетиция к Гамлету, сыгранному артистом двенадцать лет спустя.
 
Большое место в искусстве Астангова конца 1940-х - начала 1950-х годов занимала политическая сатира - такие роли, как Мак-Хилл в спектакле  Заговор обреченных  Н.Вирты, Смит в спектакле  Русский вопрос  К.Симонова, Гарготта в спектакле  Миссурийский вальс  Н.Погодина. Рядом с сатирой в репертуаре Астангова были Инсаров в спектакле  Накануне  И.С.Тургенева, Пастухов в спектакле  Кирилл Извеков  по К.Федину и другие роли.
 
К высшим художественным достижениям артиста относится роль Маттиаса Клаузена, сыгранная актером в 1954 году в пьесе  Перед заходом солнца  Г.Гауптмана. Он играл ее, заставляя зрителей верить, что этот седой человек еще способен пылко любить и быть любимым. В то же время артист рассказывал о трагической судьбе человека, у которого в одночасье рухнули иллюзии и идеалы жизни.
 
В 1958 году Астангов сыграл своего знаменитого Гамлета.
 

 
Впервые Астангов снялся в кино в 1933 году. Его первой ролью была роль князя Сумбатова в фильме  Конвейер смерти . А в 1936 году он исполнил роль Кости-капитана в  Заключенных , показав внутреннюю эволюцию своего героя.
 

 
Позже были роли Аракчеева в фильме  Суворов , снятом в 1941 году, Негоро в  Пятнадцатилетнем капитане , в 1945 году.
 

 
Одной из крупнейших работ актера в кино стала роль обывателя Коморовского в фильме Михаила Ромма  Мечта , снятом в 1943 году.
 

 
Будучи актёром-интеллектуалом, Астангов блестяще владел искусством психологического гротеска, стремился к философскому постижению создаваемого образа. Его творчеству были свойственны углубленный психологизм, философичность сценических образов и обостренная эмоциональность. Астангов играл циников, мерзавцев, ретроградов, но не играл никогда дураков. Формула творчества актера парадоксальна:  Цинизм, сознательно творимое зло требует интеллекта .
 
Режиссеры охотно приглашали Астангова на роли фашистов в фильмах об Отечественной войне. Имела свое значение незаурядная внешность Астангова, на которую эффектно накладывалась  отрицательная  психология того или иного персонажа. Характерный, резковатый, поскрипывающий голос актера также помогал режиссерской мысли.
 

 
В образах фашистов Астангов откровенно публицистично разоблачал психологию взбесившегося мелкого буржуа. К этому ряду можно отнести лучшую роль актера - роль пана Станислава Коморовского в фильме Ромма  Мечта . Астангов безукоризненно точно определял национальные черты, психологический склад своего героя.  Мечта  рассказывала о жителях городка на западе панской Польши, незадолго до воссоединения этих земель с Советским Союзом.
 

 
Характерно, что Михаил Ромм менее всего стремится подчеркнуть локальный колорит событий, героев, характеров. Лавочка возле синагоги, не находящий применения своим силам инженер, деревенская девчонка, попавшая в город и непростыми путями приходящая в революцию, извозчики, вечные невесты, пьяницы, - все это было накануне войны, было во многих местах и местечках Восточной Европы. Но одетый с иголочки хлыщ, старательно подчеркивающий в своем имени ударение на предпоследний слог, не дает ошибиться и перенести действие в иное место. Герои  Мечты  раздавлены жизнью. Для них есть лишь два пути - или дальше, вниз, или дорога, по которой можно вырваться из обывательской тины. Астангов ни на миг не забывает о развитии характера.
 
В 1946 году в Одессе проходила съемка фильма  Миклухо-Маклай . Актеры были очарованы и говором одесситов, и юмором, скрывавшимся за каждым их необычным выражением. Вечерами, на набережной у гостиницы, они делились друг с другом не только вновь открытыми одесскими анекдотами, но и характерными словечками, присущими только одесситам, тщетно пытаясь пародировать их.
 
Несколько отстраненно держался Михаил Астангов, на первый взгляд, производивший впечатление сумрачного, замкнутого человека. В действительности, он был тонким и деликатным человеком, обладающим в высшей степени развитым чувством собственного достоинства.
 
