КАЛИОСТРА
КАЛИОСТРА 13 октября 2019 08:46
Роман «Последние дни Нового Парижа», лавкрафтианская история о Второй мировой и параллельных мирах.

 
В 1941 году американский инженер-ракетчик и оккультист Джек Парсонс едет в оккупированную нацистами Прагу, чтобы раскрыть тайну Голема. Это каббалистическое создание может помочь в войне с Третьим Рейхом. Парсонс не может покинуть Марсель и знакомится с группкой художников-авангардистов, изгнанных фашистами. Вместе с ними он создает новое мистическое оружие, способное оживить все мечты и кошмары, таящиеся в воображении сюрреалистов. С-бомба взрывается в Париже. Ход войны и мировой истории изменен.
В 1950 году Париж все еще погружен в хаос войны. Группы Сопротивления ведут борьбу с нацистскими оккупантами и коллаборационистами. Манифы – ожившие образы, вырванные из подсознания сюрреалистов, – наводнили городские улицы. Среди развалин же бродят демоны, вызванные из Ада эзотериками СС. Боец Сопротивления Тибо пытается покинуть безумный город, но случайное знакомство с американкой Сэм изменит его планы. Сэм якобы документирует жизнь Нового Парижа и хочет проникнуть в эпицентр взрыва С-бомбы. Помогая ей, Тибо раскрывает тайные планы нацистов, и только помощь таинственного и могущественного сюрреалистического Изысканного Трупа может спасти героев и их город.

 
«Последние дни Нового Парижа» — это громогласный манифест Мьевиля, провозглашающий превосходство искусства над всей суетой мира. И выполнен он настолько же искусно, насколько и все представленные в нем шедевры сюрреализма», — «Канобу»
КАЛИОСТРА
КАЛИОСТРА 14 октября 2019 13:48
Интересная серия стартовала в издательстве АСТ (редакция "Малыш") - «Шерлоки ведут расследование».

 
Заявлены четыре книги, но пока в продаже есть первые две. Это рисованные приключенческие и детективные истории о юных сыщиках Агате и Артуре. Читатель вместе с главными героями расследует загадочные происшествия по всему миру. Для этого нужно быть очень внимательным и выполнять задания с книжных страниц. Книги серии - это одновременно и виммельбухи, и книги с заданиями, и познавательные книги. Яркие иллюстрации, необычные квесты, интригующий сюжет - эти новинки, похожие на компьютерную игру, должны понравиться детям 7-9 лет.
Формат 210x280 мм., 32 страницы, твердая обложка.
 

 

 

 

 
КАЛИОСТРА
КАЛИОСТРА 16 октября 2019 13:26
«Кари Мора» Томас Харрис

 
Всемирно известный писатель Томас Харрис, создатель яркого образа Ганнибала Лектера и культового романа «Молчание ягнят», после 13-летнего перерыва написал свой новый сенсационный роман «Кари Мора».
 
В особняке колумбийского наркобарона Пабло Эскобара надёжно спрятан сейф с золотом. Сокровище защищено взрывчаткой, его охраняет зверь-людоед. За сейф начинают кровавую битву настоящие отморозки.
Yamadasan
Yamadasan ответила КАЛИОСТРА 16 октября 2019 13:36
Пшик, а не роман, понравится разве что яростным фанатам Харриса.
КАЛИОСТРА
КАЛИОСТРА 18 октября 2019 12:32
Книга для романтиков. "Все, что мы хотели" Эмили Гиффин

 
У Нины Браунинг было всё, о чем мечтают женщины: муж, владеющий огромным состоянием, сын, поступивший в один из самых престижных колледжей. У Лилы Вольп и ее отца была сравнительно неплохая жизнь: девушка успешно училась в престижной школе, радовала папу и… была влюблена. Если бы не скандальная история, в которую попал ее сын, возможно, Нина Браунинг никогда бы не решилась кардинально изменить свою жизнь и уйти от нелюбимого мужа. Если бы не тот скандал, Лила Вольп никогда бы испытала такого унижения… Если бы не тот скандал, Том Вольп никогда бы не познакомился с Ниной Браунинг… Если бы не тот скандал, судьбы героев никогда бы не переплелись так тесно.
КАЛИОСТРА
КАЛИОСТРА 20 октября 2019 11:21
Мари-Од Мюрай "Спаситель и Сын. Сезон 1" (18+)

 
«Спаситель и сын. Сезон 1» — начало увлекательной саги, очень честной, иногда смешной, иногда страшной, о детях, взрослых и их непростых отношениях.

