Изменить стиль страницы

Ну, конечно, я сумел втереть очки всем в университете: они думали, что я — счастливчик из счастливчиков. Во время политических кампаний у нас даже был лозунг: «Счастье = Джош». На студенческие деньги я устраивал бесконечные вечера, и они так и не поняли, что моё так называемое «счастье» ничем не отличалось от «счастья» любого другого. Оно целиком зависело от обстоятельств. Если всё шло гладко, я был счастлив, а когда дела шли паршиво, у меня на душе тоже было паршиво.

Я был как лодка в океане, которую бросают из стороны в сторону волны: обстоятельства. В Библии есть слово, очень подходящее для описания такой жизни: ад. Но я не знал никого, кто мог бы научить меня жить по-другому и дать мне силы изменить жизнь. Всё вокруг только говорили мне, что я должен делать, но никто не мог дать мне силы, чтобы это делать. Я начал испытывать постоянную неудовлетворённость.

Подозреваю, что немного найдётся людей в американских университетах, которые были бы более искренни в попытках найти значение, истину, смысл жизни, чем я. Я не находил этого смысла, но поначалу просто не отдавал себе в этом отчёта.

Как-то я заметил, что в университете есть небольшая группа людей, жизнь которых чем-то непохожа на нашу, — в этой группе было восемь студентов и двое профессоров. Казалось, они знают, почему они верят в то, во что верят. Мне захотелось поближе с ними познакомиться. Мне было не важно, будут они соглашаться со мной или нет. У меня есть очень близкие друзья, не разделяющие моих убеждений, но я всегда уважаю человека, у которого есть убеждения. (Такие люди нечасто мне встречались, но всякий раз, как такое бывало, я испытывал настоящее восхищение перед ними). Поэтому, напрмер, иногда я гораздо лучше себя чувствую в обществе «левых» активистов, чем среди своих собратьев христиан. Некоторые христиане — так себе, ни рыба ни мясо. Я даже иногда подозреваю, что кое-кто из них попросту притворяется. А вот в этой небольшой группе люди производили другое впечатление: казалось, они знают, что делают. Это довольно-таки необычно для студентов.

Эти люди начали меня интересовать всерьёз: они не просто говорили о любви. Они старались помочь. Казалось, они всегда могут подняться над обстоятельствами университетской жизни. Было такое впечатление, что все остальные просто погребены под этими самыми обстоятельствами. И ещё одна очень важная вещь, бросив-шаяся мне в глаза: казалось, что они счастливы, и их счастье как будто не зависело от внешних обстоятельств. Будто у них был какой-то постоянный внутренний источник радости. Они были счас-тливы до отвращения. У них явно было нечто, чего не было у меня.

Как любой студент, я всегда хотел иметь то, что у кого-то есть, а у меня — нет. (Не потому ли на университетских стоянках велосипеды приходится запирать цепью? Ведь если бы образование действительно разрешало бы все проблемы, то университеты были бы самыми нравственными из человеческих сообществ. На деле это далеко не так). И вот я решил подружиться с этими непонятными людьми.

Недели через две после того, как я принял решение, мы сидели за столом в клубной комнате — шесть студентов и два преподавателя. Разговор вдруг зашёл о Боге. Когда вы не уверены в себе, а вокруг говорят о Боге, вам часто хочется показать всем, какой вы умный, как вы всё это превзошли. В любом университете есть эдакий оратор, который всегда говорит:

— Подумаешь! Христианство-ха-ха-ха! Это для слабаков, нам — интеллектуалам — это ни к чему! — (Как правило, чем громче он вещает, тем более пусто у него в голове).

Меня этот разговор чем-то задевал, и я посмотрел на одну миловидную студентку, бывшую в их группе (прежде я считал, что все верующие-непременно уроды), а потом, развалясь на стуле, чтобы они не подумали, будто мне всё это так уж интересно, спросил:

— Слушайте, что так повлияло на вашу жизнь? Почему она у вас не такая, как у остальных студентов, и активистов и преподавателей?