Незадолго до завершения съемок в павильоне правительственной телеграммой был срочно вызван в Москву режиссер фильма Александр Разумный. Когда режиссер вернулся в Одессу, собралась вся творческая группа в тревожном ожидании малоприятных сообщений. Режиссер сквозь смех рассказал:  В Москве будем переозвучивать все павильонные сцены. Особенно - дискуссии Миклухи с Брандлером .
 
Роль доктора Брандлера - резидента немецких монополий на далеких тихоокеанских островах исполнял Михаил Астангов, роль же Миклухи-Маклая - Сергей Курилов, многоопытный и обаятельный русский актер мхатовской школы.
 
- Почему? - спросил помрачневший Михаил Астангов. - Звукооператоры опять напортачили, а мы будем отдуваться за них! Ведь другой работы тогда у нас будет невпроворот…
 
- Да не в них дело, - ответил режиссер. - Мы-то все с вами в фильме заговорили по-одесски. В Комитете сказали более резко - с еврейским акцентом. Поживете месяц-другой в Москве - и тогда подложим новую фонограмму. А сейчас - вам старую фонограмму слушать бесполезно, ибо и ухо, и говор у нас настроены на другую музыкальную волну. Вспомните, сколько вы прожили в Одессе.
 
Обычно сдержанный Сергей Курилов едва не вспылил, но мудрый предельно волевой Михаил Астангов прижал его колени к стулу и задумчиво выговорил:  Друг мой, боюсь, что здесь дело не только в интонациях .
 
Это был 1946 год. Назревали трагические события, искалечившие судьбы многих талантливых представителей интеллигенции. Люди тонкой духовной организации и творческой интуиции, повидавшие на своем веку немало социальных потрясений, такие как Михаил Астангов, понимали неумолимые тенденции, инициируемые властью.
 
Из интервью Евгения Марголита специально для  Энциклопедии отечественного кино :  В нем было что-то рыцарственное. Астангов — единственный в нашем кино, кто с одинаковым успехом мог бы сыграть Дракона и Ланцелота. В кинематографе военных лет он играл разнообразных злодеев. В галерее его кинофашистов есть один персонаж в не вышедшем фильме Пудовкина  Убийца выходит на дорогу . Ничем не примечательный, не уникальный персонаж — шофер. Не коммунист, а просто интеллигентный человек, который не может скрыть своей порядочности, органического отвращения к проявлениям фашизма. Здесь виден принцип его работы в отрицательных ролях, которых у него была масса. Он находил в себе силы пожалеть сугубо отрицательный персонаж, как в  Мечте . Ему очень важно злодея, претендующего на роль сверхчеловека, застать в момент, когда он испуган, найти в нем что-то человеческое. На рубеже 20-х годов, перед тем, как прийти в театр, Астангов закончил несколько курсов юридического факультета МГУ, и в театре он был в равной степени блистательным обвинителем и блистательным защитником. Он был лучшим театральным Федором Талановым из  Нашествия  Леонида Леонова. Это исполнение было полной реабилитацией Таланова — за ним не было вины, вина была на окружающем мире .
 

 
Последней ролью актера стала роль магнат Роллинг в  Гиперболоиде инженера Гарина . Но фильм вышел на экраны уже после смерти Астангова.
 
Астангов ушел из жизни неожиданно. У него случился приступ аппендицита, и жена Алла отвезла его в Институт Вишневского. Алла настояла, чтобы операцию мужу не делали до тех пор, пока не вернется сам Вишневский, который в тот момент находился за границей. Ждать пришлось три дня. Когда Вишневский вернулся, операцию делать было уже поздно.
 
Михаил Астангов ушел из жизни 20 апреля 1965 года и был похоронен на кладбище Донского монастыря в Москве.
 

 
О Михаиле Астангове была снята телевизионная передача из цикла  Легенды мирового кино .
 