Ее автор — хорошо известная многим читателям в России французская писательница Мари-Од Мюрай. Когда тебя зовут Спаситель, сложно не чувствовать себя ответственным за спасение мира. Спаситель Сент-Ив — клинический психолог. Но получается так, что, работая с чужими проблемами, Спаситель забывает о своих собственных.
Почему он не говорит с восьмилетним сыном Лазарем о его матери, которая погибла в автокатастрофе? Почему никогда не показывает ему фотографии их свадьбы? И почему на обложке хомяк?
КАЛИОСТРА
КАЛИОСТРА 22 октября 2019 11:30
Новинка от Джо Аберкромби «Немного ненависти» (тёмное фэнтези), которая появится на российских полках уже послезавтра.

 
В этом произведении автор вернулся в мир цикла «Первый закон», немного прокрутил время вперёд и поэтому вместо знакомых героев – их дети, вместо сурового Средневековья – индустриальная революция.
 
В Адуе наступают новые времена.

Савин дан Глокта — финансист, инвестор и дочь самого пугающего человека в Союзе — всеми средствами стремится к вершине прогнившего высшего общества. Трущобы кипят от ярости, которую не могут удержать все деньги мира.
 
Лео дан Брок пытается завоевать славу на залитых кровью границах Инглии. Он хочет победить мародерствующие армии Стура Сумрака и рассчитывает на помощь короны.
 
Эра машин наступает, но эпоха магии отказывается умирать.
Дочь Ищейки, юная Рикке учится владеть даром Долгого Взгляда. Но как изменить открывшееся будущее, когда Первый из магов продолжает играть людьми и государствами, словно марионетками…
КАЛИОСТРА
КАЛИОСТРА 24 октября 2019 13:46
Абсолютная новая книга Славы Сэ - одного из самых известных авторов блогосферы! "Разводы" (изд-во "АСТ").

 
Сборник новых рассказов, новелла и роман… Вот такой жанровый коктейль приготовил своим читателям известный сантехник. Немного о любви, чуть-чуть творчества, умеренно о психологии и много про это…

 
Ухудшение зрения улучшает окружающий мир. Женщины становятся красивее, горизонт ближе, а квартира чище. Женщину можно утешить путешествием, белым вином и тонким наблюдением о том, как страдает без неё её бывший и какой он подлец. Мужчину можно утешить конкретными цифрами. Например: «Твоя машина ест всего 9,3 литра на сотню!» Или: «Окунь на 472 грамма!» Свойства автомобиля/ружья/велосипеда/рыбы мужчина приписывает себе. А личные качества — рост, лысина и талия — к нему не относятся. За эти параметры отвечает жена, это её личный позор.
КАЛИОСТРА
КАЛИОСТРА 25 октября 2019 15:44
Александра Маринина - Другая правда

 
50-й, юбилейный роман Александры Марининой.
Впервые Анастасия Каменская изучает старое уголовное дело по реальному преступлению. Осужденный по нему до сих пор отбывает наказание в исправительном учреждении. С детства мы привыкли верить, что правда — одна. Она? — как белый камешек в куче черного щебня. Достаточно все перебрать, и обязательно ее найдешь — единственную, неоспоримую, безусловную правду… Но так ли это? Когда-то давно в московской коммуналке совершено жестокое тройное убийство родителей и ребенка. Подозреваемый сам явился с повинной. Его задержали, состоялось следствие и суд. По прошествии двадцати лет старое уголовное дело попадает в руки легендарного оперативника в отставке Анастасии Каменской и молодого журналиста Петра Кравченко. Парень считает, что осужденного подставили, и стремится вывести следователей на чистую воду. Тут-то и выясняется, что каждый в этой истории движим своей правдой, порождающей, в свою очередь, тысячи видов лжи…
КАЛИОСТРА
КАЛИОСТРА 26 октября 2019 13:20
Кирилл Кобрин. Поднебесный экспресс. М.: НЛО, 2019

 
Кирилл Кобрин — писатель, историк, журналист и эссеист. Недавно вышел его первый роман «Поднебесный экспресс» — книга о людях, любви и будущем, которое рано или поздно наступит. Смерть в поезде — мотив, знакомый по творчеству Агаты Кристи. В этот раз преступление совершается на маршруте город Х (Внутренний Китай) — Лондон.
 
