А силища какая: ногою хлестнет — из одного волка два станет; рогом ударит — насквозь прошибет. Зря стая с ним связалась, не догнать! Далеко ушел и все норовит логами, где глубже снег. Понимает, что делает. Волки бегут по брюхо в снегу, передний грудью путь прокладывает.

Лось уходит в глубь бора, в самую чащу леса и все махом, без передышки. Много пробежал, ой, как много, хищникам не догнать! Только перед рассветом он попал в знакомый лог, куда спешил. Тут уж его никто не потревожит: глушь, чаща, к тому же место кормистое, можно беспечно прожить много дней.

Лось затормозил бег. Тяжелое дыхание выдавало усталость. Он казался еще более неповоротливым, еще более грузным.

Лосю, как никогда, хотелось прилечь, уставшие ноги требовали передышки. Он теперь не верил тишине, лишился покоя. Кочки, пни, тени деревьев пугали его, он подолгу всматривался в густой сумрак леса. Но усталость брала верх, и зверь сдался. Через минуту он лежал на снегу, разбросав ноги, откинув рогатую голову.

Его и сонного не покидала тревога. Тяжело дышал, ерзал всеми четырьмя ногами по снегу, удирая от кого-то, и, наконец, вскочил, шарахнулся в сторону, да вдруг остановился, не узнав места, в котором оказался. Ноздри раздулись, уши поднялись торчмя, мутными глазами смотрел на свой след, прикрытый сумраком. Вокруг тишина, ничто не шевелилось, только мороз немою поступью бродил по бору, и где-то далеко знакомо постукивал дятел, — значит, уже утро.

Зверь осмотрелся, пошагал по скрипучему снегу, постоял у края осинника, послушал… В коротком сне не отдохнули ноги, наоборот, еще больше расслабли. Только длительная передышка могла вернуть силы лесному великану, и он тяжело, безвольно опустился на землю. Но сон на этот раз был еще короче, да, вернее, он и не начинался. Лось не успел закрыть глаза, как из далекого края бора в утреннюю тишину просочился еле уловимый звук — то где-то далеко, на его следу, выл голодный волк.

Лось вскочил. Вой повторился, еще более заунывный и жуткий.

Лось, не разбираясь, что впереди, бросился по чаще в глубь лога.

Какая страшная сила была в волчьем вое! Легкими прыжками Меченый рассекал снег. В его движениях не было торопливости, будто понимал волк — куда бы ни бросился лось, как бы ни петлял по тайге, а уж коль отдал свой след волкам — не миновать ему схватки со стаей.

Глубокий снег изматывал волчью силу, но впереди богатый пир, не важно, где и когда он будет, у хищников хватит терпения дождаться. И они упрямо пробивались вперед, по следу лося. Казалось, сам лось манил их за собой к развязке.

Только к полудню стая наткнулась на лежки в логу, где перед утром отдыхал зверь, и там задержалась. Требовалась хотя бы небольшая передышка, ведь впереди еще большой и трудный путь, полный неизвестности. Все знали, что лось просто так не дастся.

Волки задержались, Меченый вышел вперед. Опираясь на крепкие ноги, он приподнял злобную морду к небу и завыл, он потрясал бор своим могучим воем, гнал сохатого дальше и дальше, не давал отдохнуть и покормиться.

Во второй половине дня расстояние между стаей и лосем резко сократилось. Лось стал петлять, бросался куда не нужно, участились лежки. Животное изнемогало от собственной тяжести. Близость добычи подбодрила стаю. Все настороженно следили за Меченым, ждали сигнала, чтобы броситься вперед или затаиться. Вот-вот где-то близко должна мелькнуть темная тень зверя — и тогда…

Чуткое ухо сохатого давно уже уловило позади себя надвигающийся шум. Теперь только схватка и могла решить судьбу лесного великана.

Но пока что он — вот уже сутки — уходит от погони.

А тем временем солнце скрылось за гольцами, разлив по тайге розовый свет угасающего дня.

Последняя надежда на горы, на глубинный снег. Вот уже в просветах леса мелькнула лысая гора, окутанная холодным сумраком. Последнее усилие, и он вырвется из леса.

Но Меченый понял, чего хочет лось, увлекая стаю к заснеженным отрогам. Он подал знак Шустрой перерезать сохатому путь, завернуть его в бор.