 
 
 
 
Текст подготовил Андрей Гончаров
 
Использованные материалы:
 
Материалы сайта  Кино-Театр
Материалы сайта Википедия
Материалы сайта  Актеры советского и российского кино
Статья В.Кисунько  Михаил Астангов. Творческая биография
Воспоминания В.А.Разумного
 
 
ФИЛЬМОГРАФИЯ
 

 
1932  Солнце всходит на западе  эпизод
1933  Конвейер смерти  князь Сумбатов
1936  Заключенные  Костя-капитан
1937  Большие крылья  руководящий товарищ
1938  Семья Оппенгейм  Фогельзанг
1939  Минин и Пожарский  король Сигизмунд
1940 Весенний поток (СССР) Гришин
1940  Суворов  Аракчеев
1941  Мечта  пан Станислав Комаровский
1942  Котовский  две роли: князь Каракозен и сын князя
1942  Молодое вино  Ион Кристья
1942  Секретарь райкома  Макенау
1942  Убийцы выходят на дорогу  Франц
1943  Юный Фриц  учитель
1945  Пятнадцатилетний капитан  Негоро
1947  Марите  ксендз
1947  Русский вопрос  Макферсон
1948  Миклухо-Маклай  Брандлер
1948  Третий удар  Эрвин Енекке
1949  Сталинградская битва  Гитлер
1949  У них есть Родина  Скотт
1952  Максимка  капитан "Бетси"
1952  Садко  магараджа
1955  Княжна Мери  Вернер
1955  Мексиканец  Келли
1955  Тайна вечной ночи  Мерцалов
1957  Крутые ступени  Прасков
1963  Акционеры  озвучание
1965  Гиперболоид инженера  Гарина Роллинг
1965  Иду на грозу  Голицын
 
 

 
 
3 ноября 1900 года – 20 апреля 1965 года
 
Похожие статьи и материалы:
 
Астангов Михаил (Цикл передач  Легенды мирового кино )

 
 
Рассказ о биографии Антуана де Сент-Экзюпери на сайте "Чтобы помнили"

Антониони Микеланджело (Michelangelo Antonioni)

 
Итальянский кинорежиссёр и сценарист, классик европейского артхауса
 

 
Свою творческую карьеру он начинал еще при фашистах, а последний фильм снял восемь лет назад. За шесть десятилетий он успел сделать для мирового кино то, что в свое время А.П.Чехов – для литературы. Создал новый язык, адекватно передающий тихие драмы современного человека: его безысходное одиночество, невозможность быть услышанным и понятым, ложность видимой реальности и тех жизненных сюжетов, которые она навязывает героям киноповествования. В его фильмах фабула замещалась вниманием к отдельным деталям и живописным планам, с действием вроде бы никак не связанным.  Мир и реальность, в которых мы живем, - писал Антониони, - невидимы, а потому мы должны довольствоваться тем, что видим . Трудно ожидать от кинематографиста более таинственного и антикинематографического заявления. Но что делать! Антониони всегда оставался парадоксалистом. На протяжении десятилетий он пытался средствами самого зрелищного из искусств дискредитировать видимое и подчеркнуть мистическую перспективу, которая открывается за всякой мелочью окружающего мира и непритязательного быта – незначительным человеческим поступком, морской гладью, полетом птицы, грязной кастрюлей, игрой в теннис… И чем глубже сходил Антониони-режиссер по лестнице постижения окончательных смыслов, тем меньше происходило событий в жизни Антониони-человека. Ни эксцентричных сцен, ни громогласных публичных романов, ни газетных скандалов. Разве что самую малость, с  альковным привкусом , конечно… Но в целом - сплошное разочарование для папарацци, хотя те очень даже старались…
 

 
 
Микеланджело Антониони родился в Ферраре 29 сентября 1912 года в семье среднего достатка. Его родители, люди образованные и не лишенные интеллектуальных амбиций, желали дать сыну классическое гуманитарное образование, и потому по окончании школы Микеланджело поступил на филологический факультет Болонского университета. Правда, с академической словесностью что-то не заладилось, и свой диплом молодой Антониони получал уже в Болонской высшей школе экономики и торговли.
 
Впрочем, ревнивые музы никак не отпускали изменника-экономиста. Еще во время учебы он начал писать кинорецензии для местной газеты Il Corriere Padano, жестко критикуя итальянские кинокомедии того времени. Юный интеллектуал никак не принимал дуэлей тортами и банановой кожуры. Пошловатому духу, царившему в национальной кинематографии, он пытался противопоставить свое – новаторское, углубленное… Пришлось предпринять попытку заняться кино самому.
 