«По-моему, автор пишет не для того, чтобы что-то сказать, но — чтоб ничего не сказать (и делает это блестяще)» (Шапкин В. «Антидюдик Кирилла Кобрина» («post (non) fiction»)

 
Отрывок из романа:
 
Как Атос, забаррикадировавшийся в погребе, приступаю к инвентаризации припасов. Не бургундского и анжуйского, не окороков и колбас — книг. Сколько придется прожить безвайфайной монадой? Два дня? Неделю? Все семнадцать дней? Никто не знает. Но я уверен: чем меньше здесь будет Интернета, тем счастливее китайские товарищи. Ведь с них же начальники спросят, мол — не случилось ли какого вольнодумства на борту? «Древний путь» обещал, конечно, пассажирам обогнуть Great Chinese Firewall, но стоит ли выполнять обещанное?

Наверняка они втихую выключили вайфай для собственного удобства. Значит, рассчитывать стоит только на телефон, но он заработает дня через два только, да и то ненадолго, до следующей остановки. В общем, полагаться, как всегда, на себя и на свои запасы. На путевой арсенал чтения. ОК, начистим ружья кирпичом, смажем замки аркебуз салом, пересчитаем патроны, проверим порох в пороховницах, наточим шпаги и алебарды. Сам себе Гримо.
 
Я достаю чемодан, который еще не определил в багажное отделение, и вынимаю две обернутые пластиковыми пакетами пачки. Это не все, что я читал или собирался в минувший год, но многое. Кое-что раздарил аспирантам, коллегам и соседям по экспатскому 12 этажу кампусного дома для преподавателей. Книг пять летом передал домой с оказией. Так что осталось не очень много; к тому же на самом деле почти все, почти все, увы, прочитано. Ну, ничего. Примемся за дело и рассортируем.
 
А. Прочитанное, перечтению не подлежащее. Закупленные по фунту в Oxfam старые мягкие издания детективов. А. Кристи — история про казнь американца путем нанесения двенадцати ударов. Очень китайский способ лишения жизни, кстати, напоминает казнь отрезанием тысячи кусочков, столь восхищавшую Батая и других фантазеров. Помню, в первый раз наткнулся на «нарезание дыни дольками» — такое вот есть еще милое курортное название методической гнусности перезрелой культуры — в романе Кортасара. Там какие-то интеллектуальные люди слушали джаз, беседовали, курили, пили и отчаянно старались быть hot. Дело происходит в Париже, конечно же, где еще. И вот там один из героев показывает другому, уже самому главному, некие фотокарточки, ах, чудное старозаветное слово, фотокарточки, мутные, размытые, а на них китайца, как дыню, нарезают другие китайцы. И вот когда уже многое отрезано, у казнимого на лице якобы восторг, энтузиазм и просветление. Дело — в романе, не на фотокарточке — происходит в конце пятидесятых, и как я мог знать тогда, когда это читал, в советском восемьдесят четвертом, что жил-был некий Жорж Батай, который особенно данным экстазом шинкуемого человека восхищался. Недавно в сети я наткнулся на статью, где еще один знаток замысловатого живодерства объяснял: француз все не так понял, паренек именно на этом конкретном снимке либо уже мертв, либо ему скормили такое количество опия, что все нипочем, чего бы и сколько ни отрезали. Аллегория послевоенного французского любомудрия: что-то такое отрыть, просто непристойное или непристойно страшное, наговорить всяческого красноречия, соблазнить неопытные умы — и в кусты или в могилу, а потом, сколько ни объясняй ложность изначальных посылок и отправных точек, уже ничего не изменить. Fake news. Sad. Конечно, соблазнительно предположить, что тетушка Агата придумала, как ей убить жертву — ведь главное в любом детективе это способ превращения живого организма в неживой, — наткнувшись на отчеты британских и американских офицеров и миссионеров о системе физических наказаний в правление тетушки Цыси, но нам ничего об этом не известно. Пусть Батай на том свете сочиняет. Да, двадцать пятому перечтению не подлежит, точно так же, как и другая история той же тетушки Кристи о некоем докторе, убившем своего пациента. Уж с ней-то, по понятным причинам, следует ознакомиться лишь один раз; хотя сочинители детективов наверняка перечитывают ее в поисках технического вдохновения.
 
