"Тьфу, мерзость, — подумал старший оперуполномоченный. — Убил бы".

И опять никакого просвета.

Глава 22. ИРИНА

Три года назад, за полгода до развода. Это было весной. Они завтракали, и Ирина вдруг заметила, как Иван изменился. У него было совсем другое лицо. Веселое? Довольное? Да, но не в этом дело. Правильнее всего будет сказать, что у него была нашкодившая морда.

Когда Иван заводил романчик, причем, именно романчик, а не "случайное знакомство", его лицо принимало виноватое выражение. И подлизывался он, конечно, больше обычного. В это утро, валяясь в постели, Иван попросил принести ему чего-нибудь вкусненького.

— И не подумаю. — Ирина сдернула с него oдеяло. — Вставай, умывайся, а там посмотрим. Иван был весел и, как бы сказать, шутлив:

— Но, зайка, мне же нужно кушать. — Слово «кушать» Иван ненавидел и употреблял его только в шутку.

— Вставай — и на кухню. Завтрак достанется только хорошо умытым и причесанным гражданам. И место выдачи еды — кухня. Разводить свинство в постели тебе никто не разрешит. Скажи Бань, — спросила Ирина специально безо всякого перехода, чтобы «взять» его тепленьким и расслабленным, — у тебя роман?

— Нет. — Иван посмотрел Ирине в глаза. Он был убийственно спокоен, лежал, курил и пускал в потолок колечки. — А что за идиотские вопросы с утра пораньше?

— Я тебе не верю. — Ирина тоже старалась сохранять спокойствие.

— Не верь. — Иван затушил окурок и пошел умываться.

Пока он возился в ванной, Ирина продумывала план действий.

Она твердо знала, что пускать подобные процессы на самотек нельзя ни в коем случае. "За счастье надо бороться" — это мудрое изречение не было известно разве что той лягушке, которая утонула в молоке, покорившись судьбе. Ирине по духу была ближе другая лягушка, та, которая трепыхалась, трепыхалась, сучила лапками, сучила и взбила масло. И Ирина приступила к борьбе со стихией.

Узнать, кто ОНА, проблем не было, девчонки из ВИНТа просветили. Зовут Марина, двадцать пять лет, преподает русский-литературу в школе. Что тут интересного? Но самое удивительное, что нашел ее Иван в этом дебильном пионерском штабе. Впрочем, Ирину это как раз обрадовало, потому что напроситься в штаб и посмотреть на предмет пламенной страсти родного мужа было легче легкого.

Для начала Ирина позвонила Люсе.

— Люсечек, милый, не звонишь, не заходишь. Люся явно растерялась от такой неожиданной нежности. Раньше она не замечала за Ириной даже простейшей доброжелательности.

— Да как-то.

— А я вот думаю — не навестить ли вас? У вас хорошо, тепло, смешно.

Расчет был верен — от любой похвалы в адрес штаба Люся плавилась, как шоколадка на солнце.

— Конечно! Послезавтра у нас открытие летнего туристического сезона.

— В поход пойдем? — В голосе Ирины явственно зазвучало сомнение.

— Нет. Отмечаем в штабе.

— Вот и отлично!

Иван, когда узнал о предстоящем визите Ирины в штаб, впал прямо-таки в паническое состояние.

— Зачем ты туда пойдешь?! Ты с ума не сошла ли? Что это тебе в голову ударило?

Ирина злорадствовала, наблюдая, как он мечется, но сама забеспокоилась больше прежнего. Неужто все так серьезно?

В результате Иван пошел вместе с ней. В штабе все было, как всегда. Ирина с Иваном пришли в разгар обсуждения маршрутов летних походов и проверки сохранности снаряжения. Подобные "важные дела" всегда играли роль делового стержня, на который наматывалось увеселительное мероприятие. Одно дело приходишь в гости для того, чтобы пить, есть и развлекаться. Как еще вечер сложится — неизвестно, и весьма часто подобные нарочитые вечеринки не удаются. Другое дело, если люди собрались обсудить важные дела, можно даже сказать поработать, а попутно — выпить и закусить. Успех обеспечен: будет и весело, и приятно, и задушевно.