Первый же опыт Антониони в режиссерском ремесле выявил, пожалуй, то главное, что составит впоследствии сущность творческого поиска будущего великого мастера, – стремление углядеть надлом, трещины на видимой поверхности обычной жизни, наметить психологические контуры  неблагополучного  героя. Свой первый фильм он пытался снять в психиатрической клинике (никак не отмахнешься от чеховских ассоциаций!). Однако это предприятие ничем не закончилось: больные панически боялись осветительного оборудования и просто не давали себя снимать. А юный мастер, в свою очередь, уже исполнился порывом экспериментаторства и не желал работать с профессиональными актерами – нельзя же замещать неприкрытую, грубую реальность гримом и  театральным  лоском…
 
К 1939 году Микеланджело окончательно решает посвятить свою жизнь кино и переезжает в Рим, где поступает на службу в официальный фашистский журнал Cinema, который возглавлял тогда сын Муссолини Витторио (через несколько лет с тем же чиновником от искусства безуспешно попытается начать сотрудничать и Федерико Феллини – собрат и соперник Антониони по будущему неореалистическому цеху). Вскоре, однако, Микеланджело приходится уйти из журнала по причине разногласий с редакцией: острое неприятие вульгарной и претенциозной фальши фашистской идеологии усугублялось тяжелым характером Антониони, который не был склонен к компромиссам.
 
В начале 1940-х годов незадачливый кинокритик поступает в Римский экспериментальный центр, где получает системное режиссерское образование. Начало полноценной карьеры в кино по времени совпадает со вступлением в первый брак. Его женой стала Летиция Бальбони, женщина талантливая, причастная к искусству, безответная и преданная. Постепенно вырисовываются и контуры удачной профессиональной жизни. В 1942-м году Антониони получает предложение принять участие в написании сценария для фильма Роберто Росселлини  Пилот возвращается , а в 1943-м году в качестве ассистента режиссера участвует в съемках картины Энрико Фульчиньони  Двое неизвестных  и в работе над  Вечерними посетителями  Марселя Карне. Съемки последнего фильма проходили во Франции, и принять в них участие до конца Антониони так и не удалось: вскоре его призывают на военную службу – приходится возвращаться в Италию.
 
Но еще до того как надеть армейскую гимнастерку, Антониони успел - в том же 1943 году - снять свой первый короткометражный фильм –  Люди с реки По . Эта документальная лента произвела странное впечатление на немногочисленных зрителей: речь в ней шла о жизни североитальянских рыбаков, на экране почти ничего не происходило, не было ни напряженного сюжета, ни прямолинейной авторской идеи. Жизнь – блеклая и рутинная - текла тихо и незаметно, но по другую сторону камеры как-то неожиданно возникало ощущение подлинной глубины картины. В этом фильме явственно ощущалось что-то новое – первые проблески настоящего неореализма.
 

 
Во время оккупации Италии союзниками Антониони ничуть не ностальгировал по дуче, вполне успешно служил переводчиком и продолжал писать критические статьи для итальянских журналов – как будто в стране ничего не произошло. Молодой режиссер не решается браться за крупные киноформы. По заказу Лукино Висконти он, правда, пишет еще два серьезных сценария, но они так и не были экранизированы. С 1948 года, продолжая медлить с созданием  длинного кино , Антониони вновь снимает короткометражные фильмы. Его изящные получасовые зарисовки  Метельщики улиц  и  Любовное притворство  получили  Серебряную ленту  за лучший документальный фильм  от Итальянского национального профсоюза киножурналистов, соответственно, в 1948-м и 1950-м годах. В том же 1950-м году режиссера впервые приглашают поучаствовать в конкурсе Венецианского кинофестиваля.
 

 
Однако Антониони увлечен более серьезными делами: в 1950-м году он выпускает, наконец, первый полнометражный фильм –  Хронику одной любви . И здесь в полноте своей заявил о себе знаменитый изобразительный стиль Антониони, намек на который внимательные критики уловили уже в  Людях с реки По . В  Хронике , как и в последующих фильмах, все больше внимания уделялось не внешним мотивам сюжета, а внутреннему состоянию персонажей и их взаимоотношениям. Кроме того, на площадке Антониони всегда жестко, по-диктаторски контролировал действия съемочной группы. Блистательная операторская работа – плод безжалостной тирании режиссера. Впрочем, издержки и жертвы, на которые приходилось идти при съемках, долго никто не мог оценить. Кинематографическая общественность практически не отреагировала на это произведение. Можно сказать, что оно провалилось. Ряд сцен снимали в родном городе режиссера, Ферраре, а один перекресток из этой ленты будет еще раз - через 45 лет! - воспроизведен Антониони в картине  За облаками .
 
