«<…>мы не должны искать лекарство для себя в этом мире <…>. Мы сами должны стать лекарством для него.»

О чём поют воробушки
В последний день зимы?
— Мы выжили, мы дожили,
Мы живы, живы мы!
В. Берестов
 
Поют воробьи, приветствуя весну. Они не просто живы. Эти маленькие птички с такой непростой и в чем-то мистической историей, уходящей своими корнями в древность веков, буквально выжжены клеймом на сердце этого маленького американского города Сорроувиль в штате Колорадо, на его зданиях, фасадах домов, эмблемах и школьной форме и даже на коже.
Они живы, они живут, они выжили. И гордо восседают на витражах самого элитного и престижного учебного заведения Сорроувиля «Прауд Спэрроу» и безмолвно взирают на учеников.
На тех, что еще живы.
И что им до залитой кровью комнаты, до двенадцати тел, бывших когда-то юношами и девушками, готовящихся выйти в большую жизнь. Для каждого в их маленьком клювике припасен гвоздь. Гвоздь, что прочно и навек приколачивает к этому месту, к уготованной судьбе, к долгу, к бизнесу, к семье, чтобы потом оказаться вбитым в гроб, опускающийся в прогнившую до основания землю.
И вопрошает воробушек: «Кто, кроме нас, жив в этом городе?»
 
Странные смерти, и расследовать их странному типу с не менее странными привычками. Знакомьтесь, частный детектив Клифф Хэнгер-младший. Социофоб, избегающий излишнего физического контакта, и ипохондрик. Ему почти тридцать. И у него непонятная история за плечами, из-за которой он был вынужден оставить службу в доблестной полиции в Лондоне. Мутное настоящее, где он выслеживает неверных мужей и жен. И совсем неопределенное будущее, в котором скалит свой безумный оскал сумасшествие. Он пьет антидепрессанты, он видит яркие сны. Его физическая форма оставляет желать лучшего, а в кармане хранятся платки четырех цветов: серый - для пота, красный - для крови, белый - для носа, синий - для всего прочего.
 
И именно ему приходит письмо с заказом на расследование преступления, которое только свершится. Что это? Злая насмешка преступника, планирующего убийство 12 студентов? Не менее жестокая шутка человека, знающего о готовящемся массовом кровавом действе? Что бы это ни было, Хэнгер разберется, если не успеют сначала разобраться с ним.

«Дело в том, что город — это его жители, люди, а каждый человек — грёбаный космос. И у многих в сердцевине — чёрная дыра.»

В элитном пансионе, где учатся только отпрыски великих мира сего, в одной комнате найдены двенадцать выпускников этой самой школы с перерезанными горлами. Вернее, горла перерезаны у 11-ти, а головой двенадцатого выбили окно и насадили шеей на остатки стекла. Жестоко, кроваво, немыслимо.
 
Как и Хэнгер-младший, внимательный и опытный читатель сразу догадается, в чем тут дело, а потому ему только останется пройти этот нелегкий путь по грязным следам, наблюдая за распадком, за обесцениванием человеческих ценностей, за отсутствием доверия и взаимопонимания, за низведением понятия семьи в пропасть, за цинизмом, за игрой на публику. За большой Игрой, в которую заигрались «взрослые».
 
Хэнгер мало задает вопросов, но на него и так вываливают слишком много того, о чем он предпочел бы не знать. И он слушает, наблюдает, запоминает. Чтобы нанести удар. Только вот достигнет ли он цели? Ведь и для него припасен свой воробушек с гвоздиком в клюве.
 
Здесь расследование без расследования, здесь погружение в себя и в вязкую паутину города. Здесь горькая ирония и самоирония. Здесь тонкий юмор и хлещущая через край правда, оставляющая кровоточащие раны. Здесь неоправданные надежды и стремление доказать что-то кому-то или всем сразу. Здесь отсутствие динамики при стремительно утекающем времени. Здесь точные, цепкие, яркие, бьющие прямо в цель описания и характеристики героев (я просто обожаю такой стиль или прием в художественной литературе, и каждый раз смакую и несколько раз перечитываю, когда достаточно меткого словечка, чтобы выделить персонажа из толпы и навсегда закрепить в сознании читателя).

«У него — лысая голова, тонкая чёрная бородка до груди, как будто прицепил к подбородку гадюку, и жуткие синяки под глубоко посаженными глазами.»

«Десятки учеников «Прауд Спэрроу» провожали своих друзей взглядами из окон. Всё здание стало будто бы коробкой, сквозь дырки в которой взирали на слабый свет, прижавшись лапками, скрытые мраком мышки.»

Здесь обреченность и неизбежность. Здесь пешки. И «игровое поле», залитое кровью, кажется пустым и осиротевшим. Но вот к нему уже приближается новый игрок. Какова его партия? В чей гроб будет заколочен уже припасенный воробушком гвоздь?

«Может, <...> зло неизбежно? И нашими руками действует сама Вселенная?»

А вы знали о бытующем суеверии или легенде о том, что воробей - это проклятая птица?

«— Мы с тобой оказались в странной версии сказки про Шахерезаду: я жива, пока ты рассказываешь мне интересные истории…
— А я жив, пока ты есть в моей голове.»