Педагогический коллектив в ужасе замер, а Рэне Ивановна, внимательно выслушав Марину, задумчиво сказала:

— Да, этот твой костюм никуда не годится, и на открытие тебя в нем пускать нельзя. Зайди ко мне завтра за деньгами и купи себе что-нибудь приличное.

Марина не нашлась, что ответить, — она ожидала какой угодно реакции от властной, вздорной и сумасшедшей президентши, вплоть до немедленного увольнения, но только не такой.

— Она тебя не слушала, — объяснял Марине психолог Юра, — она тебя рассматривала. Так что реакция, хм, вполне адекватная. Для нее, во всяком случае.

Однако психолог ошибся — вечером президентша вызвала к себе директора пансиона Игоря Роговцева и велела ему поговорить с «девушкой» и узнать, не собирается ли она "свои глупости" распространять еще где-то.

— Мы все силы бросаем на имидж, — сказала она, — и нам не нужны сплетни и слухи. Она среди сотрудников ведет такие разговоры? Если она ничего не понимает в педагогике, пусть… — и Дальше пошел обычный ее бред, который пансион выслушивал ежедневно. Игорь держался за свое место, точнее, за зарплату, многократно превышающую жалованье директора в обычной школе. Конечно, он мог бы рассказать начальнице о том, что все, абсолютно все сотрудники пансиона в душе солидарны с Мариной. Он мог бы сказать, что все сотрудники просто диву даются, как это Рэне Ивановне, этой странной во всех отношениях особе, удалось пробить проект с пансионом и запудрить мозги стольким уважаемым или по крайней мере известным людям. Вместо этого Игорь сказал:

— Да, понимаю вашу тревогу, Рэне Ивановна. Думаю, все дело в том, что Марина — человек вспыльчивый и она, как и все мы, устала. Вот и сорвалась.

— Нам тут психопаты не нужны, — перебила его президентша, — мы с детьми работаем.

— Не нужны, точно, — согласился Игорь.

— Вот и хорошо, что вы тоже так думаете, — опять перебила она. Сделайте так, чтобы этих выходок больше не было.

С Мариной Игорь договорился без труда.

— Ты ж понимаешь, что спорить с ней бесполезно. Не связывайся. Захочешь уйти — уходи, мы вместе придумаем тебе мотивировку, ну там — уезжаешь или беременная…

— Я замуж скоро выхожу, — подсказала Марина.

— Вот! Отлично! Не зли ее, Мариш, с сумасшедшими надо помягче.

— Да, понимаю, детей только жалко.

— Жалко. Но мы-то надеемся, что она наиграется в пансион и опять отвалит в свой бизнес. Будет изредка только нервы нам трепать. Тогда и дети оклемаются.

И учителя опять занялись репетициями. Был, правда, еще один инцидент, но ерундовый. Приехала нанятая Рэне Ивановной режиссерша праздника. И вдруг во время репетиции, когда декламировались стихи великих поэтов, которые тоже воспитывались в пансионах (в том смысле, что пансионное образование неизбежно приводит к серийному выпуску гениев), — Лермонтова, Одоевского, Грибоедова, Раевского и т. п., режиссерша громко захлопала в ладоши и закричала:

— Надо развесить по сцене таблички с их именами.

Развесить так развесить, как скажете, никто не возражал.

— Инициалы, какие у них инициалы?

— К учителю словесности, — ткнула Рэне Ивановна пальцем в Марину.

— Итак, — режиссерша достала блокнот, — Грибоедов?

— Александр Сергеевич, — сказала Марина.

Режиссерша раздраженно передернула плечами:

— Я вас про Грибоедова спрашиваю!

— Александр Сергеевич.

Режиссерша просто затряслась.

— Я еще раз повторяю, я про Грибоедова вас спрашиваю!

— Я вам про Грибоедова и говорю.

— Да? Его так же звали, как и Пушкина? Надо проверить. Далее Одоевский?

— Какой?

— А их сколько?

— Я, по крайней мере, знаю двоих.

— И как их звали?

— Одного — Владимир Федорович, другого — Александр, отчества не помню. Который декабрист.

— И кто из них учился в пансионах?

— Понятия не имею.

— Та-ак. Отчество Раевского знаете?

— Какого?

— Их тоже было двое?