Фильму 1955 года  Подруги , съемки которого были сопряжены с большими финансовыми и организационными трудностями, удалось все же обратить на себя некоторое внимание критики. Осознание того, что старые формы искусства и представления о художественной адекватности трещат по швам, заставило зоилов от кинематографии приглядеться к молодым да дерзким. Впрочем, перефразируя отечественную классику, молодой был уже немолод… 43-летний Антониони на Венецианском кинофестивале 1955 года получил, наконец,  Серебряного льва  - благодаря тому, что фильм  Подруги  ознаменовал собой окончательный отход режиссера от традиционного драматургического построения сюжета.
 

 
Антониони с удивлением обнаруживает, что постепенно взбирается на кинематографический Парнас. Приходит слава, а с ней и, так сказать, потребность в эмансипации. В 1957 году, познакомившись с актрисой Моникой Витти (настоящее имя - Мария Луиза Чечарелли), мастер рвет прежние узы брака и на целое десятилетие связывает себя близкими, требовательными, драматичными, но и творчески продуктивными отношениями с этой женщиной.
 

 
Моника Витти и Микеланджело Антониони
 
Режиссер приглашает Монику озвучивать роль английской актрисы Дориан Грей в фильме  Крик . В художественном отношении  Крик  - безусловный шедевр, который получил на 10-м фестивале в Локарно гран-при критики, но он был довольно прохладно встречен публикой. Неореалистический стиль Антониони невольно обнажил характерное для послевоенной Европы явление – вторжение черни,  демократической массы  в парадных фраках, в епархию искусства. Критика по-прежнему всячески подчеркивала свою элитарность, но только чтобы продавать свой  продукт , ей приходилось в конечном счете транслировать  глас народа  в камуфляже из пустословных псевдоинтеллектуальных построений.
 

 
Антониони с крайним раздражением встречает холодные отповеди в свой адрес и снимает собственное имя из титров некоторых картин. В 1960-м году он ставит с Моникой Витти в главной роли фильм  Приключение , который на Каннском кинофестивале был буквально освистан публикой, ожидавшей детективного сюжета, а не изображения внутреннего мира и отношений героев. Все же лента заинтересовала критику, получила гран–при и очень быстро принесла Антониони мировую известность и огромный успех. Считается, что вместе со следующими фильмами  Ночь  (1961),  Затмение  (1962) и  Красная пустыня  (1964), в которых также снялась Моника Витти,  Приключение  образует своего рода цикл, который в литературе обычно называют  тетралогией некоммуникабельности . В мире, который изображает автор, поставлена под сомнение всякая возможность общения. Здесь разрушены связи между  непроницаемыми  по отношению друг к другу героями, между сюжетом и сторонними, автономными, как бы случайными деталями и кадрами. Усложненный, зрелый неореализм в этих фильмах окончательно состоялся.
 
Красная пустыня  стала к тому же первым цветным фильмом Антониони – и до сих пор она считается непревзойденным шедевром в использовании и художественном обыгрывании колоратуры. В этой картине Антониони выразил внутренний мир героини не столько посредством передачи форм и фактуры внешнего мира, сколько с помощью его цветов, которые в некоторых сценах менялись в зависимости от состояния героини. Одновременно изображение в фильме наполнилось насыщенными цветными плоскостями, причудливо изогнутыми трубами и т.п. Цветной ядовитый дым и горы шлаков дали повод многим поверхностным левым критикам расценить фильм как обличающий пороки цивилизации, погрешающей против экологии. Но в действительности режиссер стремился показать притягательность мира, в котором даже заводы могут быть прекрасны. Он констатировал новую урбанистическую эстетику, привнесенную современным промышленно-бытовым дизайном. Таким образом он утверждал в правах постиндустриальную цивилизацию и культуру. Однако многие художественные смыслы фильма прошли тогда незамеченными, и только в последние два десятилетия, когда посттехнократическая эстетика начала доминировать в кинематографе и видеоклипах, стало понятно, что Антониони  приобщился к сонму гениев , предсказав, как им и подобает, будущее.
 