Еще одна книга про убийства, другой английской тетушки, но тетушки поинтереснее, пообстоятельнее. В ней все прекрасно, тщательно и детально: лондонский район Лаймхауз, рядомлежащий Уоппинг, чуть подальше — Уайтчэпел, мечты о недвижимости, вопросы приобретения недвижимости, вопросы оценки социального статуса персонажей исходя из характера и местоположения недвижимости, в которой они проживают, некоторые проблемы школьного, университетского и религиозного воспитания в послевоенной Англии, офисная психология, меню офисных ланчей и многое другое, имеющее отношение к первой половине девяностых. Компьютеры тогда еще редки, как редки были клерки из Сити, отважно решившие поселиться в Ист-Энде. Ну, и, конечно, там убивают довольно замысловатым, но вполне правдоподобным образом, плюс вишенка на торте, мелкая деталь сценографии смерти, делающая исчезновение человеческой жизни невыносимо — и пошло — жуткой. Какая-нибудь игрушечка на трупе. Или лужа блевотины рубинового цвета, покойная перед смертью пила дешевое болгарское каберне. Тончайший намек для любителей жанра sapienti sat: именно тогда, в начале девяностых, в Болгарию приехали западные виноделы, попытались устроить здесь новый винный рай, времена еще до сокрушительного триумфа Южной Африки и Чили с Аргентиной. Пару лет новое болгарское было очень неплохим. Но потом все пошло вразнос и где оно нынче? давно не видел его в супермаркетах. Думаю, автор романа о трупах в Лаймхаусе держала руку на винном пульсе, респект и уважуха. Впрочем, под конец книгу она запортила историями про французских коллаборантов. Ну ни к чему это и сколько можно. Дурной вкус вроде крымского вина. Кладем обратно в чемодан.
 