— Нет, их было гораздо больше. Первый — декабрист Владимир Федосеевич, потом — генерал Раевский. Был еще Александр Раевский — демон Пушкина. Потом Николай…

— А какой учился в пансионе?

— Не знаю.

Режиссерша ушла недовольная и нажаловалась Рэне, что Марина ничего не знает толком, зато выпендривается и срывает мероприятие. Рэне опять вызывала Игоря и долго с ним беседовала, в результате чего Игорь стал Марину избегать и вплоть до самого открытия пансиона ни словом с ней не обмолвился.

А на открытии Рэне Ивановна чуть не набросилась на Марину с кулаками. Пока дети пели песни и читали стихи, все было ничего. Пока именитые гости перед телекамерами произносили торжественные речи о "нашем будущем" и о "силе таланта, который надо оберегать", все было даже прекрасно. Но во время банкета Марина позволила себе немыслимую вольность. Зачем? По неосторожности.

Известный танцовщик, нахваливая детей, посетовал на то, что "дети у вас замечательные, это видно, но что же они такие зажатые? Они еще успеют обрести солидность".

Рэне Ивановна не успела ответить, зато Марина танцору возразила:

— Сейчас они совсем не зажатые, обычно они у нас куда скованнее.

Известный композитор, услышав, видимо, только слова Марины и не поняв после пол-литра водки, о чем вообще речь, поддержал разговор следующим образом:

— Да, детей надо воспитывать и держать в строгости. Так они, согласен, хорошие у вас, но очень развязные, наглые.

Потом танцовщик похвалил девочку, которая уже успела прославиться своими эстрадными песенками:

— Голос замечательный, данные хорошие, но зачем она поет такую эстрадную дрянь? Потом эти вульгарные ужимки, прыжки…

Рэне Ивановна, будучи женщиной незатейливой и простой, отреагировала на это так:

— Шоу-бизнес требует таких песен, и, знаете, она же нарасхват со своим репертуаром, все время гастролирует, ездит повсюду, такая известность!

На это немедленно откликнулся глава одной из конфессий:

— Как — все время гастролирует? А учеба? (Наивный человек.)

Рэне Ивановна охотно выдвинула свою версию происходящего:

— Родители понимают, что дар не вечен, и неизвестно, долго ли она еще сможет так успешно выступать. Они, наверное, хотят заработать денег сейчас, пока есть возможность.

Жена видного государственного чиновника в ужасе воскликнула:

— Как! Зарабатывать деньги на собственном ребенке?! Какой кошмар. Нет, надо учиться, обязательно надо.

И вот тут Марина опять оплошала:

— Да у нас пока до учебы не дошло, мы все к открытию готовились, так что гастроли не мешали.

В коридоре Рэне Ивановна схватила Марину за грудки и зашипела:

— Ты мне за это ответишь! Я тебе обещаю. Ты еще пожалеешь о том, что вредишь нам! Горько пожалеешь!

Глава 29. ИРИНА

Открыв дверь и увидев милиционера, она не удивилась. Даже, пожалуй, обрадовалась. Вдруг ему удастся разрядить обстановку в доме? Лиза целый день рыдает в своей комнате, Алеша сидит у себя, не выходит. Единственный нормальный человек — мама, она в панику не ударяется, успокаивает всех, пока, правда, безуспешно.

— Мне бы хотелось поговорить с вашей дочерью, — сказал милиционер.

— Попробуйте. Боюсь, не удастся, — процедила Ирина сквозь зубы.

— Почему?

— Она очень расстроена, испугалась за отца. Когда она к нему приехала, ей в первый момент показалось, что он уже умер.

— Ничего, мы умеем разговаривать с расстроенными. Но сначала, Ирина, несколько вопросов вам. Правильно я понимаю, что в случае смерти вашего бывшего мужа вы наследуете все его имущество? — Милиционер смотрел на нее наглыми глазами — бестактность собственного вопроса его нисколько не смущала.

— Что вы имеете в виду?

— То самое, что вы подумали.

— Вы хотите сказать, что я их всех убила?

— Я хочу, чтобы вы ответили на вопрос.

— Нет. — Ирина зло прищурилась. Я — ничего не наследую. Если, не дай бог, конечно, с Иваном что случится, наследниками будут дети.