В последующие годы режиссер много снимает за пределами Италии. Он отказывается от поисков новых приемов, в некотором роде возвращается к установкам раннего периода своего творчества – ищет сокровенных глубин за внешним покровом, ставит под сомнение состоятельность феноменов и реалий. В 1966 году Антониони в Лондоне в короткие сроки снимает фильм  Фотоувеличение  (Blow-up) по мотивам знаменитого рассказа Хулио Кортасара  Слюни дьявола . (Впрочем, вопрос о том, является ли рассказ Кортасара литературной основой сюжета, - спорный. Критики не могут прийти к согласию уже несколько десятилетий.) Главный герой картины – фотограф. Он пытается разобраться в событиях, случайным свидетелем которых стал, но ему не удается проникнуть в суть явлений, теряющихся за видимой оболочкой. Фильм стал крупнейшим коммерческим успехом Антониони. На Каннском кинофестивале он получил высшую награду -  Золотую пальмовую ветвь . Картина была создана уже без участия Моники Витти, а еще через некоторое время Антониони окончательно расстается с этой женщиной. Теперь Витти начинает сниматься много чаще, но последующие ее фильмы значительно уступают в художественном отношении шедеврам бывшего возлюбленного и коллеги (из сколько-нибудь состоявшихся ее ролей последующих лет можно выделить разве что участие в фильме 1974 года  Призрак свободы  Луиса Бунюэля).
 
Что же до Антониони, то в 1970-м году он снимает в США фильм  Забриски Пойнт , который стал его крупнейшим коммерческим провалом. Кроме того, фильм не понравился американским властям – слишком очевидны были симпатии режиссера к радикальной левой субкультуре вообще, и к хиппи - в частности. Нужно еще учесть, что в сочинении музыки к фильму приняла участие сомнительная с точки зрения американских бонз тех времен группа Pink Floyd.
 

 
В 1972 году Антониони был приглашен правительством КНР в коммунистическую Поднебесную и снял документальный фильм  Китай  для итальянского телевидения. На сей раз резко негативной была реакция китайских руководителей: Антониони беззастенчиво иронизировал по поводу тоталитарного пафоса, господствовавшего в маоистской державе. Фильм вызвал скандал. В результате Антониони пережил первый инсульт. Но в 1975-м году он возвращается к работе и снимает фильм  Профессия - репортер  с Джеком Николсоном в главной роли. Антониони много путешествует в эти годы – посещает Индию, Африку и даже СССР, где, кстати, собирается снимать фильм о Средней Азии. Но, наученные горьким опытом недружелюбного юго-восточного соседа, советские власти без энтузиазма отнеслись к намерениям строптивого режиссера. На рубеже 1970 - 1980-х годов Антониони не менее пристально, чем в юности, всматривается в возможности нетрадиционного киноязыка и начинает экспериментировать в области утилитарной технокультуры - в телерекламе и видеоклипах. Былые обиды стираются, и в 1980-м году он вновь снимает в телевизионной драме  Тайна Обервальда  по пьесе Жана Кокто Монику Витти –  старого друга, с которым связано немало теплых воспоминаний .
 

 
В 1985-м году с Антониони случается новый инсульт, который приводит к параличу правой половины тела и необратимой потере речи. В 1986-м году режиссер решается на новый брак – с Энрикой Фико, достаточно молодой дамой, сыгравшей роль второго плана в его фильме 1982 года  Идентификация женщины . Энрика становится верной и преданной помощницей стареющего режиссера. В течение десяти лет после инсульта Антониони не создает полнометражных картин. Лишь в 1996-м году при помощи немецкого режиссера Вима Вендерса был поставлен новый фильм -  За облаками .
 

 
Микеланджело Антониони умер 30 июля 2007 года.
 
Автор текста: Вадим Полонский
 
 
О Микеланджело Антониони был снят документальный фильм  Взгляд, который изменил кинематограф .
 
 
 
 
 
 
 
ИНТЕРВЬЮ С ЖЕНОЙ МИКЕЛАНДЖЕЛО АНТОНИОНИ - ЭНРИКЕ.
 

 
Они были вместе 34 года. Многие считали этот брак счастливым, хотя вряд ли его можно назвать безоблачным. 20 лет назад с ее мужем, великим итальянским кинорежиссером, случилась беда: второй, тяжелейший инсульт лишил его речи. За это время только она научилась полноценно общаться с ним, только она научилась его понимать, точно угадывать его мысли и даже тончайшие движения души. "Теперь, - говорила Энрике, - я и Микеланджело - практически один человек". Он же считал, что Господь и Энрике продлили ему жизнь.
 