Вот толстый том еще об одном убийстве, но переведенный на английский. Утеха доцентов кафедр сравнительного литературоведения и культурной истории, семиотики тож, если таковые еще остались, — здесь отправляют на тот свет не кого-нибудь, а великого семиотика, а мы-то думали, что сам попал под машину. И понеслось. Трупы здесь, трупы там. Париж, 1980-й, ветеран Миттеран, элегантный Жискар, лысый команданте Мишель, депилированная грудь некоего нового философа, болгарские теоретики, Болонья, Умбертово эхо, итальянские анархисты, очень красные бригады, очень красное вино, пузырится просекко и структуралистский жаргон, герой одного старого американского романа в качестве одного из главных героев этого, совсем нового. О другом герое хочется спеть: «Как ныне сбирается вещий Баярд». Грубая и ужасно смешная книга, но, как и в случае шуток мистера Бина, одноразовая. Убираем к английским тетушкам. Туда же отправим ирландского племянника тетушек, безупречно отпечатанного в пижонском издательстве, он неторопливо эссеизирует банальности, несчастный депрессант катится по жизни на колесах антидепрессантов, ах, ушла моя девушка, покончим же с собой, нет, сначала перечтем Джоан Дидион и восхитимся той, что так непохожа на меня, лысеющего задрота, и только потом покончим с собой, нет, вот еще надо пару слов о Зебальде, ну да, и Сирил Коннолли, ленивец, ах, как хорошо быть ленивцем и не зарабатывать на жизнь пером, но жизнь, да, стоит ли она того? мигрени опять же мучают меня, как жить дальше? как умереть половчее, чтоб дальше не жить? Вот в чем вопрос. Я остановился на 88 странице и дальше не продвинусь никогда. Но не отдал книгу, в Х. некому. Подарю знакомому восточноевропейскому интеллектуалу, чтобы не слишком-то жовиальничал. Завернул в пакет с надписью Huawei и уложил в нижний левый угол разверстого на полу чемодана.
B. Прочитанное, потенциально подлежащее перечтению. Да, но исключительно потенциально, на крайняк, как жмущие пальцы кожаные ботинки, оставленные на случай катастрофического голода. Тоже перевод на английский, то же пижонское издательство. Энергичная восточноевропейская тетенька любит путешествовать. Обожает аэропорты (любопытные описания этих монструозных стеклянных пузырей, гигантских сосудов, к которым присасываются железные птицы, чтобы поглотить или извергнуть очередную партию пассажиров). Еще — обсессия по поводу консервации мертвых тел или отдельных частей тела, а также органов. По этому поводу несколько — сегодня неизбежных — историй о знатных анатомах и прозекторах прошлого, а также сюжет о нынешнем, недавно покинувшем наш мир революционере в области сохранения неживых тканей. Вещи познавательные, но уже не возбуждает. Сейчас все, кому не лень, носятся с трупами. На Западе, конечно. Вот он, закат. Китайцам все равно: они за деньги поставляют тела казненных одному европейскому господину, который сдирает с трупов шкуру и выставляет на наше обозрение то, из чего мы состоим. За деньги, конечно. Так что Маркс не прав: не товар-деньги-товар, а другая схема. Деньги, выплаченные европейским господином китайцам, — товар в виде выставки несвежих, но освеженных человеческих тел, — деньги, вырученные от продажи билетов европейским господином. Но все-таки главная тема этой книги —перемещение не мертвых тел (и их частей), а живых. Путешествия, побеги, убеги. И есть несколько отличных историй об этом. Капельница последнего милосердия, ради которой пришлось прилететь с другого конца мира. Профессор, читающий зажигательные лекции о мертвой культуре пассажирам морского круиза, становится мертвым при виде виннопенного; пока был жив, он, перед тем как испить вина из чаши, опускал в нее пальцы, потом торжественно брызгал вокруг, произнося ритуальные фразы на непонятном языке. Вот этот кусок стоило бы перечесть, я уверен, что автор была знакома с моим — покойным ныне — знакомым профессором С., который, собираясь выпить, проделывал всякий раз именно этот ритуал. Отложим на столик, потом придумаем какую-нибудь книжную полочку. Книжная полка Поднебесного Экспресса.
 
КАЛИОСТРА
КАЛИОСТРА 30 октября 2019 21:45
На русском языке выходит новый роман одного из самых прославленных современных французских писателей, Мишеля Уэльбека — «Серотонин». Главный герой книги полностью разочаровывается в жизни, бросает работу и уезжает из дома; его единственный спутник — таблетки, снабжающие организм серотонином и полностью убивающие интерес к происходящему. Литературный критик «Медузы» Галина Юзефович объясняет, почему этот роман о современной Европе и депрессии — лучшая работа автора за последние двадцать лет.

 
Со времен второго и самого известного романа француза Мишеля Уэльбека «Элементарные частицы», повествующего о судьбе двух разительно не схожих братьев, биолога Мишеля и учителя Брюно, всех героев современного французского классика можно с некоторой долей условности разделить на два больших типа. В равной степени одинокие и несчастливые, они различаются в одном важном свойстве. Первые, подобно Мишелю, ведут свой род от «Постороннего» Альбера Камю: у них очень слабая сцепка с реальностью, они печальны, отстраненны и уже почти лишены человеческих желаний и привязанностей. Другие, подобно Брюно, гораздо теснее связаны с миром: они не столько печальны, сколько раздражены и сердиты, они еще нуждаются в сексе, еде, человеческом тепле, справедливости, смысле жизни. Понятное дело, в рамках уэльбековской картины мира, где наилучший вариант развития событий всегда выглядит как безболезненное умирание, «брюно» куда несчастнее «мишелей», поскольку их неотболевшие сердца (ну, и другие части тела) причиняют своим владельцам постоянную боль и неисчислимые страдания.

 

Если взять за основу такую матрицу, то главный герой нового романа Уэльбека «Серотонин» сорокашестилетний Флоран-Клод Лабруст, желчный, язвительный, грубоватый, конечно же, типичный «брюно» — по крайней мере, на первых порах. Читатель встречает его на залитой солнцем бензоколонке на юге Испании, одновременно пялящимся на хорошенькую юную шатенку и размышляющим, как бы посредством аварии разом избавиться и от осточертевшей сожительницы-японки, и от постылого существования в целом. Этот эффектный план не срабатывает, в последний момент Флоран-Клод выворачивает руль, возвращая свой внедорожник на трассу, однако в некотором смысле решение уже принято: прежней жизни пришел конец.
 