В штабе постоянно ковались новые технологии общения. Приходи кто угодно — тебе будет хорошо, потому что мы все добрые, улыбчивые, внимательные, мы все сделаем, чтобы тебя понять и простить. За что? Неважно. Мы такие люди, что всех заранее за все прощаем. Твои проблемы — это наши проблемы. Причем чем больше этих проблем, тем лучше, потому что это поле для приложения доброты и участливости штабистов, а также тема для дискуссий и споров.

В тот вечер хозяева и гости обсуждали важнейший вопрос — "не подкупить ли еще одну четырехместную палатку", а также играли в бутылочкy, в спичку и пели песни под гитару.

Марина оказалась хорошенькой, но не так чтобы «ох». Слишком высокая, как сказала потом Ирина, "выше человеческого роста", слишком обычная. На Ирину она смотрела испуганно, на Ивана старалась не смотреть вовсе. Он, наоборот, изображал полную расслабленность, много говорил, шутил, пел, но был как на иголках, Ирина-то чувствовала.

Потом играли в спичку — идиотская такая игра, при которой горящая спичка передается из рук в руки, и тот, у кого она погаснет, должен ответить "только честно!" — на вопросы всей компании. Ирине повезло — с третьего раза спичка погасла у Марины. Когда пришла Иринина очередь задавать вопрос, она спросила так:

— Хотелось бы знать, кто избранник такой очаровательной девушки?

— У меня нет никого, — ответила Марина. Чуть позже спичка погасла у Ирины. Марина попыталась уклониться от расспросов соперницы. Но не тут-то было.

— А вы ничего не хотите у меня спросить? — Ирина смотрела на Марину ласково, по-матерински.

— Я? Да, конечно. Сейчас… А вы… Нет. Вот, какое ваше самое любимое блюдо? Вот самое-самое…

— Я так и думала, что вы спросите именно об ЭТОМ — Ирину одновременно разбирали и смех, и злость.

Смешно было еще и потому, что именно в этот вечер у Ирины появился страстный поклонник по имени Гена. В пионерском прошлом Гена Попов был трудным подростком из неблагополучной семьи и "вышел в люди" только благодаря Люсе, Кате, Свете, Вове, Коле и другим членам пионерского штаба, которые Гену своевременно перевоспитали и снабдили тем домашним теплом, которого ему не хватало по месту жительства.

Гена был потрясен, как он выразился, обаянием и красотой Ирины и ходил за ней хвостом весь вечер, кидал на нее восторженные взгляды и тяжко вздыхал.

Надо отдать должное Ивану — он не обратил на Генины чувства никакого внимания, и когда по дороге домой Ирина поинтересовалась, не ревнует ли ее муж, Иван вяло пожал плечами:

— Гена? Приставал? Ну надо же.

Ирине было неуютно. Сам по себе вечер не произвел гнетущего впечатления, и сама по себе Марина была не так уж опасна, но Ирину доконала финальная сцена. Прощаясь, Иван целовал женщинам руки. Когда он взял руку Марины, Ирине показалось, что он сейчас потеряет сознание. Иван побелел, и у него задрожали губы.

"Ну нет, это уже просто ни в какие ворота, — с yжасом подумала Ирина, уж лучше б я их в постели застала".

Самое главное и самое трудное было не подать виду. Еще трудней было демонстрировать нежность и ласковость, мурлыкать и сюсюкать.

Она улыбалась, говорила: "Ванечка, солнышко", а самой хотелось выть и этому солнышку — сковородкой по морде.

"Это — потом, — утешала она себя, — ты у меня еще получишь за свои дрожащие губы".

В одно прекрасное утро, проводив мужа, по-прежнему сияющего от переполнявших его чувств, Ирина отправилась по магазинам. И-на лавочке около их подъезда обнаружила бывшего трудного подростка Гену.

— Я вас все ждал на наших встречах, все ждал. Вы придете к нам в штаб еще когда-нибудь? Нет, я знаю, у вас дети и много хлопот с ними…

Гена был определенно трогателен.

— Встречаться с вами можно только в штабе, вы это хотите сказать? уточнила Ирина.

Гена, еще не веря в собственное счастье, немедленно пригласил ее к себе в гости.

По дороге он купил бутылку сухого вина и несколько апельсинов. Квартирка была страшненькая, но не грязная, а то бы Ирина не смогла. Гена суетился, как только мог, красиво расставлял посуду на столе, зажег свечи, потом сидел у ног Ирины и смотрел влюбленно. "А почему бы и нет? — подумала Ирина, выпив третий бокал вина. — Почему нет-то?"