 
Она очень обаятельна, умна, остроумна, у нее прекрасное чувство юмора. Мы едва знакомы, но с первых же минут общаемся с ней легко и без принуждения. Дом Антониони - это просторная квартира с мастерской, где нет даже намека на роскошь, где все функционально, удобно и точно отвечает потребностям и образу жизни хозяев. Я прошу Энрике для начала познакомить меня с этим домом. И она начинает маленькую экскурсию по мастерской.
 
- Это стол, где теперь работает Микеланджело, - говорит она. - Видите резаный цветной картон? Это означает, что сейчас он занят аппликацией. Ему доставляет огромное удовольствие не только располагать в определенной последовательности части будущей композиции, но и осязать эти кусочки пальцами. Ему это нравится. Возможно, развитое осязание появилось у него, когда он потерял возможность говорить.
 
- А почему лампа над столом замотана тряпкой?
 
- Ну, во-первых, это не тряпка, а моя юбка...
 
- Извините.
 
- Да уж придется. А во-вторых, он укутал лампу тем, что попалось под руку, потому что не переносит яркого света. Когда он работает в мастерской, я опускаю жалюзи на окнах. Вот там, в углу у окна, маленький письменный стол. За ним он работал, когда писал сценарии. На нем до сих пор полно книг, которые могут ему пригодиться. И, конечно же, его любимый Джозеф Конрад. Здесь, как вы, вероятно, догадались, телевизор.
 
- Что он смотрит?
 
- Новости. И еще по ночам - детективы. Только никому не говорите.
 
- Могила.
 
- Так. Вот здесь, в шкафу, коллекция кофейных чашек. Он собирает ее до сих пор. Там - коллекция винных бокалов. Между прочим, среди них есть старые, античные образцы, ну и конечно, экземпляры из стекла Мурано.
 
- Кстати, а что из спиртного маэстро предпочитает сейчас?
 
- Ему нравится сотерн. Это такое сладкое вино как бы немного с плесенью.
 
- А что из еды?
 
- Креветки.
 
- В каком виде?
 
- В любом.
 
- А что в этих маленьких бутылочках? Тоже коллекция?
 
- Нет, это не коллекция. Просто ему нравится Гран Марнье, вот он и натащил сюда целую шеренгу. А вот эти два блюда на стене были куплены, когда он снимал "Профессию: репортер" в Испании.
 
- А вот это блюдо с репродукцией Шагала?
 
- Это привезено из Москвы. Кстати, у вас еще сохранились рынки?
 
- Боюсь, что только они и сохранились.
 
- Как интересно! А вот эти бутылки зеленого муранского стекла подарил Ален Делон.
 
- А это что за баночки?
 
- Это акриловые краски. Он пишет акриловыми красками на холстах. Вот последняя работа. Как вам? Здесь в студии уже около трехсот работ Микеланджело. Чтобы немного освободить дом, мы сделали его музей в Ферраре - городе, где он родился.
 
- А что там, на антресолях?
 
- Там еще один письменный стол. Это мое рабочее место. Я занимаюсь там архивом и перепиской. Еще там его книги, книги о нем, кассеты и диски с фильмами Микеланджело. Все, пожалуй. Что вас еще интересует?
 
- Как вы познакомились?
 
- Это было в январе 72-го года. Мне было тогда 18 лет, я жила в Милане и только что окончила художественный лицей. Тогда я работала для своего друга - художника Эудженио Карли, который экспериментировал с проекцией своих графических работ на теле. Я была моделью для его графических экспериментов. Эудженио был знаком с Антониони, и вот однажды он попросил маэстро сделать презентацию его экспериментальной графики. Микеланджело написал замечательные слова для экспозиции Карли. После этого я приехала в Рим и попросила Эудженио помочь мне с работой. Он сказал, что представит меня Антониони, поскольку, кроме него, никого не знает в Риме. Так и случилось. Мы встретились на пьяцца Дель Пополо. Мы стояли возле бара "Розатти". Микеланджело подъехал на своей машине, и Карли представил меня ему. Через три дня Антониони позвонил мне и пригласил поужинать. Тогда он заканчивал "Забриски пойнт" и медленно выходил из темы протестов молодежи, наркотиков, рок-музыки. У меня к тому времени тоже был подобный опыт, поэтому разницу в 40 лет мы почти не ощущали. Он всегда был молод и душой, и умом, оттого на нашей личной жизни эта разница практически не сказывалась.
 