Должно быть, эта студентка действительно знала, во что она верила. Она посмотрела мне прямо в глаза, без всякой улыбки, и произнесла два слова, которые я уж никак не ожидал услышать в университете в ответ на вопрос о смысле жизни. Она сказала:

— Иисус Христос.

Я ей ответил:

— Ох, ради Бога, только не надо про всю эту чушь. Мне осточертела религия, мне осточертела церковь, мне осточертела Библия. Так что про религию это всё — маразм.

А она мне:

— Слушайте, разве я сказала «религия»? Я сказала: «Иисус Христос»!

Она сказала нечто, чего я никогда прежде не слыхал. Христианство — это не просто одна из религий. Религия — это когда люди пытаются проложить себе путь к Богу добрыми делами. А христианство — это когда Бог приходит к людям через Иисуса Христа и открывает им путь к себе.

В университетах, вероятно, больше, чем где бы то ни было, распространены неверные представления о христианстве. Недавно я познакомился с преподавателем, который на семинаре сказал студентам:

— Любой, кто входит в церковь, становится христианином.

Я возразил:

— А вы что, когда входите в гараж, становитесь автомобилем? Какая же тут взаимосвязь? Христианин — это человек, который верит во Христа.

Мои новые друзья предложили мне критически проанализировать утверждения: что Иисус Христос — Сын Божий; что, воплотясь в человека, он жил среди обычных людей и погиб на кресте за грехи человечества, был похоронен и восстал из мёртвых три дня спустя, и что он может изменить жизнь человека в двадцатом веке.

Я думал, это всё-глупая шутка. Честно говоря, тогда я думал, что большинство христиан — просто идиоты. Кое-кого из них я встречал и раньше. На занятиях я всегда ждал, чтобы кто-нибудь из них встал и начал говорить, чтобы разбить их в пух и прах и уло-жить на обе лопатки. Я полагал, что если у христианина в голове есть хоть одна молекула серого мозгового вещества, то ей грозит смерть от одиночества. А вышло, что я просто ничего не понимал!

Эти люди не оставляли меня в покое, и наконец, я «принял вызов». Правда, сделал я это только из-за гордыни, чтобы опровергнуть их. Ведь я не знал, что мне придётся иметь дело с фактами. Я не знал, что мне придётся ознакомиться с доказательствами и оценить их подлинность.

И в конце концов, я пришёл к выводу, что Иисус Христос, должно быть, действительно был тем, за кого себя выдавал.

Не нужно забывать, что первые две книги я читал с целью опровергнуть христианство! Когда это у меня не получилось, я, в конце концов, сам пришёл к христианству. И вот уже свыше двадцати лет я занимаюсь тем, что подтверждаю документальными свидетельствами своё убеждение: что вера во Христа имеет обоснованный интеллектуальный фундамент.

Однако в тот момент я был в полной растерянности. Разум мой говорил, что возразить мне было нечего, но воля моя тянула меня назад.

Я обнаружил, что путь к христианству чреват тяжёлыми испытаниями для личности новообращаемого. Иисус Христос бросал прямой вызов моей сознательной воле, он призывал меня уверовать в него!

Вызов этот свучал примерно так: «Вот, я стою у двери и стучусь: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, Я войду к нему» (Отк. 3:20). Мне было не важно, умел он или не умел ходить по во-де и превращать воду в вино. Фокусники мне были не нужны. Но что-то не давало мне покоя. В общем, разум говорил мне, что в христианстве — истина, но душа моя была в смятении.

Всякий раз, когда я встречал моих воодушевлённых друзей-христиан, возникала конфликтная ситуация. Если вам когда-нибудь случалось быть среди счастливых людей в момент, когда у вас на душе скверно, то вы знаете, какое раздражение может вызвать вид чужого счастья в эти минуты. Они были так явно счастливы, а я был настолько несчастен, что иногда я просто вскакивал и выбегал из комнаты. Дошло до того, что я ложился спать в десять вечера и не мог заснуть до четырёх утра. Было ясно, что мне нужно как можно скорее на что-либо решиться, чтобы не свихнуться. Я всегда был восприимчив к новым идеям, но лишиться из-за них рассудка я не хотел.