Тишина.
Молчит Император.
И застыла золотая маска. Молчит Совет. Молчат те, чья жизнь уже закончена, пусть и не знают они о том. И лишь смех ребенка разбивает эту тишину. Кажется, Верховный вздрогнул.
И смахнул испарину со лба.
- Это все? – поинтересовался Император.
- Нет, - Тлалок склонил голову ниже. – Если бы я знал… Великий вернулся! Восславим его.
Он вдруг вскинулся, вперившись взглядом в золотое лицо. Губы Тлалока растянулись в улыбке, а из носа хлынула кровь. Яркая, она потекла по лицу, по груди, мешаясь со старой, упала на плиты.
- Волей своей, словом своим, - он заговорил на старом языке, и каждое слово падало в тишину, что камень. – Вверяю я жизнь свою и сердце в твои руки. Да будет твой гнев подобен солнечному свету…
- Поломанные копья лежат на дорогах, - заговорил в полголоса Ицтли.
И слова его подхватили.
- Мы вырвали наши волосы в печали, - голоса слились воедино, возрождая к жизни древний гимн. И кровь в жилах отзывалось на него. - Дома стоят без крыш нынче, а их стены красны от крови.
Император слушал.
И Совет.
И никто-то, кажется, не смел дышать, как не смел прервать эти забытые ныне слова. И лишь когда последнее из них упало, то ли проклятьем, то ли предупреждением, так же молча распались веревки, спутывавшие руки Тлалока.
Его тело выгнулось, исторгнув хриплый стон. Занесенная рука пробила грудь, выдирая сердце. И показалось, что он вот сейчас поднимется, вместе с сердцем. Но Тлалок покачнулся и рухнул. А под ним медленно начала расплываться лужа крови.
Вот ведь.
Верховный привстал.
- Что это? – шепотом поинтересовался Хранитель копий, тоже приподнимаясь.
– Жертва. Добровольная, - Верховному вдруг стало невыносимо жарко. – Он отдал свое сердце в руки солнца. И попросил его суда.
- А…
- Я слышал, что в старом мире так порой поступали, но… там. Не здесь.
Крови становилось больше. И выглядела она яркой, нарядной.
- Он умер? – раздался детский голосок. – Совсем?
И девочка поднялась с кресла. Она спускалась по ступеням осторожно, обеими руками вцепившись в шкуру леопарда. А спустившись, остановилась над телом.
- Он был плохим? – спросила она, глядя на Императора. И золотая маска задумчиво ответила:
- Не знаю.
- Он был нужен? – девочка наклонилась и коснулась грязного плеча.
- Пожалуй. Он ответил еще не на все вопросы.
- Тогда пусть живет дальше, - тонкий палец скользнул, выводя на коже символ, которого она, это дитя, не могла знать. Её глаза были прикрыты, на губах застыла улыбка, мечтательная и даже слегка задумчивая. Но вот тело дрогнуло.
А кровь побежала.
Обратно.
Верховный подумал, что, верно, все-таки сошел с ума, только не понятно, когда именно. Или же зелья магов на него так влияют. Кровь, получившая свободу, не может вернуться в жилы. А она вернулась. Вся, до капли. И Тлалок перевернулся. В груди его зияла рана. И девочка, наклонившись, вытащила сердце из руки и запихнула в дыру.
- Он больше не будет, - сказала она, вытирая руки о шерсть леопарда, который теперь сидел тихо. – И они тоже. Оставь их живыми.
- Они собирались убить тебя, - Император осторожно коснулся волос.
А Ицтли, горделивый Ицтли, который Императору кланялся нехотя, упал на колени, чтобы растянуться на полу.
- Подательница жизни… - шепот его подхватили, понесли.
- Они просто были глупыми, - девочка взяла Императора за руку и с трудом подавила зевок. – Они больше не станут.
- Что ж, тогда оставь их себе.