- Вряд ли в тот январский день вы сознавали в полной мере, с кем имеете дело. А каково вам теперь ощущать себя женой гения?
 
- Знаете, мне нравится любить гениев. Я, например, люблю Ростроповича. Мне по душе его поразительная энергия.
 
- А Антониони об этом знает?
 
- Тысячу раз ему об этом говорила.
 
- И что?
 
- Делает вид, что не слышит.
 
- И все-таки...
 
- Когда ты любишь гения 34 года подряд, то понимаешь, что помимо удовольствий это еще и огромная работа. Потому что у гения очень мало времени, чтобы любить тебя, он все время ускользает из твоих рук. Чаще всего ты можешь встретиться с ним там, на его заоблачных высотах, оттого ваша любовная связь становится прежде всего духовной. Но поскольку эти гении еще и мужчины, то необходимо удовлетворять их капризы. Это достаточно легко, важно только понять: самый гениальный гений - все равно мальчишка, ему всегда 14 лет, даже если ему 60.
 
- Говорят, что мальчик отличается от старика только ценой игрушек.
 
- Отлично сказано! Это что, у вас в России так говорят? Очень справедливо. Знаете, у Микеланджело очень дорогие игрушки. Один фильм стоит столько...
 
- Вы вместе уже 34 года. Как бы вы оценили самое большое личное достижение за это время?
 
- Я могу уверенно сказать, что умею любить. В счастье и в несчастье, в здоровье и в болезни, в богатстве и в бедности. Когда он грустит и когда он в депрессии, когда он молод и когда уже немолод. Это главный результат.
 
- Вероятно, этот результат потребовал большой внутренней работы?
 
- Вероятно. Вообще я думаю, что брак - это эволюция души.
 
- Как это?
 
- Душа человека в браке растет, и очень быстро. Это связано с необходимостью воспитывать в себе терпение, бесконечно находить компромиссы, это связано с обязательным стремлением понять в человеке то, что понимать порой не хочется. В общем, брак - это университет становления духовности.
 
- Самое дорогое для вас воспоминание, связанное с Антониони?
 
- Самое счастливое, самое приятное - это наши поездки. Путешествовать с Микеланджело всегда было для меня выздоровлением, даже тогда, когда мы были здоровы и молоды. Я освобождалась от тяжести своих проблем, от плена мелочей жизни. Это была полная свобода, когда мы принадлежали только друг другу. В общем-то, это и было настоящим счастьем.
 
- За что вы ему благодарны больше всего?
 
- Он во многом сформировал мою личность, он многому научил меня. Но знаете, только приблизившись к возрасту, в котором Микеланджело познакомился со мной, я поняла, какую огромную духовную работу проделал он, чтобы мне, молоденькой тогда девчонке, было с ним комфортно и интересно. А мне всегда казалось, что это я без устали тружусь, чтобы дотянуться до него. Теперь я знаю, что его часть пути навстречу мне была нисколько не меньше.
 
Текст интервью Юрия Лепского
 
 

 
 
Художественные полнометражные фильмы
 
1950 — Хроника одной любви / Cronaca di un amore
1953 — Дама без камелий / La signora senza camelie
1953 — Побежденные / I viniti
1955 — Подруги / Le amiche
1957 — Крик / Il grido
1960 — Приключение / L’avventura
1961 — Ночь / La notte
1962 — Затмение / L’eclisse
1964 — Красная пустыня / Il deserto rosso
1966 — Фотоувеличение / Blowup
1970 — Забриски Пойнт / Zabriskie Point
1975 — Профессия: репортёр / Professione: reporter
1981 — Тайна Обервальда / Il mistero di Oberwald
1982 — Идентификация женщины / Identificazione di una donna
1995 — За облаками / Al di là delle nuvole (совместно с Вимом Вендерсом)
 
 

 
 
29 сентября 1912 года – 30 июля 2007 года
 
Похожие статьи и материалы:
 
Антониони Микеланджело (Документальные фильмы)