Лось, раздвигая грудью чащу, выкатился на последнюю поляну, остается преодолеть небольшую крутизну, и он окажется за бором, в зоне глубоких снегов. Скорее, скорее туда, там спасенье! Лось наддал, не жалея сил. Но волки не зевали, и для них наступила решительная минута. Вот левее и впереди мелькнула темная тень Шустрой. Волчица шла под острым углом к лосю, сокращая расстояние огромными прыжками. Увидев ее, сохатый на какое-то мгновение остановился, но вдруг, словно опомнившись, решил пробиваться за лес, не захотел свернуть, полез напролом. А сзади и тоже немного левее перегоняла его разгоряченная стая.

Не успел он сообразить, что делать, как Шустрая прыгнула на него и острыми клыками резанула по боку. Лось бросился на хищника, но что-то больно прилипло к груди, к задним ногам, впилось в загривок, стало давить к земле. Пошатнулся зверь, поплыл мимо лес, тьма замутила глаза, подкосились ноги великана, и он со страшным стоном повалился на обагренный кровью снег.

Но волки не успели начать расправу. Лось вскочил на ноги. Откуда и сила взялась! Два-три стремительных поворота, сильный бросок вперед — и от навалившейся на него тяжести осталась только боль. Стая отскочила, скучилась, готовая к новой атаке. Лось бросился на противников, бил передними и задними ногами, размахивал рогастой головой, и на снегу остался труп волка-переярка. Теперь скорее в бор, подальше от этого места, от проклятого волчьего запаха!

Оторопевшая стая задержалась. Меченый подошел к убитому волку и предупреждающим взглядом окинул стаю. Никому не разрешил подойти, но дал стае маленькую передышку.

Лось пугливыми шагами отмерял тайгу, с трудом передвигаясь по глубокому снегу.

Местность, по которой уходил великан от смертельной беды, волки знали хорошо, все там было волкам знакомо: и холмы, и перелески, и ключи. По следу зверя было видно, что он пробивается к озеру Амудиго. Меченый решил дать ему возможность добраться туда. Вожак оттеснил Шуструю, и засеребрилась снежная пыль под упругими волчьими прыжками. Уже перевалило за полночь… Большая круглая луна освещала путь уставшему лосю. Ослаб зверь, еле бредет, тяжело перешагивая через валежник, обходя бурелом, завалы, нехитро путая свой след. А сам зорко оглядывается, настораживает уши, нюхает воздух, не уверен, что волки совсем отстали от него. Скорее бы до озера, там, в осиннике, много корма и глушь, лучшего места для отдыха не найти. А потом он непременно уйдет за те дальние горы, что видны у горизонта, и никогда не вернется в Бэюн-Куту.

Чу, вроде шорох послышался сзади?… Лось повернулся и оторопел: его настигала стая. Куда бежать? Он снова проявил упрямство, не свернул с намеченного пути. А этого-то и нужно было волкам. Окружив его сзади полукругом, стая спокойно вела жертву в желанном для нее направлении.

Вот они миновали последние холмы. Впереди марь, дальше редколесье, а за ним, в сизом мраке зимней ночи, блеснуло скользкой зеркальной гладью озеро Амудиго.

Лосю надо бы остановиться, у него уже не было сил бежать, сперло дыхание, ноги онемели. А волки уже перерезали путь в бор, набегали: боку, теснили к озеру…

Увидев перед собой ледяное поле, лось застопорил бег. Он бросился назад, и все смешалось в яростной схватке, покатилось по снегу огромным шаром. Упал лось, да, видно, не пришел еще ему конец, вскочил, стряхнул с себя вцепившихся волков, но в бор не смог прорваться, задержали его хищники на берегу.

Теперь лося всюду окружала смертельная опасность. В его распоряжении был крошечный клочок земли и ничего больше. Впереди разъяренная стая, а позади скользкий лед, только ступи на него — сразу поскользнешься, упадешь — и конец, без борьбы, без сопротивления.

Волки не медлили, даже маленькая передышка могла испортить дело. Короткий сигнал Меченого. Обезумевшая от голода стая бросилась на лося. Но тот не отступил. Грозно заработали его ноги, взметнулись над врагом страшные рога.

Волки наседали с трех сторон, разом теснили бородача на лед. Тот продолжал сопротивляться. Один волк уже корчился в предсмертных судорогах, с раздробленным черепом, другой втоптан в снег. Но великан потерял рог, поранил переднюю ногу.