Нет, подробностей там не упоминалось.

Про съемку я помню, но думала, что кто-то из одноклассников Селестины, завидующий им, позвонил и вызвал стражей. Хотя это мог быть и водитель автобуса или действительно автоматика какая-нибудь.

Там  сам судья  Креван говорил, что камеры все засняли. И что если все ее действия можно переврать, то то, что Селестиина усадила сама старика на сиденье не для заклеймленных, а для "нормальных", то это объяснить будет трудно.
 

Боско сообщает, что камеры, включенные в автобусе во время той поездки, находятся в распоряжении Трибунала, но съемка оказалась неудачной и не принята в качестве улики.

А там то ли камеры, то ли кнопка у водителя, не помню. В общем, что-то почти автоматическое )

Я имею в виду сцену в автобусе, кто так быстро среагировал и сообщил о нарушении?

Я хорошо понимаю твои эмоции. И даже, возможно, сама испытала бы нечто подобное, если бы раньше не прочла все, откуда она позаимствовала свои идеи для книги. Часть книг я перечислила в комментарии. Это прямо то, что слету напрашивалось. А раз уже прочитано ранее, то и эмоции сглажены.

Согласна, Селестина сама постоянно говорила об этом. И ее не просто подталкивали, а вынудили к ответным действиям. Плюс, она, как и многие подростки, остро реагировала на несправедливость.
А мама вообще супер!!! Она ведь радикально изменилась и внешне и внутренне. Вспомните какой она была респектабельной, светской леди сначала. В конце же мы видим сильную женщину, любящую и гордящуюся своей дочерью.

Сама идея очень сильная, именно несправедливость и цепляет читателей, это близко нам.
И я когда искала на конкурс монолог своей ученице нашла интересные мысли на эту тему.
 
О, этикетка, опознавательный знак человека! (Имант Зиедонис)
Все мы — баночки-скляночки, пузырьки и афишные тумбы — мы оклеены сплошь этикетками и другими бумажками, как диктует обычай.
О, этикетка, опознавательный знак человека!
У тебя широкое габардиновое пальто — значит, ты свой. У тебя на груди и на руках татуировка — для кого-то ты тоже свой. У тебя волосы лохматые и в руках гитара. Ты джентльмен, а ты проходимец. Свой, свой, свой...
Иных узнают по заграничной одежде, по темным очкам, по кепкам или подтяжкам. У иных — дорогие меховые шапки, которые достать нигде невозможно.
Но приходит время, и ты однажды сдираешь все это с себя и становишься чистым, как был изначально.
Долго я мучился. Я принял однажды от вас свою этикетку. Я был терпелив, я сидел за столом рядом с вами, боясь шевельнуться. Я боялся, не покажется ли кому-то, что мой галстук повязан слишком небрежно. Я боялся, чтобы мой локоть не попал к вам случайно в салат. Я боялся, что пуговицы вдруг застегнул не так, как надо.
Левою ножкой шаркнуть и поклониться. Не прерывать говорящего, слушать его с уваженьем.
Я боялся встать и уйти. Я боялся сказать, что кисель попал в твою дудку — разве сам ты не замечаешь этого, когда играешь на ней? Я боялся, боялся, боялся…
Я был красивой сверкающей бутылкой, и меня оклеили этикетками, и солнце не отражалось в моем стекле.
Медленно сдираю с себя этикетки. Еще ощущаю клей, оставшийся от них у меня на коже, но скоро освобожусь и от этого.
Мой пуп — всего только мой пуп, почему я должен позволить наклеить на него этикетку?
Ребенок родился голым. Ему надели на голову голубенький чепчик, если он мальчик, и розовый — если он девочка. Хотя и без этого каждому было видно, что у мальчика есть то, что положено мальчику, а у девочки то, что положено ей...
Все мы бутылки, и банки, и афишные тумбы. Всех оклеивают и будут оклеивать. Это — обычай. Это необходимость.
И все же я говорю о неизбежной необходимости — необходимости сдирать.
Эпифании , перевод Юрия Левитанского.

Здесь идет борьба с клеймом, когда по одному поступку осуждают как хотят. Такое в школе происходит повсеместно, на тебя кучу клейм и ярлыков вешают. В школе оценивают каждый твой поступок сразу, жестко и просто так не забудут об этом. Так что именно школьникам это и будет близко.

А я этот момент упустила... Я думала просто немного темнее, ну как загар. Хотя представляла все равно белой.