Флоран-Клод собирает вещи, увольняется из Министерства сельского хозяйства, где служил до этого, покидает худо-бедно обжитую квартиру (вместе со злополучной японкой) и без какого-либо дальнейшего плана селится в отеле, единственное достоинство которого — там еще предоставляются номера для курящих. Оттуда он со временем переместится в Нормандию, где окажется свидетелем и без пяти минут участником трагически обреченной борьбы местных фермеров за выживание: во главе крестьян, восставших против произвола Евросоюза, встанет единственный друг героя, потомственный аристократ Эмерик дʼАнкур, действующий на манер маркиза де Лантенака из романа Виктора Гюго «93 год», возглавившего восстание вандейских шуанов.
 
Все глубже погружаясь в отчаянье, Флоран-Клод будет колесить по пустынной французской глубинке со спорадическими набегами в Париж, вспоминать былых подруг и убеждаться, что прежнюю любовь, доверие и счастье (по большей части им же самим и разрушенные) уже не вернуть. Однажды его спутником в этом бесцельном странствии становится маленькая таблетка овальной формы с насечкой посередине — это капторикс, антидепрессант нового поколения. Щедро снабжая своего потребителя серотонином и тем самым поддерживая его формальную функциональность, капторикс полностью убивает в нем либидо и интерес к происходящему. Из цепляющегося за жизнь жовиального и остроумного «брюно» Флоран-Клод понемногу мутирует в отрешенного «мишеля», и теперь срок его пребывания среди живых определяется исключительно количеством денег на банковском счете — больше его здесь ничто не держит.
 
Если сюжет «Серотонина» показался вам смутно знакомым (стохастические скитания героя, наложенные на общую картину упадка и разрушения европейской цивилизации), то вы, несомненно, правы: примерно ту же схему Уэльбек уже эксплуатировал и в «Карте и территории», и в недавней «Покорности». Более того, герой «Серотонина» в какой-то момент даже безуспешно пытается реализовать тот же самый план, который осуществляет лучше приспособленный к жизни герой «Покорности» — провести Рождество в монастыре. Однако на сей раз соотношение компонентов несколько иное: душераздирающая персональная драма не просто формально вынесена на передний план, но и в самом деле ключевая для Уэльбека. А крах традиционной Европы (за этот сегмент отвечают пассажи, связанные с сельским хозяйством Франции) описан предельно реалистично — без характерных для писателя фантастических допущений, а потому производит впечатление куда большей проникновенности и остроты.
 
Формально «Серотонин» — это поток сознания, в котором находится место и для остроумной игры слов (виртуозно переданной на русском постоянной переводчицей Уэльбека Марией Зониной), и для размышлений героя о творчестве Гоголя или, допустим, Ламартина, и для эротических фантазий, и для бесконечных воспоминаний, и для описания беспорядочных миграций. Если бы не фигура самого Флорана-Клода, радикально отличающегося от самого Уэльбека, роман можно было бы рассматривать как модный сегодня автофикшн в духе Карла Уве Кнаусгора (собственно, сам герой не без желчной иронии намекает на подобную трактовку). Однако, пожалуй, вернее будет все же возвести его к прустовской традиции — разве что на место присущей Прусту меланхолической неспешности придется подставить фирменную уэльбековскую горечь.
Именно эта пропитывающая каждую строчку «Серотонина» жгучая горечь — не гнев, не скорбь, не тоска даже (хотя ближе к концу герой начинает буквально умирать от тоски), но именно отрезвляющая и едва ли не спасительная горечь — действует на читателя как пощечина и становится последним элементом, венчающим романную формулу «Серотонина» и делающим ее поистине безупречной. Восхитительная гармония фона (распад традиционных для Франции систем и моделей), действия (личностный кризис, переходящий в пике) и интонации позволяют говорить о новом романе Уэльбека как о подлинно выдающемся тексте и определенно лучшей книге писателя со времен тех самых упомянутых уже «Элементарных частиц».
 
Искать